Алина даже входила в число тех немногих муравьев, которым удалось переползти с одного
листка бумаги на другой и вернуться назад. И последние полгода она пыталась построить непротиворечивую математическую модель, которая описывала бы
их путешествие в рамках самых передовых научных представлений. Разумеется, этим занималась не она одна, а вся Лаборатория трансформации континуума,
возглавляемая профессором Серебряковым. Но Алина с некоторым злорадством отмечала, что Олег Павлович, получив обильную информацию о двух
субпространствах Зоны — «Химерической Припяти» и «Изумрудной Башне», — выбрал ошибочное направление: он пытался применить к наблюдаемым феноменам
устаревшую теорию Дэвида Бома и быстро зашел в тупик, хотя еще и не понимал этого. Алина надеялась утереть ему и прочим коллегам нос, предъявив свою
модель, созданную на более верифицируемой теории струн. Ее амбициозным планам мешала осуществиться лишь сущая мелочь — Алина тоже оказалась в
тупике. Она была уверена, что некоторые ее идеи просто блестящи, но сомневалась в том, как следует их развить. А посоветоваться ей было не с кем —
ведь тогда бы пришлось публично признаться в своем поражении. А отец… Постой, что он сказал только что?.. «Но если ты попробуешь построить модель
Зоны в многомерном пространстве…» Что это — просто фигура речи, или он имеет в виду что-то конкретное?
— Папа, ты пытался это сделать?
— Что,
Алюсик?
— Пытался построить модель Зоны?
— Поправка номер один! — Пыхало поднял палец вверх и лукаво взглянул на Алину. — Не пытался, а
сделал!
Девушка насторожилась. Она прекрасно помнила, что отец не дружил с высшей физикой — как и подавляющее большинство сисадминов, получивших
образование в начале века. Самое простое объяснение в данном случае: он мог нахвататься терминологии при просмотре популярных передач типа «Орешек
знаний» или «Час науки на Первом», и теперь в помрачении рассудка соединил обрывки знания в некую частную умозрительную теорию, которая кажется ему
непротиворечивой, но которую без особого труда разобьет в пух и прах любой первокурсник физмата. Такое случается довольно часто — Алине уже
приходилось иметь дело с «фриками», но представить, что и ее отец двинется в том же унылом направлении, она пока не могла. С другой стороны,
«подключение» к загадочному каменному «интерфейсу», обнаруженному экспедицией Серебрякова в субпространстве «Изумрудная Башня», явно сказалось на
его психике, а значит, Александр не мог отвечать за свои поступки, а тем более за слова. Бред он и есть бред.
Но расстраивать больного отца Алине
совсем не хотелось. Она изобразила улыбку и с нарочитым воодушевлением воскликнула:
— Папка! Ты просто молодец! Как тебе удалось?!
— Поправка
номер два. — Привалов вздохнул, обнимая ее за плечи. — Всю Зону мне не потянуть, я разумный человек. Но я сделал эмулятор управляющего комплекса —
того самого, который мы назвали Стоунхенджем.
Алина с облегчением перевела дух. Ничего страшного. У Пыхало была исключительно хорошая память, а в
состоянии стресса он мог запомнить мельчайшие подробности «Стоунхенджа» — вплоть до отдельных трещин на глыбах, если, конечно, там были трещины. Ну
вот и создал под впечатлением от тех экстремальных приключений модель из пластилина и спичек, которую гордо окрестил «эмулятором» — программер, что
с него взять? Теперь он подобно сообразительному ребенку ждал одобрения своей деятельности.
И, разумеется, дождался.
— Папа, ты мне его
покажешь? — старательно изображая заинтересованность, спросила Алина.
— Конечно, Алюсик. Он у меня в палате. Пойдем?
— В палате? — Алина на
секунду вообразила, что отец прячет от санитаров под кроватью маленькую модель «Стоунхенджа».
— Да, на компе. Помнишь, я просил у тебя принести
широкополосный спутниковый модем?
— Да, конечно.
— Ну и вот. Я сразу же связался с Приваловым, и мы славно поработали.
Приваловым? Алина в
первый момент не поняла, о ком говорит отец. Ведь Привалов — это прозвище, которое дали ему еще в Институте медико-биологических проблем. Неужели
раздвоение личности? Но тут она вспомнила, что Александр иногда так называет своего домашнего искина, и успокоилась.
— Ну что, пошли? — Пыхало
настойчиво взял дочь за руку и потянул в палату.
— Пошли!
Однако у входа в павильон отец остановился.
— Постой, Алюсик. Сейчас же обед.
Тебя выгонят.
Появился хороший повод улизнуть, но Пыхало успел заинтриговать Алину, и она сказала, добавив капризных ноток:
— Папа! Я должна
увидеть это сейчас! Я не доживу до завтра!
— Ну ладно. Тогда сделаем так. На посту внизу говорим, что ты забыла сумочку в палате, дальше я
отвлекаю Марию Филипповну, а ты пробираешься ко мне в палату и ждешь там. Я похлебаю борща и сразу вернусь.
На первом посту им повезло: охранник
отлучился в туалет, и врать не пришлось. Охранник, сидевший у входа в отделение, не отрывался от маленького телевизора — так что этот кордон они
тоже преодолели без приключений.
Александр направился прямиком к столу медсестры.
— Марья Филипповна, я не опоздал? Знаете, с дочкой
заболтался. Наряды, женихи то… се… А как ваши внуки, кстати? Олечка уже ходит?
«Бездарный актер, — подумала Алина с досадой. — Ни за что бы не
поверила».
Но Марья Филипповна была другого мнения.
— Ой, Александр Борисович, ползает еще. Но шустрая такая! И глазки уже такие умные.
— Это хорошо. Она у вас сколько весит? Знаете, легкие детки позже начинают ходить…
И, воркуя друг с другом, парочка направилась к столовой.
Алина быстро пошла к палате номер пять. Но тут путь ей преградил Тихий Паша. Кажется, в первый раз за весь день он ее увидел и, присев на корточки,
широко распахнул руки и заорал во все горло:
— Здравствуйте!!!
Алина испуганно шарахнулась к стене. Однако никто не обратил внимания на
громкий вопль — все на отделении давно привыкли, что Паша без конца здоровается со своими невидимыми друзьями. Глубоко вздохнув, Алина с разбегу
проскочила мимо Паши, а когда тот попытался ухватить ее за ногу, просто перепрыгнула через его расставленные руки и опрометью бросилась в палату.
Паша ее не преследовал. Только разочарованно выдохнул:
— Вот так здравствуйте…
— Ну смотри, дочка! — Александр запустил программу.
Дисплей
на несколько секунд потемнел, и Алина увидела хорошо знакомую ей картинку: тридцать обтесанных глыб, стоящих вертикально в круг и соединенных
поверху каменными перемычками.