Правое колено отдало знакомой болью - боже, я почти забыл об этом! - и ногу занесло вперед, но я приземлился на левую - удачно. Толкнулся вниз и понеслось. Правую я старался ставить несколько в сторону, чтобы меня не перевернуло, если она опять подведет. Но ничего - первый десяток шагов колено больше не давало о себе знать. И лишь на повороте - как назло, тропа поворачивала налево! - ногу опять выбросило вперед, и я чуть было не сделал кувырок через голову.
Я изо всех сил толкнулся левой и сгруппировался ногами вперед. Врезался в кустарник в стороне от тропинки, пропахал на брюхе метра три и остановился. Ускорители заглохли. Стало тихо.
Секунд пять я лежал неподвижно, приходя в себя. Все, вроде, было цело. Я не знаю, успел ли кто по мне выстрелить, но во всяком случае, никто в меня не попал. Я лежал в ложбине, которая пересекала тропинку недалеко от поворота. Сюда и стремился. Наверное, когда-то эту ложбину выкопали строители поселка - во время ливней она вбирала в себя воду с вершины холма и отводила ее в сторону, к ручью. Она полуспиралью опоясывала холм, и, пока я не высовывал из нее носа, бояться мне было нечего - разве что атаки с воздуха, в этих условиях весьма маловероятной. Навесного огня я в защитной форме не боялся.
Слух постепенно начал различать внешние звуки. Перестрелка явно усилилась - возможно, ополченцы ринулись в атаку, заметив мой маневр. Хотя вряд ли многие поняли, что произошло. Но все это пока не страшно, у меня еще масса времени, чтобы уйти. Я осторожно сел, следя за тем, чтобы не высунуть голову наружу, попробовал подтянуть ноги. Правое колено ответило резкой болью - этого еще не хватало. Я сжал зубы и руками подтянул его к подбородку. Ничего, обойдемся. Не в первый раз, говорил я себе, это далеко не в первый раз.
Я отстегнул использованные ускорители, отбросил их в сторону. Огляделся по сторонам. Справа, метрах в пяти что-то торчало из кустов. Я пригляделся пристальнее. Ну конечно - сапог милиционера. Из тех, что охраняли меня в ту ночь, когда поселок был впервые обстрелян с холма. Двое тогда остались наверху, а один сумел уползти. Хорошо, что я дышу через фильтры, подумалось мне. Пять суток на такой жаре - с ума сойти. А каково сейчас в поселке?
Я осторожно распрямился, все время прислушиваясь к колену. Потом перевернулся на живот, сполз на дно ложбины и не спеша пополз вниз, останавливаясь и прислушиваясь через каждые десять-пятнадцать метров. Но ничего нового я не услышал, перестрелка даже немного поутихла, и, успокоившись окончательно, я пополз быстрее. То, что оставалось позади, меня больше не волновало. Теперь важно было, кого я встречу за ручьем, в лесу.
- Не верю я ему, - сказал высокий и отвернулся.
- А что ты предлагаешь? Ждать? - Румбо не спускал с меня глаз. Он умен - этот Энхар Румбо. И ловок. Всего за три дня целую армию организовал. А вот высокого я не знал, первый раз видел. Спрашивать, кто он такой не хотелось. Да и не время - не я здесь спрашивал, меня допрашивали.
Румбо тоже мне не верил. Это было видно, да я и не ждал от него ничего другого. Я бы и сам в его положении верить не стал. Но он, по крайней мере, размышлял, пытался понять, что же меня привело к ним, почему я оставил безопасную Станцию и сбежал из поселка. Этого он не понимал, и это его беспокоило.
- Какой мне смысл вас обманывать? - спрашиваю просто так, чтобы прервать молчание. Надоел мне его молчаливый взгляд. Смотрит так, будто бы все уже знает, но шанс мне дает - признайся, мол, лучше сам. А глаза-то у него усталые, покрасневшие. В морщины копоть въелась - не иначе, как сам в атаку ходил. Не его это дело - убьют, кто будет командовать? А-Курр? Или этот высокий? Они накомандуют...
- Вот я и пытаюсь понять - какой во всем этом смысл, - после паузы, достаточной, чтобы ее почувствовать, говорит Румбо.
- В конце-концов, вам-то от всего этого сейчас ни тепло, ни холодно. Я о себе забочусь.
- Да уж ясное дело, что о себе. Но не вяжется все это с тем, что раньше было.
- Да уж ясное дело, что о себе. Но не вяжется все это с тем, что раньше было. Никак не вяжется.
- Времена другие. Всему рано или поздно приходит конец. Вы же тут живете в изоляции, откуда вам знать, о чем народ в Метрополии думает?
- Это верно - откуда нам знать? Никто из нас туда не ездит. Да только кое-что мы все-таки понимаем. Мы же видим, кто прибывает оттуда. Один Ба-Кмона чего стоит.
- Будто у вас своих выродков мало?
- Ладно, не будем отвлекаться. Я все равно вам не верю. Пока не верю. Время покажет. Но вот что я хотел бы понять - на что вы рассчитывали, когда к нам бежали?
- Если честно - то для меня это шанс. Впервые в жизни - шанс подняться наверх. Не говоря уже о том, что это и шанс остаться в живых.
- Врет ведь он, - вполголоса сказал высокий из угла.
- Не мешай, Дьелле. Пусть говорит.
Дверь в подвал отворилась, вошла высокая худая девушка. Я видел ее мельком наверху, когда меня вели сюда.
- Эст Энхар, прибыл Лкулла с Континента, с ним шестьдесят человек.
- Парсэ, ты же видишь - у нас гость.
- Простите, - она мельком взглянула на меня, потом снова повернулась к Румбо. - Что ему передать?
- Пусть пока подождут.
Значит, сработало. Он собирает силы. Чтобы не выдать себя, я начал говорить - быстро, сбиваясь:
- Вы можете не верить. Дело ваше. Вы думаете - Офицер Службы Связи это фигура? Пешка это. Ни дома, ни семьи, ни будущего - ничего. Забросят в глушь - и служи, передавай депеши и циркуляры. Что меня ждало? Пенсия - до нее еще тридцать стандартных лет, дослужиться надо, выжить надо. Вы знаете, сколько доживает до пенсии Офицеров Связи? Половина, от силы. Да и разве это цель - пенсия? Тьфу!
- А ради чего вы поступили в Службу Связи?
- Вы что, серьезно спрашиваете?
- Ну да.
- А нас, эст Румбо, не спрашивают. Насильно, конечно, никого не заставляют, но выбора попросту нет. Ведь в Службу Связи только те попадают, у кого во всей Галактике никого близкого нет. Нас еще детьми берут, кормят, учат, воспитывают. А потом ставят перед выбором - либо на службу поступить, либо просто на улице оказаться, с нуля начинать. Служба Связи - это еще наилучший вариант, нас же в такие условия ставят, что мы себя облагодетельствованными считаем, к элите себя причисленными мним. А на деле - те же рабы. До пенсии - рабы самые настоящие. Ни семьи не завести, ни дома. Только и остается, что деньги на обеспеченную старость копить.
- Ну вы все-таки до Офицера дослужились.
- А разницы никакой. Я же ничего не решаю - что мне прикажут, то и делаю. И перспектив, по сути дела, никаких. Нас, Офицеров Связи, тысячи, а выше, к нормальной жизни, к нормальному положению, единицы поднимаются.
- Нормальное положение? - Румбо усмехнулся. - Это что же за положение такое, а?
- А это когда не за тебя все решают. - Объясняй тут ему. Поймет он, как же. - Да что говорить... Люди же разные, у всех цели разные, желания разные. Вон Сен-Ку этому, что до меня был, тому, наверное, все равно кто им командует, зачем командует. А мне не все равно. Я другой.
- Другой, - Румбо хмыкнул. - Все мы другие.
- Я гордый. Я за все отплатить хочу. Я не желаю на подачках жить. А меня заставляют это делать. Всю жизнь подачки дают, да так, что не расплатишься, вроде. Всю жизнь должен. Благодетели проклятые! И за все плати - убеждениями своими плати, мыслями своими плати, свободой плати! И попробуй чуть в сторону ступить - сомнут, потому как без подачек ихних и не человек ты уже, не выжить тебе просто-напросто. Надоело мне это, надоело!!!
Легко говорить правду. Даже если это и не вся правда. Даже если тебе и не верят.
- А у нас, значит, свободным хотите стать? - Румбо встал, поправил комбинезон. Лицо его сразу в темноту погрузилось, сам он навис надо мной огромной глыбой, заслонив свет.
- А я вам не должен ничего. Вы мне должны будете, - буркнул я, не поднимая головы.
- Далеко смотрите.