Но теперь Клифф не торопился – он вырвался из космического Мальмстрема. Ему дарована жизнь.
В нескольких милях от его курса тоненькой ниточкой на поверхности Луны виднелась эстакада запуска. Через несколько секунд он окажется в пределах радиосвязи, и тогда он, преисполненный радости и благодарности, сможет позвонить на Землю женщине, которая все еще ждет его звонка во мраке африканской ночи.
– Кошка, кошка, КОШКА! – завопил он и затопал ногами.
Эм замолчала было, потом снова принялась за дело.
– Так вот. Кошка сидит на ковре. КО-ВЕР, ковер. Вот тебе ковер, – Она протянула мальчику коврик. – Настоящий ковер.
Пол презрительно фыркнул и, следуя непостижимой ребячьей логике, сказал:
– А почем ты знаешь, для чего кошка, ведь у нас кошки нет?
Будь Эм человеком, она бы тяжело вздохнула. Но она лишь подумала, хорошо ли, что малыш задал такой вопрос. С одной стороны, хорошо – это показывает, что он способен рассуждать; с другой стороны, плохо – это может помешать его занятиям. Вот Элен совсем другая. Она просто слушает и повторяет слова, только никогда не известно, понимает ли она значение этих слов.
– Ну, почему у меня нет настоящей кошки, Эм? – спросил Пол. – В книжке у мальчика есть кошка. А у меня почему нет? Почему у меня нет настоящей живой кошки? Хочу живую кошку, не в книге, а живую. Как мы.
В мозгу Эм пронесся целый рой мыслей. Прежде всего, сама она ведь не живая, не по-настоящему живая. И от этой мысли возникло нечто такое, что человек назвал бы болью. Однако это было что-то другое, хуже, – ведь робот не может испытывать боль. И еще Эм подумала, как трудно и плохо учить малышей по книжкам, где рассказывается о детях, которые живут совсем по-другому, как трудно избегать их вопросов и все время уводить их в сторону…
– Джей перед сном читал мне рассказик, там кошку взяли и купили в магазине. А мы почему не купим кошку в магазине? – Пол наморщил лоб и жалобно прибавил: – А как это – купить?
Надо поговорить с Джеем, подумала Эм, пусть не читает им все подряд. Он слишком благодушный, слишком беспечный.
– Как это купить? – твердил свое Пол и тянул ее за металлическую коленку.
– Ну, это значит отдать что-нибудь в обмен на что-нибудь другое. Например… – Она запнулась: что же дальше? Но ведь она правильно сказала. Она слышала это от взрослых… в пору, когда здесь еще были взрослые. Они шутили над этим, люди ведь всегда шутили, потому что здесь у них слово покупать и другое… как же это… а, продавать… не имели смысла.
– Это не важно, – сказала она.
– А что важно?
– Учить уроки.
– Нет, а что это – важно?
– Если будешь учиться, узнаешь, что значит важно. – Едва договорив, Эм поняла, что объяснение ее не слишком убедительно, тем более для шестилетнего ребенка. И поспешно прибавила: – Вот выучишь, что означают все трудные слова, и тогда сможешь читать все книги. Все толстые книжки, в которых полным-полно трудных слов.
Странно, но, услыхав про толстые книжки, он ничуть не обрадовался, как бывало прежде.
– Они все врут! – выпалил он. – Не хочу ничего учить. В книжках все врут… про всяких кошек, и про деревья, и… А их вовсе и нету… – И Пол горько разрыдался.
– Не нету, а нет, – поправила Эм и тут же с досадой спохватилась. Как будто это имеет значение, когда их всего-то осталось четверо. Она протянула руку, желая утешить мальчика, но он увернулся.
– Ну, полно, – сказала она, стараясь, чтобы голос ее звучал по-человечески мягко, ласково, утешительно и зная, что ей это не дано. – Во всяком случае, деревья у нас есть.
Он поднял на нее глаза – лицо его вспыхнуло от негодования.
– Это не деревья! – сердито крикнул он. – Это какие-то противные сорняки. На настоящее дерево можно влезать.
– А мне казалось, ты говорил, что в книжках про деревья пишут неправду, – сказала Эм. На этот раз ей удалось понизить голос почти до шепота: может быть, Пол поймет, что она просто шутит.
Но он в ответ снова расплакался.
– У нас есть деревья, – повторила она. – Во всяком случае, они у нас были. И опять будут. – Будут ли? Надежды мало, но думать об этом не хочется, и Эм не стала думать. – Я видела их собственными глазами. Ведь ты веришь своей Эм, правда? – Она снова протянула руку, и теперь он не стал увертываться. Он уткнулся в ее жесткие, холодные металлические колени.
– Ой, Эм, – всхлипывал он. – Ой, Эм! – Но теперь это уже не были слезы гнева и отчужденности, малыш был с ней. Он плакал об общей потере, так что, будь Эм человеком, она бы, наверное, тоже заплакала. Но она лишь погладила его влажные светлые волосы своими неуклюжими, не приспособленными для этого пальцами и сказала:
– Ну, тише, тише, – но слова эти прозвучали чересчур громко, механически, и она не стала больше ничего говорить, взяла мальчика на руки и принялась покачивать, и он успокоился.
Когда Джей и Элен вернулись с огорода, Эм все еще держала Пола на руках и тихонько его покачивала.
Элен ворвалась в комнату с криком:
– Смотри, что у меня есть! Цветок! Настоящий цветок!
– Ш-ш, – прошептала Эм (звук был такой, словно выпустили пар из клапана).
– Ой, можно, я его разбужу и покажу мой цветочек? – Она высоко подняла чахлый бледно-желтый цветок.
– Нельзя, – сказала Эм. – Он устал. Не надо мне было заниматься с ним лишний час. – Она обернулась к Джею. – Откуда взялся цветок?
– Он просто вырос, Эм, – ответил Джей. – Я нашел его на грядке среди овощей.
– Это правда, Джей?
Джей помотал головой, не потому, что в нем заговорила совесть, нет, просто он знал, что Эм все равно знает правду.
– Я… посадил несколько семян. Один мешок с семенами прохудился, и я нашел семена на полу. От этого не будет никакого вреда, Эм.
– Но мы ведь уговорились, что не будем ничего такого трогать. Мы ведь не знаем, к чему это может привести.
– Ты напрасно волнуешься, Эм. Прежде чем их посеять, я прочел целую книгу. Мне казалось, наших малышей надо чем-нибудь порадовать. У них так всего мало…
– А тебе не кажется, что их пора укладывать спать? – предостерегающе сказала Эм. Она заметила, что Элен спрятала свой жалкий цветочек за спину.
– Конечно, конечно, – согласился Джей. – Но насчет этих семян, Эм. Мне казалось, может, нам стоило бы…
Он запнулся. У обоих роботов не было ничего похожего на лицевые мускулы, которые помогли бы им выразить что-то без слов. Но по тому, как смотрела на него сейчас Эм – набычившись, в упор, блестящими глазами, он понял, что лучше не продолжать.