Не знаю, какое дали Михаилу задание в этом
"транспортном управлении", но он все сие понял. Второй Канал обслуживает не
только Харьков, где сейчас, то есть в августе 19-го, мы, но и Столицу, где нынче
красные. Что Корф должен был сделать? Или прорваться обратно и сообщить - но
это, как я понял, было почти невозможно. Или просто уничтожить скантр и обрубить
Канал. Я бы на его месте так и сделал... Об остальном думайте сами.
- Думаю, бином, - Келюс действительно задумался. - Ладно, господин генерал,
спорить не буду. Все равно теперь спрашивать уже некого. Но ведь сейчас у вас,
как я понял, есть свой собственный Канал, и вы можете устанавливать любые нужные
вам связи...
- В общем-то, любые. Золотой запас России пока еще у Адмирала. Тайн военных
открывать не буду, но вы, наверное, и так кое-что поняли. Видите ваши
современники подкинули нам неплохую идею. А главное - указали на Тернема. В
двадцать восемь лет его мозги работают не хуже, чем в сто, смею вас уверить. Ну
а теперь, сударь вы мой, беретесь ли вы по-прежнему утверждать, что наша война
кончится в ноябре 20-го?
- Межвременные войны, бином, - пробурчал Николай, которому эта идея чрезвычайно
не понравилась. - Интертемпоральные...
- Звучит страшно... Однако вернемся к моему менторству. Все, что вы тут
вытворяете, - в том числе ваши, с позволения сказать, корниловцы - это ваше
внутреннее дело; держава может переименовать, запретить или снова разрешить
большевиков - вольному воля. Но скантр - это же ваше оружие! Неужели не понятно?
Если правительство - любое, но ваше правительство потеряет его, вы понимаете,
что будет?
Келюс не ответил. Вопрос, заданный достаточно самоуверенным и весьма
осведомленным генералом, свободно рассуждавшим о значении скантров в обороне
державы, заставил вспомнить растерянного и затравленного Корфа, не имевшего
представления, какая в этой державе валюта. Да, похоже, за последние недели в
Добровольческой армии что-то действительно начало меняться... Впрочем, это были
проблемы генерала Тургула. А вот скантры дело домашнее. Лунин отчасти
догадывался, что можно делать с изобретением бессмертного Тернема. Знал он и
другое - то, что рассказал Корфу капитан госбезопасности. Скантры были не только
оружием. Они были тем, что куда страшнее, - орудием постороннего воздействия на
эту самую, так часто поминаемую генералом, державу. Воздействия действительно
чужого. Настолько, что даже Нарак-цэмпо и Шинджа на этом фоне могли показаться
прямо-таки земляками. В памяти всплыло слово, оброненное стариком в черной
мантии, - Око Силы. На мгновение Николай почему-то похолодел, и перед глазами
встала странная карта из серой папки.
- Извините, ради Бога, господин Лунин, - прервал его рассуждения Тургул. Я,
кажется, поступил крайне недостойно, затеяв этот неуместный диспут. Да, явно
неуместный и, судя по всему, окончательно испортивший вам настроение. А нынче и
без того черный день. Я очень сожалею...
- Да ладно... Я понимаю...
Впрочем, что именно он понимает, Николай говорить не стал.
- А с Плотниковым вы меня познакомьте, - мягко и ненавязчиво напомнил генерал, -
все-таки, как вы понимаете, потомок...
Келюс без всякой охоты кивнул, но тут их внимание было отвлечено довольно
неожиданным образом. Голоса, доносившиеся из глубины квартиры, где поручик
Ухтомский и Фрол беседовали о чем-то странном, стихли, и в наступившей тишине
чей-то - Келюс даже не узнал сразу чей - голос запел, а точнее, стал читать
нараспев что-то совершенно непонятное: Схом-бахсати эн Ранхай-у Дхэн-ар мгхута-
мэ Мосхота Ю-лар-нирх мосх ур-аламэ Ю-тхигэт Ранхай-о санх-го.
- Однако, - пробормотал Келюс, невольно копируя интонацию покойного барона, - он
что это, бином, на суахили?
Келюс и Тургул, выйдя из кухни, направились на голос.
- Однако, - пробормотал Келюс, невольно копируя интонацию покойного барона, - он
что это, бином, на суахили?
Келюс и Тургул, выйдя из кухни, направились на голос. Фрол и Виктор Ухтомский
расположились в библиотеке, обложившись десятком томов Брокгауза и Эфрона и еще
не менее чем дюжиной книг разного размера и возраста, как раскрытых, так и
закрытых. Впрочем, в данный момент книги их не интересовали. Поручик замер,
утонув в глубоком кресле, а Фрол, сидя на диване и закрыв глаза, медленно
произносил, строчку за строчкой, что-то совершенно непонятное, может быть
действительно на суахили. Услыхав шаги, он немедленно умолк, открыл глаза и
немного виновато огляделся.
- Извини, воин Фроат, - Келюс оглядел комнату и покачал головой, - ты, я вижу,
бином, рецитировал...
- Не, мы не ругались, - опроверг его предположение Фрол. - Это я стихи читал.
- А-а, - сообразил наконец Келюс. - Чьи - Сулеймана Дхарского?
- Народные, - пояснил Фроат. - Это "Ранхай-гэгхэн цорху". В общем, елы, "Сказка
о Ранхае".
- Песнь, Фрол, - подсказал Ухтомский. - Или эпос.
- Да, наверное. Тут, в общем, как бы это... Слушай, Виктор, ты все-таки, елы, с
образованием, расскажи сам.
- Обижаете, Фрол, - усмехнулся Виктор. - Это у вас восемь классов школы и
техникум, а у меня, извините, семь лет гимназии и три - окопов. Вы уж начинайте,
а я потом.
- Ну ладно, - сдался дхар, - ты, Француз, думаешь, чего это я на Виктора сегодня
вроде как озлился?
- Ну ясно, бином. За гэбэшника принял.
- Принял, елы. Тут озлишься, в карету его! Барона нашего под какой-то цирк
хоронят, проститься, елы, по-человечески и то не дали, а тут нате, мало им! Но,
понимаешь, Француз, я Виктора увидел и... как бы это, елы... почуял, что он
наш... Ну это, поле наше...
- Дхарское? - сообразил Келюс.
- Ну да. Я-то дхара сразу узнаю. Пусть там и крови, елы, наперсток только...
- Помилуйте, господин Соломатин! - не сдержал недоумения Тургул. Виктор русский
князь!
- Я тоже русский, господин-товарищ генерал Тургул. У меня, елы, и в паспорте
написано: Соломатин Фрол Афанасьевич. И печать. Но дхара-то я всегда узнаю.
- Ну так что? - не понял Келюс. - Ну если даже дхар-гэбэшник - мало ли?
- Да нельзя нам! - возмутился Фрол. - Нельзя в гэбэшники! При царе, елы, в
жандармы не шли, ну а сейчас - в эти самые... Нас ведь все время то сажали, то
переселяли. И мы решили: никто в гэбэшники не пойдет. Железный закон, елы. Ну и
думаю: вот, елы, повезло. Сейчас меня свой же дхар вязать будет. Вот, в карету
его, счастье напоследок...
- Да, - согласился Ухтомский, - пару лет назад и нам мысль, что русский может
стрелять в русского, казалась дикой. А сейчас свыклись, и, как я понимаю,
надолго... Ну вот, Фрол был настолько любезен, что подробно рассказал мне о
дхарах. Знаете, господин генерал, похоже, архивы имеют обыкновение прятать не
только господа краснопузые. Стал я вспоминать, кто это в моей родне мог быть из
этих самых дхаров. Ну, татары, черемиса, немцы, шведы, эстляндцы, поляки - это
понятно... Я даже древо наше нацарапал, - он кивнул на украшенный хитрыми
узорами листок бумаги, причудливо прилепившийся в углу дивана. - Кто угодно
есть, даже мексиканцы... Был грех у тетушки... А дхаров нет. Даже обидно...
- Действительно, обидно, - невозмутимо согласился Тургул, непонятно, всерьез или
в шутку.
- И тут меня - как "чемоданом" по макушке! Родоначальник-то наш!
Виктор передохнул секунду, несколько раз затянулся сигаретой и продолжил: - Ну,
официальную, так сказать, версию вашего происхождения, вы, может быть, слыхали.
Выехал, дескать, предок из Орды людно, конно и оружно, ну и прочее.