Глядел в бездонное ночное небо и думал о том, что должен помочь людям. И не только потому, что понял кое‑что за время скитаний, но и потому, что ему удалось встать во главе армии, которая, конечно же, если не промедлить, вернет народу украденную свободу – то главное, без чего ни один народ не возродится и не сохранит себя.
Иосиф достал из‑под головы спортивную сумку, раскрыл ее, ощупал золотой мундир.
«Но как, как поднять людей? Люди думают, что правильно судят о своем положении. Увы‑увы, от них скрыты многие события и многие тайны…»
Послышался шорох. Затем дыхание и шаги. Иосиф сжался, готовый к борьбе. Нервы напряглись до предела. «Вор? Украдет генеральский мундир и – прощай навеки, полковник Пуш!..»
У порога дома появился человек.
– Эй ты, – шепотом позвал Иосиф. – Я узнал тебя. Ты привел меня в деревню. Что тебе нужно?
Крестьянин вздрогнул от неожиданности.
– Ты, добрый человек?.. Скорее беги прочь, кто‑то выдал тебя. Полицейские прикатили за тобой на велосипедах из соседнего городка.
– Спасибо, – Иосиф вскочил с камышовой подстилки. – Покажи, куда бежать.
– Постой, я с тобою!.. Им известно, что я определил тебя на ночлег. Они, конечно, арестуют меня. Посадят. А из тюрьмы еще никто не возвратился домой.
– Как же твоя семья?
– Нет у меня семьи. Отца и матери я не помню. Дочь и жена умерли в прошлом году. В доме одна больная старуха – теща. Так ей и без того не мил белый свет…
«Кругом несчастье, – думал Иосиф, осторожно шагая вслед за своим спасителем, перебираясь через какие‑то канавы и заборы. – Несчастья держат крепче любых цепей…»
– Стой, – предупредил крестьянин. – Они идут, я слышу. Прячься.
Послышались торопливые шаги. Выглянувшая из‑за туч луна осветила трех полицейских, тащивших за собою овчарку в наморднике. Впереди всех семенил тщедушный человечек.
– Доносчик. Я знаю его, это мой сосед. Завидует, что в моем доме всегда тихо. А кому шуметь? Теща немая, а я не умею ругаться сам с собою…
Полицейские приближались.
– А ну как выскользнет, я тебя плеткой меж ушей! – свирепо пообещал один из полицейских. – Раньше, раньше нужно было донести, мы бы его на канале взяли, а ночь, что стог сена – не одного агитатора, целую роту агитаторов можно спрятать.
– Не извольте сомневаться, господин вахмистр, – оправдывался человечек. – Я не сразу заподозрил. Это ведь осознать надо. Но он сейчас как пить дать дрыхнет без задних ног… Я тотчас заприметил, что он не крестьянин. И копает не по‑нашему, и говорит как‑то странно…
Они прошли.
– Надо поторопиться, – сказал Иосиф. – У них ищейка, пойдут по следам… Давай‑ка махнем через гору. Дорогу знаешь? Не заблудишься?..
Выйдя из деревни, они побежали мимо королевских виноградников, ища дорогу в горы, но, видимо, в спешке потеряли ее.
– Здесь собака следа не возьмет, – задыхаясь, сказал крестьянин. – Здесь недавно использовали яды… Давай, добрый человек, отдохнем, я совсем выбился из сил.
Иосиф различил где‑то вдали собачий лай.
– Скоро рассвет. Это только усложнит наше положение.
– Не могу, браток, болит сердце.
Присели на землю.
– Трагедия, а не жизнь, – сказал Иосиф. – На своей земле, и приходится скрываться. Разве справедливо?
Крестьянин лежал на спине.
– Так и живем. Глупые и завистливые – друг друга пожирают. Так и говорят о нас: «глупый народ».
– Так и живем. Глупые и завистливые – друг друга пожирают. Так и говорят о нас: «глупый народ».
– Все это ложь, подлое внушение. Народ не глуп, а оглушен своим горем, обобран, угнетен, обманут. Правду прячут советники.
– Зачем же прятать?
– Затем, чтобы люди не выбрались из рабского положения, чтобы при каждом случае, поражаясь безобразиям и своей полной беспомощности, говорили себе: глуп народ наш, ничего не умеет, ни к чему не способен…
Рассвет встретил беглецов далеко от деревни в предгорьях.
– Какая красота! – восхитился Иосиф.
– Этой красоты мы не видим. Некогда – хоть подыхай, но плати налоги… Все эти плодородные земли принадлежат советникам короля. Уж не знаю, где они взяли столько денег, чтобы скупить участки.
– Ну, вот видишь, не оттого ли бедствуют крестьяне, что так вольготно живут королевские советники?
– Нам объясняют иначе: крестьянин получает за свой труд, полицейский – за свой, советник – за свой. Если бы они не трудились, государство пришло бы в упадок и развалилось.
– А представь себе, что нет уже больше ни советников, ни полицейских, налоги сократились в десять раз. Разве погибло бы государство?..
Крестьянин хотел что‑то ответить, но тут со стороны перевала показался черный грузовик. Он остановился метрах с трехстах. Как тараканы, из него высыпались полицейские и, растянувшись широкой цепью, заторопились навстречу беглецам, делая прочес.
«Всех подняли на ноги, теперь не убережешься», – подумал Иосиф.
– Слушай меня внимательно, – сказал крестьянин. – Если мы будем прятаться тут, среди обломков скал, нас неминуемо обнаружат и схватят. За себя я не боюсь: в застенке жил, в застенке подохну, какая разница? А тебе погибать нельзя. Я не понимаю всех твоих слов, но чувствую, что ты владеешь нужной для всех правдой… Вон, видишь, справа – кукурузное поле, а за полем сады? Там, за садами, – поместье богатого королевского советника. Я отвлеку полицейских, а ты пробирайся к кукурузному полю, а потом и к поместью. Туда полицейские ищейки не доберутся. Если я уцелею, то дам круг и приду туда же…
Не успел Иосиф возразить – крестьянин пополз уже среди камней, потом внезапно вскочил и побежал к зарослям камыша у подножия холма, – там было озеро, из которого брали воду для полива.
Полицейские тотчас заметили беглеца. Послышались возбужденные крики, посыпались выстрелы…
Крестьянин падал, полз и снова бежал в полный рост, и полицейские, как натренированные псы, помимо своей воли устремились за беглецом. Но не все. Несколько человек направилось к камням, где прятался Иосиф.
Совсем ничтожные шансы на спасение сокращались с каждой минутой. Но Иосифа больше всего беспокоила судьба благородного крестьянина.
«Нет‑нет, люди не пропали для свободы и правды. Пока совесть теплится хоть в немногих, есть надежда…»
Между тем события быстро продвигались к развязке. Крестьянин не учел, что полицейским, спускавшимся с горы, бежать было гораздо легче, чем ему.
Приблизившись, полицейские открыли огонь – нельзя было поднять и головы, – они пытались отрезать беглеца от озера.
Он понял этот простейший маневр, вскочил и дал из последних сил такого стрекача, что сумел все же добраться до камышей. Но силы его были на исходе, и это решило дело. Вероятно, крестьянина убили или тяжело ранили, – возбужденная свора полицейских в светло‑коричневых френчах хлынула обратно. Двое волокли за ноги по земле не подававшего признаков жизни крестьянина.