Красавица не стала кочевряжиться, мгновенно хлопнула сто граммов "для храбрости", не поморщилась и не попросила закусить. При свете лампы Митя приметил, что она давно уже не девушка. Хотя годы никоим образом не испортили ее. Скорее наоборот.
- А ты, Митяй, не думай, что мы невоспитаннее, чем вы, - сказал, закусив, Путята. - Топором по черепу - это, конечно, некультурно. Но ведь каждый раз, чтобы чужую жизнь похитить, ты свою собственную вражескому острию подставляешь и смело ссышь в лицо опасности. А сейчас что? Пухлый извращенец, сидючи в светлом тереме на капитолийском, скажем, холме, кнопочку надавит и полетит невидимая смертушка, от коей сгорит вмиг десяток изб, и все что в них, от младенчика до мышки. И назовется все это не злодейством, а миротворчеством.
- Мы считаем, что каждый имеет право прославиться через честный подвиг и погибнуть со страданием в первом ряду. Ты того же мнения, боярыня? - поинтересовался Ракша.
Беловласый молодец с косичками в льняной бороде, похоже, приглянулся даме даже больше чем Путята.
- Боярыню Светланой зовут. - представилась красавица и хихикнула. - Что касается меня, я предпочитаю любовные поединки.
- Не боярыня она, а конкретно путана, - обиженно буркнул Путята. Хотя я Ракшу не осуждаю. Тоже был уязвлен добротою лица и тела этой, понимаешь, боярыни. Ладно, пойду я, поточу свой меч. - задумчиво закончил он.
- А вот мое оружие - крест и покаяние, - сказал светлоликий Глеб. - Однако и меч сгодится для предварительного вразумления грешников.
- У меня тоже оружие имеется, - заметила прекрасная Светлана.
Как все больше подмечал Митя, прекрасность ее зависела от умелого сокрытия возраста от наблюдателей. Лицо, в любом случае, благодаря обилию косметики выдавало обширное и сложное прошлое, и глаза принадлежали явно не наивной простушке, а человеку опытному. Но вот остальное "вооружение", что талия, что коса, что бюст, не говоря уж о шубке, были на высоте.
- А я тебя, кажется, узнала, хоть ты и неприметный, - сказала Светлана Мите, и он стал мучительно вспоминать, где и когда.
- Ну что вы, Светлана, ты не для меня, ты только не обижайся...
- А чего обидного, ты ж в институте вертелся.
- Каком еще институте? - оторопел Митя, чувствуя уже неладное.
- Каком-таком институте? - цепко отреагировал Путята.
- В таком-сяком, в кирпичевском. Я там работала когда-то, а если точнее, не столь уж давно, пару лет назад.
Митя встрепенулся. Это ж нарочно не придумаешь! Едва появляется компания ряженых психопатов, задумавших пробраться в центр кагэбэшной науки, как тут же словно из пены пивной возникает дура, которая всуе упоминает эту секретную контору. А может она, вообще, ментовская наводчица?
- И зачем работала при своей красе писанной? - ласково подмигнул Ракша. - Утехи ради либо за пропитание? Чему предавалась там долгими трудоднями?
- Мальчики-с-пальчики мои, а об этом никак не нельзя. - Светлана повела пальчиком около губок.
- Может, над плитой зазнобу подвесить? - предложил Еруслан, у которого до сих пор не было видно глаз.
Женщина мигом прижалась к Мите и как будто даже задрожала.
- Это что отморозки, что ли? Сразу так, над плитой.
- Да я тебя, за эти слова про институт, на привокзальную площадь отправил бы работать, без выходных, - сказал, но не слишком громко Митя, стараясь отстраниться от женщины.
- Мы - витязи, в отличие от этого мелкого фраера, - пьяно икнув сообщил Еруслан. Он тяжело поднялся и потянулся к максимально отшатнувшейся Светлане. - Человеку без бабы можно, но не нужно. Раззуделась плоть моя на твои прелести.
- От возбуждения плотского хорошо помогает колокольный звон, особенно если сам звонишь, - заметил Глеб, однако не поторопился на помощь грешнице. - Боюсь и у меня раззудится, я ведь последний раз блудом занимался в допетровские времена. На масленицу, разговелся как-то значит, в баню пошел.
Тут откуда ни возьмись, девки голые... Может, я в чужую баню попал? А потом триста лет блудный грех замаливал, звонил, значит, в колокола...
- Это из-за Глеба царь-колокол свалился, - подмигнул Мал, который, тоже стал пристраиваться к женщине.
Митя сильно вспотел. Так называемое чувство чести требовало от него вступиться, но чувство самосохранения заставляло отвалить подальше от этой путаны. Или наводчицы. Она ведь в других обстоятельствах даже не плюнула бы в его сторону.
По счастью избавление пришло с неожиданной стороны. Достаточно было Еруслану ущипнуть даму за грудь, как он получил от нее кулаком в челюсть и локтем под дых.
- Ну что, полегчало плоти? - бесстрашно спросила Светлана, однако не добавила бандиту своей длинной ногой, чем сильно расстроила Митю.
Еруслан полежал, сопя, на полу, как будто у него сели батарейки, но затем стал подниматься, сплевывая, и хватаясь за нож, заткнутый за голенище.
- Хвит стендр хейдар хлин фюр гамни мину, - задумчиво произнес Эйнар, однако осталось непонятно, на чьей он стороне.
- Остынь, Еруслан, - сказал Путята... - Баба ведь, и причем справная, одни сиси силиконовые чего стоят, не одну тысячу. Окромя того, не татары мы, чтобы людей нещадно мучить и баб неволить. Проявить удаль и молодечество - не запретно, если против злого недруга. Отлупцевать нерадивую женку, неряху и пустомелю, по заслугам ее - тоже не грех. Только не женка она тебе покамест... И ты на дыбы не становись, Светлана, у него ведь все родичи в Рязани сгинули, у нас правда тоже, но он особо чувствительный, психованный то есть. Он оторва, застрельщик.
- А это еще что такое? - осторожно спросил Митя, пытаясь выяснить диагноз Еруслана. - Сексуальный маньяк, что ли?
- Как будто не сексуальный. - несколько озадачился Путята. - Он, понимаешь ли, в великом задоре перед татаровьем полуголый скачет, базлает, бесит их, грузит их по-всячески.
- Да я ничего, не хуже других, - сказал несколько засмущавшийся Еруслан, подчеркнуто миролюбиво ковыряя кончиком засапожного ножа в зубах.
- Голенький и воюет, ну надо же. Мальчики, расскажите, с кем у вас разборки-то, - попыталась переключить публику Светлана. - Рязань - это что, кабак какой-то? А татаровья - банда что ли? Казанцы? Типа с Волги?
- Про казанцев ничего не знаем, на Волге люди-булгары живут, мы их не боимся, даже дружество водим. - на манер сказителя заговорил Путята. - А эти издалека явились, гоги-магоги какие-то, вышли из гор восточных, из пустынь хиновских, куда их Македонский Олександр произволением Божьем загнал. Беглый люд, а потом и дозоры наши доложили о том, что великие рати идут с востока. И начальствует ими некто Батый или Бату, Джучиев сын. И что не жалеют они никого, ни мужа, ни младенца, ни посева даже. И подумали мы, вломим мы тебе, беспощадному, достанется от нас гогам-магогам на орехи. Князь собрал дружину и боярских детей со всей земли Рязанской, а земля та не шибко велика, послал еще за подмогой в Володимер, но там не приветили наших послов, думая, что уж их-то гоги-магоги обойдут стороной.
Бандит явно занимался вольным изложением учебника истории. Но с какой целью? Просто бредит или пытается усыпить внимание, застать врасплох, делает какие-то намеки?
- Стало быть, мы не шибко опечалились отказу, зачем славой с володимерцами делиться. Поехали на реку Сить, чтобы встретить пришельцев интересными гостинцами. А как приехали, так заплясали под саблями агарянскими. И луки у них роговые, злее нашего стреляли. И доспехи были не в пример крепче. А наши кольчуги и бехтерцы, что береста гнилая супротив их сабель. Забыл о нас Бог великий, а старых богов славенских мы сами забыли, но вот противник злобой и силой исполнен был необычайной...
- Да чего уж необычайного, - стал выводить свою арию Ерманик. Самое обычное технологическое преимущество. Оружие китайское, сталь и железо каленые, травленые, без примесей грязных, кони степные как братья родные, тактика передовая мобильная, не чета нашей.