«Лупатый» канареечного цвета выскочил из‑за чахлого лесочка и лихо затормозил перед веревкой, которая в отсутствие забора обозначала границы дачи.
– Какая фреза?
– Которой старый асфальт срезают… Два прохода, и дело сделано.
– Фреза – это да. Без фрезы здесь делать нечего… – повторил за Серегой Окуркин и почесал нос, что было первым признаком очередной окуркинской идеи.
– Я вот чего подумал, коллега… – Окуркин еще раз почесал нос, и идея в его голове сформировалась полностью. – У меня знакомый метростроевец есть, думаю, он поможет нам с оборудованием.
– А я потяну по деньгам? – осторожно осведомился Тютюнин.
– Никаких денег и не нужно. Услуга за услугу. Он нам оборудование, а мы ему поможем из шахты мотор поднять с медной оплеткой. Он себе его давно отложил, только поднять не было возможности.
– А теперь что же?
– А теперь возможность будет.
Из «красного уголка» вышла Люба.
– Здорово, принцесса! – поздоровался Окуркин.
– Здравствуй, Леш, – осторожно ответила Люба, подходя ближе и внимательно глядя на карманы гостя – не оттопыриваются ли они не ко времени привезенной пол‑литрой.
Поняв, о чем думает тютюнинская супруга, Леха широко улыбнулся и развел руками.
– Да ты что, Любаша! Ты же знаешь, с моей Ленкой в такие шутки играть нельзя. Расправа будет короткой.
Тютюнина кивнула. Ее приятельница, Окуркина Лена, была на полторы головы выше Лехи и имела в своих руках достаточно силы, чтобы свернуть в колечко лом. Не большой конечно, а так – средних размеров.
Окуркина стеснялась своей силы и не раз признавалась, что сильно пугается, отвесив своему благоверному очередного леща.
– Представляешь, Любаш, пульну его несильно, а он отлетит, болезный, к стенке, ударится в нее и сползет на пол да еще глазки закатит. Я тут же в слезы – все, думаю, овдовела… Потом гляжу нет, живой…
Несмотря на такую тяжелую артиллерию, Окуркин время от времени уходил в загул, как правило, в компании с Серегой, которому тоже в таких случаях доставалось дубовой скалкой.
– Почему, Лен, они у нас такие непонятливые? – бывало, спрашивала Люба Тютюнина у подруги. – Вот ведь и достается им, а они опять напиваются. Завтра пятница – опять наклюкаются.
– Наклюкаются, подруга, наклюкаются, – обреченно вздыхала Лена, поводя богатырскими плечами. – Это потому, что они у нас шебутные и отчаянные.
– Отчаянные, – соглашалась Люба, и они с Леной молча смотрели телик, осознавая, как какие‑нибудь декабристки, свою нелегкую женскую долю.
– Я просто приехал дачу вашу посмотреть, – сказал Леха.
– Ну и как, нравится? – сразу загорелась Люба.
– Да, красиво. Такой красной глины я нигде еще не видел. Из нее охру можно делать.
– Правда? – поразилась Люба. – А зачем?
Из «красного уголка» выглянула Олимпиада Петровна. Заметив Окуркина, она тотчас выбежала наружу, позабыв снять кухонный фартук с надписью «Аи лав Ю‑Эс‑Эй».
– Что, доча, перехватила наркокурьера?! Подскочив к Лехе, Олимпиада с криком замахнулась на него дубовой скалкой.
– А ну скидывай дозу, дохлик!
– У него ничего нет, мама, – доложила Люба.
– А чего тогда приехал? – удивилась тютюнинская теща, нехотя опуская скалку.
– Я Сергея хотел на речку пригласить, на Каменку, – скромно улыбнувшись, сообщил Окуркин.
– Да? Купаться захотелось? А кто целину будет возделывать – две слабые женщины?
– Нет, об этом не беспокойтесь. Мы с Сергеем завтра приспособление привезем и буквально весь ваш участок перекопаем.
– Весь? – с сомнением уточнила Олимпиада Петровна.
– Буквально, – уверенно кивнул Окуркин.
– Ну‑ну, маркшейдер.
– Моя фамилия Окуркин, – обиделся Леха.
– Ну ладно, раз так, езжайте мыться, – согласилась Люба. – Только никаких выпивок. Ты понял, Сергей?
– Конечно, – обрадовано закивал Тютюнин. – Поплавать очень хочется. Давно я не плавал.
– Уложимся, – ответил Сергей и, забросив брюки в «запорожец», стал спускаться к воде.
Усевшись на неглубокое дно, друзья, блаженно щурясь на солнце, на мгновение забыли о своих проблемах. А проблемы у них были.
Во‑первых, у них сломался множительный аппарат. Сделанный из старой хлебницы, он запросто копировал алюминиевые банки, которые затем можно было сдавать как лом цветных металлов. Маленькие человечки – тыклики, изготовившие этот чудо‑аппарат, давно уже не выходили на связь с Тютюниным, и неизвестно было, собирались ли выйти вообще когда‑нибудь.
Второй проблемой был старый стадион «Локомотив», где прежде у Сереги и Лехи был собственный участок под трибуной, с которого они добывали во время матчей пустые банки из‑под пива.
Пока работала хлебница‑множитель, друзья имели стабильный приработок. Они даже продали участок, поскольку были уверены, что хлебница будет работать вечно.
Однако они ошиблись. Агрегат сломался, стадион же «Локомотив» закрыли на якобы реконструкцию, а потом, нежданно‑негаданно, над трибунами начали быстро расти стены сорокаэтажного жилого комплекса «Ассоль».
Леха и Сергей вместе с жителями района ходили митинговать и ложиться под бульдозеры, однако нарвались на контратаку милиции, которой руководил чиновник из городской мэрии.
– Ты знаешь, меня сегодня на участке мухи кусали, – задумчиво произнес Тютюнин.
– И чего?
– А то, что кусачие мухи прилетают только осенью.
– Наплюй. Меня сейчас другие вещи интересуют. Более важные.