Зрачки от страха стали белыми. Окунь оглядел ее, пощупал грудь, пышную, крупную, предложил сочувствующе:
— Надо ее понять, тогда придет в себя. Ее за тем и прислали, чтобы ты потешил плоть. А теперь не понимает, что тебе еще восхотелось.
Ингвар оглядел девку, пышную, краснощекую, молодую. На миг ощутил желание, еще вчера бы без колебаний швырнул ее на ложе, с наслаждением бы
насытил свою звериную половину, но сейчас что-то погасило эту искру. Без натуги, ясным голосом и без сожаления бросил:
— Сам тешь. Настоящий воевода избегает сластолюбия как зверь ловчих ям.
— Ну, — сказал Окунь, — слава богам, я еще не воевода!
Он повернул девку, задрал подол, наклонил, а Ингвар сел на лавку, с облегчением стянул сапоги. Ступни были красные, как у гуся лапы,
распухли. Сапог на стыке с голенищем протерся, протекает. Скорее бы в Киев, там у него три пары в запасе.
Со стороны ложа послышался долгий вздох облегчения. Окунь слез, поддергивая портки, сапоги так и не снимал, а девка все еще не двигалась,
пока Окунь дружески не похлопал по заднице:
— Все, больше не нужна. А нашему воеводе нужна та девка, о которой он говорил. Поняла?
Девка соскочила резво, опустила подол. В глазах уже не было страха, даже сочувствующе улыбнулась грустному Ингвару. Окуню показала язык. Тот
ободряюще погладил по толстой ляжке. Схватив какое-то тряпье, исчезла.
— Думаешь, получится? — поинтересовался Окунь. — Я, что, свое получил... Впервые в жизни удалось опередить Павку! Хоть и на дармовщину.
Девку-то присылали тебе.
— Не получится, — ответил Ингвар отстраненным голосом, мысли его были далеко, — попытаем другую тропку. Не найдем — протопчем. К победе много
путей.
— Еще больше — к поражению, — напомнил Окунь.
Ужинали скудно. Дулебы, рискуя вызвать недовольство, на столы поставили кислые щи да пареную репу. Русы, на что уж проголодались, роптали. Щи
хлебал только неразборчивый Боян, да и тот заметил, что щи — это помои от борща русов.
Ингвар готовился ко сну, когда в дверь постучали. Насторожившись, он кивнул Окуню, будь наготове, открыл дверь, держа за спиной длинный нож.
Из темноты послышался торопливый шепот:
— Это я, Ганка, сенная девка.
— Входи, — пригласил Ингвар.
Девка неслышно скользнула в комнату, обмерла, увидев воеводу русов с обнаженным ножом. А Окунь широко улыбнулся:
— А у меня как раз снова зачесалось в том же месте.
— Я... я... узнала... — пролепетала Ганка.
— Говори, — потребовал Ингвар.
Окунь убрал меч, широко улыбнулся:
— Меня не бойся, красавица. Аль я был груб?
Девка несмело улыбнулась, вряд ли кто называл раньше красавицей, но Окунь умел быть сладкимна язык, а Ингвару сказала поспешно:
— Беглянка за два дома влево. Я вызнала, что она упросила дулебов дать ей ночлег. Утром отправят обратно. Сопровождать будут трое дулебских
витязей.
Ингвар протянул ей на ладони две золотые монеты:
— Сделай из них серьги. Думаю, таких нет даже у жены вашего князя!
Утром вождь дулебов был еще мрачнее, чем вчера вечером. Зыркая исподлобья, пробасил неприятным голосом:
— Великий князь в самом деле собирается к нам на полюдье?
— Как и ко всем, — ответил Ингвар настороженно.
— Но он не дерет шкуры с полян, уличей, рашкинцев...
— Они уже в Новой Руси, — объяснил Ингвар. Он посматривал украдкой по сторонам. Дулебы могли уже за ночь получить помощь из других весей.
Всего-то надо две-три дюжины для короткого боя. — А дулебы — нет. Потому вы обложены данью. Как чужаки. Войдете в состав Новой Руси...
Вождь отшатнулся:
— Ни за что!
— Тогда останетесь покоренным врагом, — закончил Ингвар жестко. — За вами будет глаз да глаз. Думаете, сумеете подняться? Да ежели утаите
хоть один беличий хвост... все войско русов будет здесь через три дня. Не ради хвоста. Непослушание Олег карает сразу и люто. И вам лучше бы
войти в Новую Русь.
— Нет, — отрезал вождь. — У нас есть свой князь. Мы не водим посадника Олега.
Ингвар пожал плечами:
— Дело ваше. Меня интересует, нашли мою беглянку?
— Нет, — заявил вождь. Он не смотрел воеводе русов в глаза, но голос был твердым. — Я спросил стражей на воротах. Никто из чужих не входил. У
нас мышь не проскользнет незамеченной!
Ингвар пристально посмотрел ему в глаза:
— И никто не выходил?
— Нет, — еще резче ответил вождь.
— Даже охотники? — поинтересовался Ингвар.
Вождь ощутил, что допустил промах:
— Ну, охотники, бортники, рыбаки — не счет. А из чужих никто не входил, никто не выходил.
— Ладно, — сказал Ингвар медленно и многозначительно, — спасибо за прием, за ласку. Ты — вождь. Знаешь, что от твоих решений зависят жизни
людей. Правильно решишь — будут жить, ошибешься... или соврешь — их смерть будет на твоей душе. Верно?
— Верно, — подтвердил вождь настороженно.
— Вот и хорошо, — сказал Ингвар почти ласково. — Такое бремя у вождей, сам знаешь.
Вождь, нахмурившись, смотрел в удаляющуюся спину громадного воеводы русов. И по мере того, как заморские захватчики седлали коней, чувство
страха и неуверенности становилось сильнее. Где-то он, допустил ошибку. Этот рус намекнул достаточно прозрачно. Только что не указал пальцем. Но
где он ошибся?
И только, когда русы выезжали за ворота, он заметил, что их всего десять человек.
Ольха покинула терем приютившего ее боярина с первым проблеском света. Ее тайком вывели за ворота, только тогда дулебы подвели ей и троим
воинам коней. Крепкие, мрачные, суровые, они выглядели бывалыми ратниками, и она с благодарностью подумала, что если раньше древляне и дрались с
дулебами, то ненависть к русам объединила оба племени.
— В добрый путь, — сказал боярин. — Не хватятся! Русы — тупые, как их сапоги.
— Пусть боги отблагодарят вас, — ответила Ольха искренне.
Конь под ней был неказистый, но с упругими мышцами, длинноногий, с живыми огненными глазами. Он уже нетерпеливо долбил землю, мол, он создан
для скачки, а тут снова стой, слушай... Дулебы уже взобрались в седла, угрюмо посматривали по сторонам.
Ольха чуть тронула коня каблуками. Тот оскорбленно дернулся, могла бы и поводьями, рванулся с места, как выпущенная из лука стрела. Ольха
охнула, ее отшвырнуло встречным ветром, едва удержалась в седле, долго тщетно ловила поводья. Над головой и по обе стороны тропинки мелькали
деревья и кусты, сливались в сплошную зеленую стену.