Тень сомнения мелькнула на бесстрастном лице Девреза. Но с этим человеком трудно было найти общий язык: он требовал полного повиновения, был
суеверен и доверял только своей интуиции. Убедив самого себя, что в юго западном направлении должен быть проход, он хотел, не теряя ни дня,
поскорее туда добраться.
– Завтра утром отправимся дальше!
– А что, если мы все таки не можем? – тихо спросил Алкуэн.
Лицо Девреза посуровело.
– Вы отказываетесь мне повиноваться?
– Нет, капитан, мы не отказываемся, но у нас больше нет сил! Ведь экспедиция была рассчитана только на три месяца.
Деврез, хотя все в нем и кипело от ярости, не мог не признать правоту своего подчиненного, иначе он не стал бы медлить с ответом. Я надеялся,
что здравый смысл возьмет верх, и капитан согласится на отсрочку. Но нет, он не был способен уступить.
– Ну, что же, – произнес путешественник, – значит, я пойду один.
Затем он повернулся ко мне:
– Вы подождете меня здесь десять дней?
– Зачем? – вскричал я. – Если они решили остаться, то не мне их судить. Клянусь, что я буду следовать за вами, пока мы не вернемся обратно в
Европу!
Люди остались безучастны к моим словам. Сжатые губы Девреза выдавали несвойственное ему волнение:
– Спасибо, Робер! – воскликнул он и с презрением обратился к остальным:
– Я не заявлю о вашем поступке, принимая во внимание то, что вы устали и слишком долго находитесь в пути. Но я приказываю ждать нас на этом
месте ровно две недели, если не случится ничего непредвиденного. В противном случае ваше неповиновение будет считаться настоящим предательством.
– Будем ждать вас до вечера четырнадцатого дня, – покорно ответил Алкуэн, – и поверьте, нам жаль…
Деврез перебил его, высокомерно махнув рукой. Мы долго сидели в тягостном молчании.
ПРИЗНАНИЕ
Я проснулся на рассвете. Все еще крепко спали. Я нервничал, тревожась за хрупкую Сабину, которую ждали новые испытания, и упрекал себя за свое
решение: прими я сторону остальных, быть может, капитан не стал бы так упорствовать. Эта мысль не давала мне покоя. Однако, зная его характер,
скорее можно было предположить обратное. А вдруг он ушел бы один, забрав с собой Сабину? Но разлука с ней была бы для меня страшнее смерти!
Так я размышлял, стоя у входа в пещеру. За стеной нескончаемого дождя поднимался новый унылый день. Вокруг – сплошная вода: и на земле, и на
небе.
Внезапно за спиной я услышал шорох, легкие осторожные шаги. Я повернулся – то была она, Сабина. Закутанная в накидку, она приближалась с
таинственным видом. С ее приходом всякие сомнения и грусть рассеялись. Даже дождик казался приятным, он словно скрывал нас ото всех. Застыв на
месте, как загипнотизированный, я едва смог что то вежливо пробормотать.
– Я хочу с вами поговорить, – сказала Сабина.
Эти простые слова в ее устах прозвучали загадочно и волнующе.
– Я очень тронута вашей преданностью, – продолжала она. – Мой отец будет вечно признателен вам, но он не умеет это выразить. Вы не возражаете,
если вместо него это сделаю я?
Я глядел на выбившиеся пряди волос на ее прелестной шее, на скромную серую накидку, более прекрасную, чем одеяние феи. Прекрасен был и вход в
пещеру, и нежный дождик, вторивший словам любимой… Меня переполняло чувство восторга, все во мне трепетало… Но в сердце закралась тревога. Уж
слишком прекрасной была эта минута – как вспышка молнии, возвещающая грозу.
Моя любовь словно прорвалась наружу. Конечно, все было к этому готово, уже давно в моей душе расцвело глубокое и нежное чувство.
Уж
слишком прекрасной была эта минута – как вспышка молнии, возвещающая грозу.
Моя любовь словно прорвалась наружу. Конечно, все было к этому готово, уже давно в моей душе расцвело глубокое и нежное чувство. Но как часто
даже сильная любовь угасает, если ее долго таят, и может совсем погаснуть, если о ней так и не решатся заговорить. Иногда какое то слово или
поступок – вроде этой милой выходки Сабины – вынуждают нас сделать выбор; и не знаешь, к чему он приведет: к счастью или к поражению,
вознаградит или обречет на безответную любовь. Сегодня утром я знал, что буду с ней говорить, я знал, что испытаю судьбу. Какими муками мне
придется заплатить за эту минуту? Не буду ли я проклинать Сабину за то, что она пришла? Я пробормотал:
– Если сказанные мной тогда слова пришлись вам по душе, одно это для меня – высшая награда.
Сабина не сводила с меня своих ясных глаз, я же стоял, словно околдованный.
– Высшая награда? – переспросила она.
И тут она покраснела. Я задыхался и долго не мог ничего ей ответить. Юная дева, как я осмелюсь сказать тебе об этом! Если я произнесу эти слова,
а они упадут в пустоту? А если я получу отказ? Неужели наши руки, наши губы никогда не встретятся?.. Все во мне сжалось от тягостного сомнения.
Наконец, я смог вымолвить:
– Да, высшая… Ваша признательность будет мне лучшей наградой за все превратности пути, за мою верность вам.
Сабина отвела от меня взгляд, боязливо поджала губы. Эта девушка была самой судьбой, весь вопрос жизни и смерти теперь таился для меня под ее
опущенными густыми ресницами. Я сказал прерывающимся от волнения голосом:
– Вы сомневаетесь в моей преданности?
– Возможно, мне и следовало бы быть менее доверчивой, – ответила она с легкой иронией, но такой ласковой, доброжелательной!
Я все еще сомневался, меня мучил страх потерять ее: что мне выпадет – да или нет? Я рискнул и выпалил:
– А если я всегда буду рядом с вами?
– Всегда?
– Да, всю жизнь?
Ее лицо стало серьезным: я почувствовал, что силы покидают меня. Но незачем было прибегать к уловкам, жребий был брошен! Я продолжал:
– Вы не возражаете, если я поговорю с вашим отцом, согласен ли он назвать меня своим сыном?
По лицу Сабины промелькнула тень замешательства. Потом она сказала с милой решимостью:
– Да, поговорите с ним.
– Сабина, – вскричал я, испытывая радость и боль одновременно, – значит, я могу верить в то, что вы меня любите?
– А что же вам еще остается делать? – сказала она, и снова в ее голосе прозвучала ласковая и доброжелательная ирония.
В то раннее дождливое утро в болотном раю передо мною возник образ счастья. Я осторожно взял ее прелестную руку и поднес к губам. Я чувствовал
себя властелином мира.
ВОДЯНОЙ ЧЕЛОВЕК
Вот уже два дня, как капитан, Сабина и я шли дальше одни. Мы продвигались по равнине, которая становилась все мрачнее, хотя в ней была и своя
величавая красота. Не знаю, может быть и существовал где нибудь проход, но с каждым часом идти становилось все труднее. К счастью, мы взяли
только маленькую лошадь Сабины: в этих условиях наши лошади стали бы скорее обузой.
К концу второго дня снова зарядил дождь. Со всех сторон нас окружала вода. Мы медленно пробирались вперед по узкому гребню.
– Скоро стемнеет, – сказал капитан, – пройдем еще немного. Действительно, приближалась ночь. Солнце гасло в горниле заката. Мы направились туда,
где, как нам показалось, возвышался небольшой холмик. Не могу понять, что вдруг стряслось с лошадью Сабины, – она неожиданно понесла и молнией
проскочила левее холма.