Хорошо хоть сразу не открыл
огонь, ведь это сам Пельмень пожаловали. У него, что называется, «во лбу звезда горит» — фонарик хороший, диодный. На голове крепится, у многих
сталкеров такой есть. Неужто и Пельмень за хабаром ходит? Или ходил когда-то? Глядя на его щуплую фигуру, узкие глазки и артритные ручонки, в
подвиги не шибко поверишь. А прозвище свое он получил из-за крупного носяры, мясистого нароста посреди костлявого лица.
— Сидорович? — шепнул я.
— Спит, — хихикнул Пельмень, и мне сразу захотелось двинуть ему в глаз, чтоб серьезней относился к делу. — Стаканчик принял — и без задних лап.
Обмыл удачную сделку.
— Хабар?
— Закинули, а как же, все по плану. Вот он и обмыл, а я тут как тут.
Я кивнул. По плану — это хорошо.
Чтобы спуститься в подземелье, надо было пройти несколько метров по неосвещенному пространству. Мне это сразу не понравилось, поэтому я
тактично пропустил даму вперед. Меня мама учила: женщинам место надо уступать. Ляля презрительно хмыкнула и шагнула во тьму. Впереди, под уходящим
вниз потолком, тускло мерцали сороковаттки сквозь запыленные плафоны.
— Позвольте, а почему так темно?… — возмутился Пельмень, оглядываясь вокруг, отчего свет его «звезды» заметался по стенам.
— Назад! — прошипел я, но было поздно.
На что наступила Лялька, какой невидимый луч пересекла, не знаю, но сигналка взревела сиреной гражданской обороны.
Оттолкнув Брынзу, прыгая через три ступеньки, я скатился в узкий коридор, ведущий к логову Сидоровича. И как раз успел увидеть, как со
скрежетом захлопнулась массивная стальная дверь, из-за которой выскочил сам скупщик — рукава закатаны по локти, ствол наперевес. Да не просто ствол,
а «бульдог». Глаза торгаш выпучил, губы под усами тряслись, и ругался он при этом — уши закладывало. Нельзя так громко в наших местах разговаривать,
примета плохая.
Лялька с Маховиком меня вмиг догнали. И застыли на месте.
— Кто такие?! Стоять! Руки вверх! Подходи по одному! — принялся выкрикивать Сидорович речевку из старых, еще советских боевиков.
Со страху и не такое наговоришь. А вот гранатометом он зря пугал. Из «бульдога» в закрытом помещении долбить — чистейший суицид. Проще себе
горло перерезать, и то больше шансов выжить. Всем известно, что шкуру свою Сидорович любит безмерно, почти как деньги, может, чуточку меньше. И
рассудительности ему не занимать. И потому было ясно, что лысый пень точно стрелять не станет.
— Эй, Сидорович, не гневи судьбу, роняй свою игрушку. Только нежно, а то не дай бог… — Понимая, что это глупо, я отступил за широкую спину
Маховика. Если Сидорович пальнет, и за десятком таких спин не спрячешься. — Ты ж схватил что под руку попало, верно? Хорошая вещица, нам в хозяйстве
пригодится.
Мне нельзя рисковать. Я слишком близко подобрался к своей мечте.
— Это кто там гавкает?! — прищурился Сидорович, но «бульдог» не опустил. — Пошли вон отсюда!!!
Меня изрядно раздражал вой сирены, из-за которого сказанное угадывалось лишь по движению губ.
Да и несговорчивость Сидоровича нервировала.
Поэтому я просто шагнул из-за спины Маховика и всадил три пули в плечо торгаша. Покатились под ногами гильзы из старенького ПММ. Самая та машинка,
когда долбишь почти в упор.
Барыгу опрокинуло на спину, гранатомет он уронил. Меня на мгновение окатило ледяной волной, почудилось, что он таки успел нажать на спуск. И…
ничего не случилось.
«Обошлось», — с удивлением подумал я и прыгнул вперед, с ходу вбив мысок ботинка в ребра Сидоровича. Надо бы грохнуть его. Пулю в лоб — и все
компромиссы. Но — чуть позже. Сначала, Макс, разберись с той партией хабара, что торгашу сгрузили накануне, а уже потом зачищай мирное население.
— Ну ты, Край, попер, как трактор по бездорожью… — шевельнулись губы, намазюканные фиолетовой помадой. — Он же всех нас мог…
Пока я проверял карманы скупщика, Лялька стояла вся бледная, что вовсе не в ее стиле. Бой-баба. С такой и в гамаке комфортно, и кабана валить
не страшно. Хорошая девчонка, вот только сердцу не прикажешь…
— Мог, да не смог, — отрезал я. — Чё стоим?! Я один дело делаю, а хабар поровну?
— Мы так не договаривались! — Пельмень вдруг схватил меня за рукав кожанки.
Вот уж кому рта лучше было не раскрывать. На месте этого недоноска я бы дышал через раз и молился Хозяевам Зоны.
Я взглянул на Маховика, тот кивнул в ответ, мол, занесу в протокол показания свидетеля.
По части протоколов он — профи. Третью ходку поймал по «мокрой» статье, и тут как раз отменили мораторий на смертную казнь. Оценив состояние
экономики Украины как плачевное, Маховой Виталий Иванович проявил сознательность и избавил державу от расходов на казенные похороны. Проще говоря,
спланировал и осуществил дерзкий побег: заложник плюс три трупа в форме ВВ. Кстати, заложник, кум колонии, тоже оказался не долгожителем…
Схватившись за расквашенный нос, Пельмень слушал лекцию об отхожих местах, где ему надлежит прописаться в кратчайшие сроки, а я искал чертов
рубильник, который заткнул бы сигналку.
— Пельмень, не зли меня! Выруби это!!! — Я так рассвирепел, что готов был вскрыть предателю горло, если тот не выполнит мою просьбу.
Оттолкнув Витальку, Пельмень мазнул ладошкой по ближайшему выключателю в две клавиши. Я-то думал, это для лампочек Ильича, которые под
потолком, но ошибся.
В наступившей тишине я услышал стук собственного сердца. Молотило оно о грудную клетку дай боже. Еще бы, от налета мое будущее зависело. Или
пан, или пропал.
И опять мой взгляд уткнулся в запертую дверь. Толстенная сталь, еще круче, чем наверху. Взрывчаткой только и возьмешь. Или прямой наводкой.
Или… Я поднял «бульдог» и разочарованно хмыкнул: не заряжен. Ну, ничего, я на бонус и не рассчитывал, есть у меня ключик от любой двери. В
тротиловом эквиваленте. Только бы заряд правильно рассчитать, чтобы схрон не завалило.
— Ах вы суки… ай суки… — подтекая алым, стонал на полу торгаш.
— Пельмень, калитку осилишь? — Я прищурился, уже зная ответ, но еще надеясь, что обойдется без шума и пыли.
Носатый испуганно мотнул головой, подозревая, что мне это не понравится.