Как из пожарных брандспойтов ударили струи воды.
Сухой ствол липы, за которым я прятался, принял парочку увесистых гостинцев, каждый из которых сулил мне тяжелую контузию. И никакой
расчудесный костюм СПП мне не помог бы.
Но самым массивным снарядом оказался, разумеется, наш попаданец.
Мешком с картошкой он плюхнулся в лужу.
Хорошо, что в тот день там не прятались ни припять-плавунцы, ни водянки-сварщики. Иначе вкусный человек был бы съеден быстрее, чем успел бы
сказать «ой».
Думаете, на том всё и закончилось? Мы победили?
Ура-ура?
Нет.
Мне предстояло самое трудное, самое страшное: выхватить из лужи бездыханное тело и оттащить его на гарантированно безопасное расстояние.
Желательно метров на сорок.
Потому как на сколько минут, секунд, мгновений ослаб гравитационный потенциал петли Мёбиуса, я не знал.
Ее поле могло восстановиться когда угодно. В любую секунду. А могло и не восстановиться вовсе.
Эти гравитационно-кинетические аномалии толком не изучены. Надежных данных просто нет.
Чувствуете? Когда я вошел в лужу, я молился.
В любой миг в фокусе петли Мёбиуса могла восстановиться виртуальная масса, приличествующая планете-гиганту. И полетел бы я благополучненько в
петлю, как если бы был надоедливым жуком, которого сбили щелчком со стола.
Я дошел, подхватил спасенного идиотика под мышки и поволок.
И снова я молился.
Я вышел из лужи. Я волок спасеныша дальше и дальше.
За спиной что-то громко хлопнуло. Я изо всех сил толкнулся ногами, бросая свое тело вперед, как можно дальше от петли Мёбиуса. Мне показалось,
что я на мгновение повис в точке равнодействующей силы тяжести, формируемой восстановившейся аномалией и нашим, родным, хорошим, земным, физичным,
ньютоновским ускорением свободного падения.
Наверное, все-таки показалось.
По крайней мере я вполне благополучно плюхнулся брюхом на асфальт, не чувствуя боли.
А потом, боясь встать, боясь, что надо мной бушуют невидимые гравитационные вихри, я тащил спасеныша дальше. Будто мы попали на войну и я был
санитаром, который под обстрелом уносит раненого бойца с поля боя.
Наконец я позволил себе остановиться, сел на корточки и осмотрел счастливчика.
Это глупое, насквозь промокшее в луже тело и оказалось восемнадцатилетним сопляком по имени Тигрёнок.
Глава 2. Излом
Stranger next to те, have I seen your face
Stranger next to me, have I seen this place.
Stranger, Gorky Park
Тучи разошлись, выглянуло солнце. На сердце сразу потеплело.
— Ну и как ты досюда дошел, а, отец? — спросил я у Тигрёнка, приняв флягу обратно. Сделать еще глоточек или ну его?
— Дошел. По карте.
— Один? — Я все-таки закрутил пробку и убрал флягу.
— Один, — буркнул он, пряча глаза.
— А врать старшим нехорошо, — сказал я нейтральным тоном. Давить на него у меня не было настроения.
— Один, — упрямо повторил он.
— Ну так это же прекрасно! — Я наигранно просиял. — Если один дошел, значит и обратно прекрасно выйдешь без меня. Бывай здоров, Тигрёнок. — Я
поднялся и начал демонстративно собирать манатки.
— Э, погодите, погодите!… Куда вы?!
— У меня, дорогой, до захода солнца еще много интересных дел, каждое на миллион. Я и так на тебя, балбеса, полдня угробил. Надо наверстывать.
— А как же я?!
— Я же сказал: ты прекрасно справился без меня с непростой сталкерской задачей, дойдя сюда от самого Периметра. Так что обратно до Периметра
как-нибудь дотопаешь, я думаю.
— Я… я не дойду!
Я был уверен стопудово, то есть я просто ни на секунду не сомневался, что он пришел сюда с группой кого-то из моих коллег. Некий опытный
сталкер — нещепетильный и бессовестный, то есть практически любой — взял парня с собой.
В зависимости от конкретной степени бессовестности он мог поступить по-разному. Скажем, стребовать с него много денег за услуги проводника. Или
мог взять в качестве отмычки и на этом основании денег с него не брать. Или же, наконец, взять много денег и использовать в качестве отмычки…
Если пораскинуть мозгами, можно было гарантировать главное: отмычкой парень службу сослужил, влетев в петлю Мёбиуса и тем обозначив точные
габариты ее зоны захвата для остальных членов группы.
Я говорю именно о размерах зоны захвата, а не о факте присутствия аномалии, потому что это две совершенно разные вещи. Само наличие какой-то
гравитационной аномалии можно было установить и по противоестественному вздутию поверхности воды в луже.
А вот понять, на каком расстоянии аномалия способна захватить человека, можно только при помощи массогабаритного макета человека. В виде
отмычки, например.
Всё так, всё так… Но давить на парня всей мощью этих неопровержимых аргументов, изображать из себя Ша Холмса и Дэ Ватсона в одном флаконе мне
вдруг расхотелось. Не желает признаваться, что доверился кому-то из моих коллег, а тот его бессовестно кинул, — ну и не надо. В конце концов, я не
следователь военной прокуратуры!
Хотя, конечно, нехорошо, ох нехорошо бросать живых отмычек в ловушках… У него ведь даже конечности целы. Не то что парень сломал хребет и
возиться с ним нет никакой возможности. Таких, ясное дело, приходится пристреливать. На моей совести тоже пара таких есть. А на чьей нет?…
«Лучший прокурор — совесть».
Интересно, а этот замшелый афоризм я зачем вспомнил? И откуда я его вообще знаю? Кто это им недавно при мне блистал? Когда? Зачем?
Мне на мгновение стало не по себе.
Ладно. По себе или по кому, а надо с этим Тигрёнком что-то решать.
— Ну как хочешь. Тогда никуда не ходи, сиди здесь.
Я сброшу мессагу «Долгу». За тобой придут. Они добрые, дурачков вытаскивают. Причем забесплатно. Если всё пойдет нормально, через пару деньков
будешь там, за Периметром.