Он щелчком отбросил сигарету, пригвоздил ее носком ботинка и поддернул рукава жестом карточного шулера, готовящегося к быстрой сдаче.
- Это мистер Рината, Кэрлон, - сказал Джекези. Кто-то когда-то попал ему в глотку, и с тех пор его голосом был хриплый шепот - Он приехал из Палм-Бич специально, поговорить с тобой.
- Приятно видеть вас, мистер Кэрлон, - человек с лисьим лицом вынул длинную узкую руку, похожую на обезьянью.
- Я говорил вам, чтобы вы не толклись вокруг моей лодки?
- Не упрямься, Кэрлон, - сказал Джекези. - Господин Рината большой человек и проделал долгий путь...
- Организация Защиты Рыбаков - важная организация, приятель, заговорил Рината. - Человек может избавить себя от кучи неприятностей, замолчав.
- А какие неприятности могут меня ожидать? Он кивнул, как будто я сказал что-то разумное.
- Скажу вам вот что, Кэрлон, - заявил он. - Чтобы доказать нашу добрую волю, мы отменим три сотни вступительного взноса.
- Просто убирайтесь с моей дороги, - сказал я и попытался пройти мимо них.
- Подожди минутку, старик, - прорычал Джекези. - Морды вроде твоей с мистером Рината так не разговаривают.
- Легче, Джекези, - мягко сказал Рината. - Мистер Кэрлон слишком разумен, чтобы лезть на рожон.
Я уловил направление, в котором он мельком бросил взгляд, и увидел машину, разгружавшуюся посреди улицы. Два человека склонились у переднего крыла, согнув руки.
- Со временем вы двинетесь с места, Кэрлон, - сказал Рината, показывая мне несколько зубов, которые нуждались в обработке. - Парни, что ходят сами по себе, не имеют шансов в наши дни. Слишком острая конкуренция. - Он взял несколько бумаг из внутреннего кармана и вручил мне. - Подпиши их, дружище. Это самое умное, что ты сможешь сделать.
Я взял бумаги, порвал пополам и выбросил.
- Еще что-нибудь, или вы, наконец, смотаетесь? - спросил я.
- Его лицо стало отвратительным, но он вытянул руку, чтобы удержать Джекези сзади.
- Это очень плохо, Кэрлон. Слишком плохо. Рината вынул свой платочек из наружного кармана, взмахнул им. Я быстро отступил мимо него и левым боковым достал Джекези прежде, чем его рука получила время окончить свой разворот от бедра. Дубинка вылетела, Джекези сделал пару шагов назад, сохраняя равновесие, и шумно перевалился через боковой парапет.
Я сгреб Ринату, и выдавил из его одежды маленький автомат. Он нагнулся за оружием и вошел в соприкосновение с носком моего ботинка.
Он шлепнулся на спину, выплевывая кровь и мяукая, как мокрый котенок. Двое из группы поддержки, сзади, перешли на бег. Я схватил оружие и попросил Ринату дать им отбой, но сверкнул выстрел, кашлянул глушитель, и пуля прорезала воздух у моего правого уха. Я дважды выстрелил с бедра. Человек затормозил и упал: другой шлепнулся с доски. Я схватил Ринату за воротник и потащил его, поднимая на ноги.
- Чуть ближе - и ты мертв, - заявил я.
Он пнул меня и попытался укусить мою руку, но тут же проорал приказ.
- Вшивый фраер уделал Джимми, - вернулось эхо. Рината заорал снова, и один из охранников медленно поднимаясь на ноги.
- Джимми тоже, - сказал я.
Рината произнес слово. Человек, стоявший на ногах, попытался поднять партнера, не смог этого сделать, приладился и, ухватив пару пригоршней пиджака, потащил его. Через минуту-другую я услышал, как завелась машина и стремительно исчезла в тумане. - О'кей, дай-ка мне вздохнуть, - сказал Рината.
- Конечно, - сказал я, отталкивая его, и сильно ударил в желудок; когда тот согнулся, солидно добавил по позвоночнику.
Оставив его на настиле пирса, я вышел и поднялся. Я использовал свой старый нож, чтобы перерезать пеньковый канат лодки, и через две минуты ее нос был нацелен на канал в направлении глубокой воды. Я наблюдал, как огни залива скользили в тумане, который скрывал заразу и нищету, оставляя все-таки магию ночной гавани. И запах разложения; его ничем было не перекрыть.
И запах разложения; его ничем было не перекрыть.
Я шел на запад часов пять, затем выключил двигатель и сел на палубу, наблюдая за звездами почти час, прислушиваясь к звукам моторов, но за мной никто не охотился.
Я опустил якорь и лег, завернувшись в одеяло.
Низко над водой стоял туман, когда перед рассветом я развернулся. Мои плечи болели, и это вместе с ощущением липкого влажного тумана на моем лице на минуту почти напомнило мне что-то: отблески света на стали и трепетавший на ветру вымпел; ощущение огромного коня подо мной, что было довольно странно, поскольку я ни разу в своей жизни не садился на лошадь.
Лодка мертво покоилась на неподвижном, плоском море, и даже сквозь туман солнце уже отдавало ему какое-то тепло. Казалось, это будет еще один из тех длинных голубых дней в заливе, когда море и небо пусты вплоть до далекого горизонта. Отсюда Джекези и его босс Рината казались чем-то, выпадающим из остальной жизни. Я подошел к камбузу поджарить себе яичницу с ветчиной, но заметил забавную вещь: крохотные кусочки грибообразного вещества, растущие на махогоновой обшивке и медном поручне. Я скинул их за борт и провел полчаса со шваброй и за полировкой медных деталей, слушая огромную, как мир, тишину. Под конец я поднял люк и осмотрел моторы сверху донизу, завернув крышки сальников на оборот-другой. Когда я поднялся на палубу, там у поручня левого борта стоял человек, глядевший на меня сквозь прицел автомата.
Он был одет в узкий белый китель с мелким завитком золотого шнура у обшлага. Его лицо было худым, жестоким, незагорелым; городской человек. Эта штука в его руках не была похожа ни на одно из тех ружей, что я видел когда-либо, но вид у нее был функциональный, а рука, направленная на мое лицо, была настолько спокойна, насколько это было необходимо. Я поглядел на него, оглядел всю свою посудину - никакой другой лодки в поле зрения не было, и даже резинового плотика.
- Спокойно, - сказал я. - Как вы с ним управляетесь?
- Это неврат, нерв-автомат, - сказал он деловым тоном. - Это неописуемо болезненно. Выполняйте то, что я скажу, в точности, и я не буду вынужден использовать его.
Он направил меня назад к люку. У него был странный акцент - британский, но не совсем. Я отодвинулся на шаг-другой; он последовал за мной, сохраняя постоянную дистанцию.
- Слева от водяного трубопровода расположен вентиль топливного насоса, - сказал он тем тоном, каким вы могли попросить передать вам сахар. Откройте его.
Я подумал, что тут можно было бы возразить, но я боялся, что мне ответит оружие. Я залез вниз, нашел вентиль и открыл его; дизельное топливо хлынуло наружу, издавая мягкий плещущий звук, ударяясь о воду с левого борта. Триста галлонов номера второго маслянистым пятном расплывались по поверхности ровной воды.
- Откройте вентиль носовой цистерны, - сказал человек с оружием.
Он шел за мной, пока я поднимал крышку люка, наблюдал, как я открываю вентиль. Зеленая вода вскипела, падая внутрь. Затем мы прошли на корму и открыли там еще один вентиль. Вода бурлила, со звуком врываясь внутрь, я мог видеть через открытый люк моторного отделения, как она поднималась, затопляя большие блоки цилиндров, всякие щепки и другой мусор вращались на ее темной поверхности. За две минуты вода дошла до кромки, слегка накреняя лодку к левому борту.
- Несколько громоздкий способ склонить к самоубийству, - сказал я. Почему просто не заставить шагнуть за борт?
- Закройте кормовой вентиль, - приказал он, кивая в сторону кокпита, как холодный и спокойный техник, выполняющий свою работу.
Я гадал, что это может быть за работа, но быстро прошел на корму и закрыл вентиль. Затем носовой. После этого лодка глубоко осела, и ее планшир лишь дюймов на шесть выступил над водой. В воздухе стоял густой запах нефти.
- Если поднимется ветер, нас захлестнет, - сказал я. - И без топлива, значит, без насосов...
- Ложитесь на палубу, - прервал он меня. Я покачал головой.