Всем известно, что гискарские вина никуда не годятся. Миэринцы выложат хорошие денежки за мой дорнийский нектар.
– Мертвецам все равно, что пить. Думаю, я не первый шкипер, к которому ты обращаешься – и не десятый.
– Верно, – сознался Геррис.
– Сколько ж вы обошли кораблей – сотню?
«Около того», – признал про себя Квентин. Волантинцы похваляются, что в их гавани можно потопить все сто островов Браавоса. Квентину в это верилось, хотя в Браавосе он не бывал. Богатый и порочный Волантис подобно смачному поцелую запечатывал устье Ройна, раскинувшись по обоим его берегам. Корабли, стоящие как на реке, так и в море, загружались и выгружались. Военные, китобойные, торговые, карраки, плоскодонки, большие и малые когги, ладьи, корабли‑лебеди. Лисские, тирошийские, пентосские; квартийские перевозчики пряностей, громадные как дворцы, гости из Юнкая, Толоса, с островов Василиска. Их столько, что Квентин, увидев порт с палубы «Жаворонка», сказал друзьям, что они здесь задержатся не больше чем на три дня.
Однако вот прошло уже двадцать, а они до сих пор тут. Капитаны «Мелантинки», «Дочери триарха» и «Поцелуя русалки» им отказали; помощник на «Храбром мореходе» посмеялся над ними; шкипер «Дельфина» обругал их, хозяин «Седьмого сына» обозвал пиратами – все это в первый же день.
Доводы в пользу отказа привел только капитан «Лани».
«Это верно, я иду вокруг Валирии на восток, – сказал он за чашей разбавленного вина. – Запасемся в Новом Гисе водой и провизией, а там будем махать веслами до Кварта и Нефритовых Ворот. Всякое путешествие опасно, особенно долгое. Зачем мне наживать себе лишние хлопоты, сворачивая в залив Работорговцев? „Лань“ – единственное мое достояние. Я не стану рисковать ею, везя трех сумасшедших дорнийцев в места, охваченные войной».
Квентин начинал сожалеть, что они не купили в Дощатом городе свой корабль, хотя это могло привлечь к ним нежелательное внимание. У Паука соглядатаи всюду, даже в чертогах Солнечного Копья. «Дорн будет залит кровью, если тебя обнаружат, – предупреждал отец, глядя, как резвятся дети в прудах и фонтанах Водных Садов. – Помни, что мы с тобой совершаем государственную измену. Доверяй только своим спутникам и старайся остаться незамеченным».
Поэтому в разговоре с капитаном «Приключения» Геррис пустил в ход свою самую обворожительную улыбку.
– Отказавших нам трусов я не считал, но в гостинице слышал, будто ты человек отчаянный, готовый за хорошие деньги многим рискнуть.
Контрабандист – именно так отзывались об этом шкипере в «Купеческом доме». «Контрабандист, работорговец, полупират, полусводник – и ваша единственная надежда, возможно», – сказал им хозяин гостиницы.
Капитан потер большим пальцем указательный.
– И сколько же золота ты готов мне отсыпать?
– Втрое против обычной платы до залива Работорговцев.
– За каждого? – То, что задумывалось как улыбка, придало узкому лицу капитана хищный вид. – Что ж, пожалуй. Я посмелей других, это верно. Когда хотите отплыть?
– Да хоть бы и завтра.
– Идет. Будь здесь до рассвета с друзьями и бочками. Отчалим, пока город еще не проснулся, чтобы ненужных вопросов не задавали.
– Понял и буду в срок.
– Рад помочь. – Улыбка капитана сделалась шире. – Мы с тобой поладим, не так ли?
– Уверен, что да.
Капитан велел подать эля, и они с Геррисом выпили за успешное плавание.
– Не шкипер, а чистый мед, – сказал Геррис, идя с Квентином по пирсу к нанятому ими хатаю.
Жаркий воздух был тяжел, солнце светило так, что приходилось щуриться.
– Как и весь этот город. – Да… такая сладость, что зубы ломит. Свеклу, растущую здесь в изобилии, суют всюду. Любимое блюдо Волантиса – холодный свекольник, густой и опять‑таки сладкий, вина у них и те приторные. – Боюсь только, что путешествие наше будет коротким. Ни в какой Миэрин нас медовый шкипер не повезет. Сдерет тройную плату, а как только суша скроется из виду, перережет нам глотки и заберет остальное золото.
– Или прикует нас к веслу рядом с бедолагами, которые так славно пахнут. Надо бы поискать кого‑нибудь покислее.
Хатай ждал их. От вестеросских воловьих повозок он отличался только резьбой, и везли его не волы, а карликовая слониха цвета грязного снега – отнюдь не редкость на улицах Старого Волантиса.
Квентин предпочел бы пройтись, но до гостиницы было несколько миль. Кроме того, хозяин «Купеческого дома» предупреждал, чтобы они не ходили пешком: это уронит их в глазах мореходов, а также и волантинцев. Порядочные люди здесь передвигаются либо в носилках, либо в хатаях… Родственник хозяина как раз владел несколькими такими экипажами и мог предоставить один постояльцам.
Возница, один из рабов этого родственника, носил на щеке татуировку колеса и был одет в сандалии и набедренную повязку. Кожа как тиковое дерево, глаза как осколки кремня. Усадив господ на мягкое сиденье между двумя громадными деревянными колесами, он взобрался на спину слонихе.
– В «Купеческий дом», – сказал ему Квентин, – только езжай вдоль берега. – Вдали от морского бриза человек рисковал утонуть в собственном поту, по крайней мере на этом берегу Ройна.
Возница крикнул что‑то слонихе, и та тронулась с места, качая хоботом. Кучер орал на рабов и моряков, требуя убраться с дороги. Отличить одних от других не составляло труда. У всех рабов на лицах татуировки: синие перья, молния во всю щеку, монета, леопардовые пятна, череп, кувшин. Мейстер Кеддери говорил, что на каждого свободного человека в Волантисе приходится пять рабов, но проверить это на личном опыте не успел: он погиб в то утро, когда на «Жаворонка» напали пираты.
Квентин тогда потерял еще двух друзей – бесстрашного веснушчатого копейщика Вильяма Веллса и Клотуса Айронвуда. Ближе Клотуса у него не было никого. Брат во всем, кроме крови, красавец, несмотря на незрячий глаз, и большой весельчак. «Поцелуй от меня свою невесту», – прошептал он, прежде чем умереть.
Корсары нагрянули перед рассветом, когда «Жаворонок» стоял на якоре у Спорных Земель, – моряки отбились, потеряв двенадцать человек из команды. С убитых пиратов сняли сапоги, оружие, серьги, кольца и кошельки. Один был такой толстый, что перстни не снимались, и кок отрубил ему пальцы мясным тесаком. В море его спихивали втроем; остальные пираты отправились следом без всяких церемоний.
Со своими павшими обошлись уважительнее. Их зашили в парусину и привязали к ногам балласт, чтобы они сразу пошли на дно. Капитан, собрав всех на молитву, обратился к дорнийцам – их осталось трое из шести человек, взошедших на борт в Дощатом городе; даже большой детина, весь зеленый, ради такого случая вылез из трюма. «Скажите пару слов вашим людям, прежде чем мы отдадим их морю». Это сделал Геррис, привирая на каждом слове – выдавать, кто они и куда едут, было никак нельзя.
Не думали они, отправляясь в путь, что с ними может случиться нечто подобное. «Будет о чем внукам рассказывать», – сказал Клотус, когда они выехали из замка его отца. «Скорей уж девкам в тавернах, чтоб юбки охотнее задирали», – скорчил гримасу Вилл. Клотус хлопнул его по спине. «Для внуков надо сперва детей завести, а этого, не задирая юбок, не сделаешь».