Увеличенные снимки участков планеты, принесенные разведдисками, грудами лежали на навигационных столах и в кают-компании, а после тридцатого витка объем собранной информации вырос настолько, что переработать его можно было бы, только переключив на это Большой Мозг. Однако основное было ясно и без обработки информации: планета мертва. Раньше, совсем недавно, здесь обитали люди, сотни миллионов, миллиарды людей. Но год назад после атомной катастрофы они погибли. Все до единого. Кто спасся от ядерных взрывов — умер от радиации. Заражено все — и воздух, и вода, и почва. Пройдет еще много лет, прежде чем планета снова станет пригодной для жизни.
Причин катастрофы, ее продолжительности зонды и съемочные камеры выяснить, естественно, не смогли — это придется делать людям.
Пора было спускаться.
Совещание на мостике, посвященное этой проблеме, было длительным и бурным. За последние дни каждый из членов экипажа рассматривал карты, каждому приглянулось то или иное место на планете, и каждый считал, что именно в его точке больше всего шансов найти «материал» для аппарата короны Вас.
Загребин всех выслушал, никого не перебивая, потом сказал:
— Я поддерживаю вариант короны Аро, который предлагает совершить посадку у города в Южном полушарии, где климат довольно суров и в течение девяти месяцев температура ниже нуля. Город сравнительно мало поврежден. По крайней мере, меньше многих других городов. Он лежит в низине, на берегу моря и с трех сторон защищен от ветров. Речка, протекающая через город, берет начало неподалеку в горах, из ключей. Возможно, уровень радиации в ее воде ниже, чем в воде других источников. Вот вроде и все. И не будем терять времени. Я вижу, что Цыганков хочет сказать небольшую речь в защиту варианта посадки в районе крупнейшего города этой планеты. В любом другом случае я бы с удовольствием выслушал еще разок все его насыщенные пафосом аргументы, но сейчас как капитан я пользуюсь правом вето. Бауэр, когда будем проходить над местом посадки, спусти туда разведдиск.
Малыш подошел к капитану и сказал:
— Вы не правы, Геннадий Сергеевич. Вы совершенно не правы. Я не собирался защищать свой вариант. Просто, когда мы поймем, что место высадки неудачно, прошу зарезервировать за моим пунктом вторую очередь.
— К тому времени, — сказал Загребин, — мы будем уже достаточно знать о планете.
Снимок города, который капитан выбрал для высадки, прикрепили к стене. Сверху, с высоты тридцати километров, город казался коротконогим осьминогом, подобравшим половину щупалец. Он обнимал двумя из них полукруглую бухту, упрятав тело между высокими холмами. Часть зданий в городе сохранилась, и улицы, извилистые и узкие, проглядывались кое-где светлыми полосками. В некоторых местах они прерывались, засыпанные обрушившимися домами. Бомбы взорвались, видимо, на его восточной окраине, а западные районы, за центральным холмом, увенчанным руинами какого-то большого здания, остались целы. Правда, после взрывов в городе бушевали пожары — черные полосы гари широкой кистью были нанесены на карту.
За городом к горам вдоль дороги встречались отдельные домики и группы домиков.
Большего при первом осмотре нельзя было узнать. Но все равно космонавты подолгу стояли у снимка, вглядываясь в извилины улиц и зелень холмов (в городе была поздняя весна). Пройдет день, и город из не очень четкого снимка превратится в пейзаж, в камень и дерево, в проблемы и споры. Он приобретет имя, вернее, вернет себе свое старое имя. И еще долго члены экипажа «Сегежи» будут говорить, встречаясь: «А помнишь, как мы жили в…» Может быть, если удастся эксперимент, этот город войдет в учебники истории Галактики как место, где было начато возрождение Синей планеты. И в книгах будут писать: «Космический корабль «Сегежа» Г/П 304089, опустился на планету в районе города…»
3
Диск «Сегежи» спустился на планету в районе города… Некоторое время в корабле царила зыбкая тишина встречи с землей, тишина не беззвучная, а полная гудения механизмов, суетни очнувшихся роботов, мерцания аварийных ламп и шелеста креплений.
Загребин протянул руку к раме экрана, достал сигарету и, не отрывая глаз от экрана, закурил. Баков демонстративно откашлялся в соседнем кресле и спросил:
— Включить внутреннюю связь?
— Включайте, — сказал капитан.
Он знал, что старший помощник хотел, чтобы капитан, как и положено по инструкции, поздравил экипаж с благополучным прибытием на новую планету. Но ему не хотелось следовать инструкции. Уж очень было тревожно, И тогда Баков включил внутреннюю связь и сказал:
— Корона Аро, корона Вас, как перенесли посадку?
— Хорошо, — сказали короны по очереди. Тогда Загребин посмотрел на экран и сказал:
— Мы прилетели. Пришли. За работу. С настоящего момента входит в силу наземное расписание номер три. Для чрезвычайно сложных условий. Начать подготовку механизмов для разведки.
Баков нахмурился. Поздравления не было, а слова о расписании положено говорить старшему помощнику.
Капитан смотрел не отрываясь на экран и старался угадать, что принесет завтрашний день, и день сегодняшний, и все те дни, что придется провести на этой погибшей планете.
Экран вобрал в себя окружающий мир. С одной стороны, совсем близко подступали крутые склоны холма, кое-где затянутого пятнами зелени. По другую сторону, за пустырем, поломанным рядом тянулись небольшие дома, незнакомые, непонятные, но в то же время приспособленные для того, чтобы в них жили именно люди. Стекла в домах — с мостика видно — были выбиты, и окна зияли черными провалами.
Загребин включил звук, и в корабль ворвался заунывный шум ветра.
4
В коридоре стало тесно. Роботы под наблюдением Антипина соорудили дополнительный антирадиационный тамбур. Тамбур был тесен. Это не играло роли, когда вы выходите наружу, но задерживало возвращение на корабль.
Первыми в тамбур втиснулись Баков, Бауэр и Снежи-на. Снежина сказала, правда не очень искренне, что следовало бы вместо нее выпустить в первой партии Кирочку: та, по крайней мере, втрое меньше.
Бауэр ничего не ответил. Он стоял, прижавшись к стенке, ожидая, когда отодвинется люк в основной шлюз корабля, и думал о чем-то очень далеком и невеселом.
Это случилось не только с Бауэром.
Многим из членов экипажа уже приходилось ступать на камни или лед новых планет или астероидов. Многим приходилось проводить часы перед высадкой в ожидании, пока автоматы принесут последние сведения, и видеть в нескольких метрах недоступную еще поверхность планеты. И всегда это было связано с томлением, но томлением скорее сладостным, томлением мореплавателя, — который должен ждать прилива, чтобы спустить шлюпку и преодолеть последние метры до неведомой земли, до ее золотого песка и пышных пальм.
Такое чувство было знакомо и Бауэру, и Загребину, и Антипину, и Малышу. На этот раз все было иначе.
Люк в основной тамбур отошел в сторону, и Баков пропустил вперед Снежину. Здесь было свободнее. Зашуршал входящий в тамбур воздух Синей планеты. Он будто шептал о чем-то, и Снежине показалось — угрожающе шептал, предупреждал, запрещал.
— Чепуха, — сказала Снежина вслух. — Мы пришли. У нас действует наземное расписание номер три для чрезвычайно сложных условий.
— Да, — сказал Бауэр. Он понял.
Баков смотрел, как медленно отходил люк. Это было похоже на солнечное затмение. Тень луны уходит с солнечного диска. Только это был не солнечный диск. На планете было дождливо, серо и ветрено.
Легкий туман клочьями пролетал мимо корабля, и за завесой дождя скрылись недалекие дома города. Снежина включила отопление скафандра. Было градусов пять тепла.
Баков первым спрыгнул на поверхность планеты. Он постарался спрыгнуть легко и даже изящно, потому что всегда помнил о впечатлении, которое производил на окружающих. Он знал, что на мостике у экрана стоят его товарищи и каждое движение старшего штурмана видно им во всех деталях. Баков обернулся и помог выйти Снежине. Бауэр шел последним.
Несколько секунд они стояли, глядя, как на солнце люка снова наползает крышка. Потом Бауэр поднял руку для тех, кто остался на мостике. В наушниках прозвучал голос Загребина:
— Не увлекайтесь.
Загребин откашлялся, и Бауэр представил, как он постукивает сигаретой о край пепельницы.
Бауэр прислушался. На планете все было тихо. Вдруг сзади что-то лязгнуло. Снежина вздрогнула и обернулась.
— Это Еж, — сказал Баков. — Он будет нас сопровождать.
— Может, все-таки поедете на нем? — спросил Загребин.
— Нет, Геннадий Сергеевич, мы так пойдем. А в случае чего заберемся в Ежа, — ответил Баков.
— Ну давай, — сказал Загребин. Он сам предложил, чтобы вездеход шел за группой. На всякий случай. Мало ли что…
Бауэр посмотрел на шкалу счетчика радиации. Стрелка дрожала далеко за красной чертой.
Еж, скорее напоминающий жука с длиннющими передними ножками, остановился в двух шагах от разведчиков.
— Пошли, — сказал Баков. — Все в порядке?
Он сделал шаг по мелким камням, усеивающим продрогшую влажную землю. Его прямые широкие плечи, обтянутые скафандром, были напряжены. Баков был очень серьезен и не собирался рисковать. Загребин знал, кого послать с первой группой.
5
Видно, здесь, за последними домами города, никогда ничего не строили. Пустырь пересекали тропинки, заросшие плесенью и мхом. Вчера роботы притащили их образцы, и Павлыш засел на ночь в лаборатории. Потом к нему присоединился Вас. Биологи решили, что плесень — мутация, приспособившаяся к жизни на мертвой планете. Вернее всего, она недавно покрыла этот пустырь. Раньше здесь росли трава и кусты, не выдержавшие конкуренции с плесенью.
Снежина подобрала высохшую ветку и протянула ее Ежу. Тот взял ветку длинной рукой и спрятал в свой «горб». Павлыш потом разберется.
Мелкие капли дождя били по шлему и стекали струйками к плечам. Приходилось время от времени вытирать забрало перчаткой. Но все равно через минуту мир снова начинал дрожать и расплываться, искаженный струйками воды.
Баков увидел тропинку и свернул на нее, отклонившись от прямого пути к домам. Шагов через двадцать тропинка раздвоилась. На развилке что-то «лежало. Светлое, сантиметров в двадцать длиной. Баков остановился, вгляделся, потом медленно наклонился и поднял предмет с земли.
Это была небольшая кукла. Желтые волосы почти все вылезли от дождей. Остатки истлевшего платья чудом держались на толстых, перехваченных будто ниточками руках куклы. Один глаз исчез, но второй, синий и слишком яркий, смотрел на людей в упор.
— Вот уж чего не ожидал, — сказал Бауэр.
— Господи, — сказала Снежина, — настоящая кукла.
— Что? — спросил Загребин.
За стеной тумана и дождя на мостике потеряли разведчиков из виду и следили за ними по пеленгатору.
— Мы нашли детскую игрушку, — сказал Баков. — Куклу. В плохом состоянии.
На мостике молчали.
Баков держал куклу осторожно. У его дочери на Земле была кукла вдвое больше этой и совсем не похожая на нее. Баков подошел к Ежу и сказал ему:
— Осторожнее положи.
— Куклу можно было бы и оставить, еще не раз попадутся в городе.
Еж подставил широкие двупалые ладони и спрятал куклу в «горб».
Теперь до крайнего дома оставалось всего несколько шагов. Видно, кукла принадлежала кому-то из его обитателей.
К дому вела мощенная камнем дорожка. У закрытой, растрескавшейся двери стояло засохшее дерево. На одной надломанной ветви сохранились бурые, скрючившиеся листья.
— Подождите здесь, — сказал Баков Снежине и Бауэру. И для сведения Загребина добавил: — Сейчас войду в помещение.
Снежина рассматривала дом. Закрытая дверь, краска облупилась, и сквозь ее розовые пятна проглядывает серое дерево. Несколько окон — шесть или семь по фасаду. Окна, высокие и узкие, сужаются кверху. Некоторые закрыты ставнями. Раньше в окнах были стекла, но стекла вылетели, и осколки валяются на дорожке. Некоторые из осколков белые — на окна были наклеены полосы бумаги. Плоская крыша выступает далеко над стеной. Карниз украшен темными узорами.
Тем временем Баков подошел к двери и потянул ее на себя. Дверь скрипнула и отворилась.
Баков включил фонарь на шлеме и медленно повернул голову, обшаривая лучом комнату.
— Пусто, — сказал он наконец. — Пойдемте.
Еж подвинулся по дорожке к самому входу, и Снежина знаком приказала ему ждать.
Первая комната была пуста, только на дальней стене висела картина без рамы и прибор с циферблатом, похожий на часы.
Лучи фонарей метались по комнате, играя тенями на стенах дальше.
Дверь в следующую комнату была открыта. Баков сделал шаг к ней, но вдруг остановился, прислушиваясь. Сне-жина тоже услышала тихое постукивание, быстрое и ровное, будто кто-то на цыпочках пробежал через ту комнату.
— Прибавь мощности, — шепнул Бауэр.
Баков переключил фонарь на шлеме, и тот кинул ослепительный поток света. И тут же постукивание пропало, будто налетев на препятствие.
— Что-нибудь случилось? — спросил в шлемах голос Загребина.
— Тише, — прошептала Снежина.
Баков сделал шаг вперед, в дверной проем.
— Вот она, — сказал он.
Снежина заглянула ему через плечо. Пойманное в ловушку яркого луча, ослепленное, в углу комнаты сидело рыжее животное, похожее на крысу, только без хвоста, с большими острыми ушами. Услышав голос Бакова, крыса, будто очнувшись, бросилась к высокой кровати, занимавшей чуть ли не половину комнаты, и исчезла под ней.
— Обнаружили животное, похожее на крысу, — сказал обыденным голосом Баков. — Поймать пока не удалось.
— Интересно, — сказал Загребин.
Баков, задумавшись о чем-то, кивнул головой.
— Может, отодвинем кровать? — спросил Бауэр. — Эта дуся могла построить себе гнездышко.
Баков ничего не ответил, но потянул на себя кровать, аккуратно застланную истлевшим, ветхим покрывалом. Кровать подалась и с треском рассыпалась. Снежина ахнула. За кроватью обнаружилось большое гнездо, из которого к щелям между стеной и полом кинулись крысята. Бауэр открыл ставни, и в комнату вошел серый дождливый день.
Потом осмотрели остальные помещения. Снежина удивилась несхожести таких знакомых вещей, как плита, кастрюли, стулья, будто изобретатель долго ломал голову, как бы сделать их не такими, как положено им быть в Москве или Париже. На Синей планете вся мебель — столы, стулья, кровати — почему-то была на трех, пяти или даже более ногах, с треугольными и пятиугольными сиденьями и крышками…
— Выйдите на улицу, подышите свежим воздухом, — сказал Загребин. — У вас в запасе не так много времени, уже больше часа прошло. Осмотрите ближайший район города. В дома больше не заходите. Ломать мебель мы еще успеем.
6
Они сошли по ступенькам вниз и свернули направо к другим зданиям. Бауэр нес в руке пачку отпечатанных листов, вернее всего, газету. Он осторожно передал их ожившему при приближении людей Ежу.
— Я сфотографировал крыс, — сказал он.
— Хорошо, — одобрил Баков. — Наверно, их здесь много. Разведдиск их не заметил.
Второй дом выплыл из тумана, похожий на первый провалами выбитых окон и безнадежным запустением. Разведчики прошли мимо, приостановившись на секунду. Большая устоявшаяся лужа перекрывала дорожку дальше, и пришлось обогнуть ее по камням пустыря. Никому не хотелось входить в черную воду — было такое чувство, будто промочишь ноги.
Третий дом был побольше других. Угол его обвалился. Сквозь дыру виднелись треугольный стол, шкаф и какой-то небольшой ящик, блестящий с одной стороны. Еж задержался, сунул лапу в дом и уложил ящик к себе в багажник. Еж был похож на старьевщика, который умудрился превратить в мешок самого себя. Третий дом стоял уже на углу настоящей улицы, с мостовой и тротуарами по сторонам. По обе стороны вдаль уходили вереницы одинаковых зданий. Улица вела к центру. Вчера ее осмотрели роботы-разведчики. Маршрут группы дальше вел по ней.