С благодарностью Дженет Джонсон, учившей меня писать рассказы, и Сноу Лонгли Хауш, учившей меня поэзии в лос-анжелесской средней школе, очень давно, и Джеку Гассу, помогавшему мне в работе над этим романом, не так уж давно.
Не удержишь то, что любишь.
У. Б. Йейтс
Потому что они не заснут, если не сделают зла; пропадает сон у них, если они не доведут кого до падения; ибо они едят хлеб беззакония и пьют вино хищения.
Книга Притчей Соломоновых, 4, 16-17
Мне неизвестно толком, чем все это кончится, но что бы там ни было, я иду навстречу концу, смеясь.
Стабб в "Моби Дике", гл. XXXIX
ПРОЛОГ
Главное дело - стоял октябрь, месяц, особенный для мальчишек. Само собой, остальные месяцы тоже не похожи друг на друга, просто, как говорят пираты, одни получше, другие похуже. Взять вот сентябрь - плохой месяц: надо в школу идти. Август не в пример лучше - до школы еще не близко.
Июль - ну, июль замечательный: куда ни глянь, на школу и намека нет. Ну а уж июнь лучше всех: школьные двери нараспашку, а до сентября - миллион лет.
А теперь взять октябрь. Уже месяц, как началась школьная тягомотина, значит, к узде пообвык, и дальше пойдет легче.
Уже можно выкроить время и поразмыслить, чего бы этакого особенно гадкого подкинуть на крыльцо старому Приккету, или что за прелесть мохнатый обезьяний костюм, дожидающийся праздника у ХСМ <ХСМ - Христианский Союз Молодежи> в последний вечер месяца.
А если дело, к примеру, происходит еще и в двадцатых числах, и небо, оранжевое, как апельсин, слегка пахнет дымом, то кажется, что Хэллуин <Хэллуин - вечер 31 октября - канун Дня Всех Святых. Отмечается карнавалами и веселыми розыгрышами> в суматохе метел и хлопанье простынь на ветру так никогда и не наступит.
Но вот в один странный, дикий, мрачный, долгий год Хэллуин пришел рано, и случилось это двадцать четвертого октября в три часа после полуночи.
К этому времени Джеймсу Найтшеду с 97-й Дубовой улицы исполнилось тринадцать лет одиннадцать месяцев и двадцать три дня от роду, а соседу его, Вильяму Хэллуэю, - тринадцать лет одиннадцать месяцев и двадцать четыре дня. Оба почти коснулись четырнадцатилетия, вот-вот оно затрепыхается в руках.
В ту октябрьскую неделю им обоим выпала ночь, когда они выросли сразу, вдруг, и навсегда распрощались с детством...
ЧАСТЬ I
ПРИБЫТИЕ
Глава 1
Продавец громоотводов прибыл как раз перед бурей. На склоне облачного октябрьского дня он шел по улице Гринтауна, Иллинойс, и внимательно поглядывал по сторонам. А вслед за ним, пока еще в отдалении, стая молний долбила землю, там огромным зубастым зверем ворочалась гроза, и увернуться от нее было не так-то просто.
В огромном кожаном мешке торговца тоже погромыхивало. Он шел от дома к дому, выкрикивая странные названия таившихся в мешке штуковин, и вдруг остановился перед подстриженной вкривь и вкось лужайкой.
Трава? Нет, не то. Торговец поднял глаза. А, вот оно.
На траве, выше по отлогому склону, - двое мальчишек. Схожие и ростом, и обликом, сидят и вырезают свистульки из бузины, беспечно болтая о прошлом и будущем, сидят, вполне довольные собой. Этим летом ничего в Гринтауне не обошлось без них, отсюда до озера и еще дальше - до реки, на каждой вольной тропке остались следы их ног, и к школе они вроде управились со всеми делами.
- Эй! Как дела? - окликнул их человек в одежде грозового цвета. - Дома есть кто?
Мальчишки одинаково помотали головами - Ладно. Ну, а как у вас с монетой?
Головы снова качнулись вправо-влево.
- Добро, - кивнул торговец, сделал несколько шагов и остановился, сразу ссутулившись. Что-то его встревожило... может, окна ближайшего дома, может, тяжелое, холодное небо над городом. Он медленно повернулся, словно принюхиваясь.
Ветер трепал ветки облетевших деревьев Солнечный луч, отыскав просвет в тучах, мгновенно вызолотил последние дубовые листья и тут же пропал, - золото на дубах потускнело, потянуло сыростью. Все. Очарование исчезло.
Пришелец ступил на зеленый склон.
- Как звать тебя, парень? - спросил он.
Один из ребят, с головой, похожей на белый пух чертополоха, прищурился и глянул на торговца глазом, блестящим, словно огромная капля летнего дождя - Вилли, - представился он. - Вильям Хэллуэй <Хэллуэй - от англ. "Hallow" (святой), отсюда же - "Halloween", канун Дня Всех Святых.>.
Грозовой джентльмен слегка повернулся:
- А тебя?
Сосед Вилли даже не шелохнулся. Он лежал ничком на осенней траве, глубоко задумавшись, словно ему еще только предстояло сотворить себе имя. Волосы густые, настоящие лохмы цвета спелых каштанов, вид - отсутствующий, глаза разглядывают что-то внутри, а цветом - как зеленый горный хрусталь. Все. Сотворил. Небрежно ткнул сухую травину в рот.
- Джим Найтшед <Ночная тень (англ.).>.
Торговец понимающе кивнул.
- Найтшед. То самое имя.
- И в самый раз ему, - сказал Вилли. - Я родился за минуту до полуночи тридцатого октября, а Джим через минуту после полуночи, стало быть, уже тридцать первого.
- Аккурат в Хэллуин, - произнес Джим.
Несколько слов - но за ними крылись их жизни: гордость за матерей, живущих по соседству, вместе спешащих в больницу, вместе приносящих миру сыновей, минутой раньше светлого, минутой позже - темного. За этим виделась история веселых праздников вместе, на них Вилли каждый год зажигал свечи на пироге за минуту до полуночи, а Джим в первую минуту последнего дня месяца гасил их.
Так много сказал Вилли несколькими словами, так много подтвердил своим молчанием Джим. Так много услышал торговец, опередивший бурю и задержавшийся здесь невесть зачем, разглядывая лица ребят.
- Хэллуэй, Найтшед, - повторил он. - Значит, говорите, нет денег?
Похоже, огорченный собственным безрассудством, торговец запустил руку в мешок и выудил чудную железяку.
- Ладно. Берите даром. Думаете - с чего бы это? Скажу, пожалуй. В один из этих домов ударит молния. Без этой штуки - бац! Огонь и пепел, жаркое и угли! Трах!
Торговец протянул стержень. Джим не пошевелился, а Вилли схватил железяку и воскликнул:
- Ты посмотри, какая тяжеленная! И чудная. Никогда таких громоотводов не видал. Ну, погляди, Джим!
Потянувшись как кошка, Джим наконец соизволил повернуть голову. Зеленые глаза удивленно распахнулись и тут же превратились в узенькие щелочки.
Громоотвод представлял из себя кованый крест с полумесяцем внизу. Стержень усеивали крохотные завитушки и сплошь покрывали выгравированные слова, произнося которые можно было запросто вывихнуть челюсть, а таинственные цифры переплетались с какими-то полузверями-полунасекомыми из сплошной щетины, когтей и клыков.