Дядя думал минуту или две. Наверняка он имел готовый ответ, он ведь уже отвечал на вопрос, пусть в собственных мыслях, оправдываясь или отрицая, доказывая, что имел право поступать так, как считал нужным, что не желал зла и…
— Они предложили ее вернуть. Посредник вышел на меня еще в городе…
Магнус закашлялся. Ему тяжело сидеть: раны не настолько затянулись, чтобы не причинять боли, но ведь не ляжет. Гордость и глупость — почти синонимы.
— Он показал мне запись… сказал, что Хаот усовершенствовал технологию. Полная реконструкция. Полное соответствие. Я не знаю, где они взяли образец, но… это была она. Ты вряд ли ее помнишь, хотя… Изольда на нее похожа. И Аннет. Не замечал?
— Нет.
Руки Магнуса покрыты шрамами, свежими, розовыми, чем-то напоминающими жирных червей, что присосались к коже, и старыми.
— Похожа… у нашей линии устойчивые предпочтения. И тем больнее видеть. Со временем легче не становится. Каждый день как проклятие… когда спишь, еще ничего. А проснулся и сразу понимаешь, что ее нет. Навсегда нет. Безвозвратно.
Пожалуй, Кайя понимал его. Почти. У него оставалась надежда, тонкая, с волос, но все же. А вот чтобы безвозвратно… темнота слишком близко, чтобы о таком думать.
— И как ни странно, но спасение одно — сойти с ума. Я убивал и был почти счастлив. Чем больше крови, тем… легче. А ты позвал меня. Сказал, что я нужен. Нужен! Тебе следовало посадить меня на цепь. И запереть в том подвале. Я все ждал, когда же ты сообразишь, а ты… ты верил мне. В итоге вот что получилось.
— Чего от тебя хотели?
— Чтобы я уехал из города. Ненадолго. Всего пара недель… благо, предлог подходящий. Пушки, заговор мастеров, призрачная надежда поймать Кормака… а там и задержаться можно. У меня ведь случались срывы. И случай самый тот. Дознание. Нервы. Кровь… на мраморе кровь. Белый пол и лужа, которая начала подсыхать. Сверху пленочка, плотная такая, достаточно плотная, чтобы муху выдержать. Их много быть должно было, но ползла только одна. Я ее вижу каждую ночь. Эту лужу и эту муху. Я знаю, что мне надо смотреть дальше, но не могу.
Возможно, темнота — не самый худший из кошмаров. Самому умирать легче.
— Лужа расползается, сначала медленно, но чем больше она, тем быстрее движется. И в конце концов весь мир тонет в крови.
— Ты мог рассказать.
А Кайя мог спросить. Но о некоторых вещах спрашивать не принято.
— Наверное, следовало. Но мне казалось, что я сильнее. Я справляюсь. Я почти нормален. Все сумасшедшие так говорят.
Но однажды появился кто-то, кто предложил все починить, не прошлое, но настоящее.
Шанс.
— Не будь олухом, — жестко сказал Магнус. — Не ищи мне оправданий. Я пошел на сделку с Хаотом. Я не знал, что именно они готовят, но подозревал, что вы не справитесь. Не вашего уровня противник. И все равно согласился. Я уехал. Я скрыл информацию, которая все меняла и давала вам хоть какой-то шанс. Я разрушил твою семью.
Да. Наверное.
Но и награду не получил, иначе не лежал бы здесь.
— Они тебя обманули?
— Нет. Не они. Я сам себя обманул. Она и вправду была… почти такой же. Внешность. Голос. Запах. Вот только… подделка. Посредник пытался выяснить, что не так. Он гарантировал полное сходство. А я не мог объяснить. Просто знал — подделка. Ложь. Издевка и…
— Ты ее убил?
— Да.
Но исправлять что-либо было поздно. И выдуманный срыв стал реальным. Рассчитывал Хаот на это? Вряд ли, они и вправду пытались зацепить дядю, очередной эксперимент. И если бы он получился, то… несколько несчастных случаев. Несколько сделок.
И мир, который меняется исподволь.
Вряд ли нашелся бы кто-то, кто отказался от подобного предложения. Что ж, оставалось радоваться, что эксперимент не удался.
Кайя открыл окно и, опершись на широкий подоконник, втянул воздух. Ему нравилось, что он вновь способен различать запахи и цвета, чувствовать кожей ветер, тепло и шершавую занозистую поверхность оконной рамы. Неровности стекла.
Все и сразу.
— Если в тебе осталась хоть капля мозгов, ты воспользуешься случаем. — Голос Магнуса мешал сосредоточиться. Там, снаружи, доносились голоса. И звонкие удары молота по наковальне. Меч? Плуг? Подкова? Дым кузниц пахнет иначе, чем тот, что идет от пекарни.
Разве не чудесно, что Кайя дано различать их?
— Меня покромсало так, что никто не удивится…
— Если я захочу тебя убить, я не буду прятаться за обстоятельствами. — Кайя потрогал жесткий лист плюща. Зеленые плети обвивали башню, устремляясь к самой крыше.
— Болван.
— Какой есть.
Он ведь желает смерти. Из-за совести. Из-за сна, который возвращается раз за разом. И потому, что просто устал жить. Магнус воспримет приговор с облегчением.
Милосердие?
Кому оно нужно.
— Это был и мой просчет. — На раскрытую ладонь села птица, серая невзрачная камышовка, она вертела головой, царапала пальцы острыми коготками, трясла крыльями, но не смела улетать. Кайя позвал ее и держит. С птицей просто. Люди — дело другое. — Мне нравилось думать, что с тобой все в порядке настолько, насколько это возможно. Ты был мне нужен. Я тебя использовал, не особо представляя, чего тебе это стоит. Ты же слишком меня оберегал и молчал.
А что было бы, если бы Магнус отказался?
Сумел бы он переиграть Кормака? Вытащить Тиссу? Поймать Тень, пока охота за ней имела смысл? Предотвратить самоубийство Макферсона? Сохранить равновесие в Совете?
Остановить снайпера.
И не позволить Хаоту войти в Башню?
Пожалуй, даже система не дала бы однозначного прогноза.
Но шансы бы имелись, и весьма неплохие.
— Не так давно посредник пытался связаться со мной снова. — Магнус болезненно скривился. — Я не стал с ним разговаривать.
Поэтому они вышли на Урфина.
Жаль, что письмо запоздало. Знай Кайя то, что знает сейчас, Урфин не ходил бы под меткой, а у дяди появился шанс разобраться со своей совестью.
— Ты останешься здесь. — Кайя неприятно говорить то, что сказать придется. — О твоей… ошибке знаю я. Урфин.
— Изольда?
Скрыть не получится. Кайя хотел бы, не ради Магнуса, но… дядя понял верно и ответил:
— Ясно.
— Для всех остальных — ты сильно пострадал при взрыве. Настолько сильно, что я опасаюсь за твой разум. Ты не покинешь пределов этой комнаты до тех пор, пока я не позволю. А когда позволю, отправишься туда, куда будет сказано. Твои приказы не будут исполняться. И… дядя, я надеюсь, что ты не попытаешься сбежать.
Развел руками. Это согласие?
— Если что-то будет нужно, проси. Гайяр исполнит любую просьбу.
— Ненавидишь меня?
— Хотел бы. — Кайя может позволить себе честность, это просто, как отпустить несчастную птаху. — Было бы проще. Я… помню ее. И тебя тоже. Как ты нас из лесу забрал. Приехал и забрал, несмотря на то что отец не терпел вмешательства. Ты единственный мог ему перечить. Или как с лодкой управляться учил. Нырять. И чтобы на глубину. Как Урфину сопли кровавые вытирал после наших с ним занятий… и как со мной нянчился. Разве я могу тебя ненавидеть?
— Ты неисправим.
— Наверное. Лучше… — Кайя почти позволил себе отступить. К чему продолжать разговор, который, скорее всего, не имеет смысла. Прошлое мертво во всех его проявлениях, а через пару дней решится, выживет ли будущее. — Лучше расскажи мне, почему мой отец был… таким, как был. Он меня ненавидел, и в то же время у него получилось не убить.
— Нет, — скрюченные пальцы Магнуса коснулись щеки, на которой проступала рыжая щетина, — в нем никогда не было ненависти к тебе. Во всяком случае, когда Арвин еще отдавал отчет в том, что происходит. Он пытался научить тебя защищаться. Кайя, ты… ты был…
— Не таким.
— Таким. Но мягким, понимаешь? Ты всегда и во всем искал компромисс. Уступал, где только можно было уступить. И где нельзя, тоже, пытаясь найти какое-то равновесие в обстоятельствах. Тем, кого ты любишь, ты готов простить и спустить все.
В этом мире не так много людей, которых Кайя любит.
Дядя его предал.
Изу предал он.
Урфину молчаливо позволил ввязаться в авантюру с почти гарантированно смертельным исходом.
Дочь его никогда не видела, и Кайя не представляет, как завоевать ее любовь. А сын видел совсем не то, что следовало бы показать ребенку, и вряд ли когда-нибудь сможет забыть увиденное.
— Доброта — это хорошо. И умение прощать — тоже. Для человека, но не для правителя. Арвин боялся, что не ты будешь управлять протекторатом. Тобой будут. И не Совет.
Магнус скребет щеку, оставляя красные яркие следы.
— Взять хотя бы Урфина. Ты никогда не умел его остановить, принимая все, что он делал как должное.
— Надо было по зубам?
А ведь так и получилось в конечном итоге.
— Надо было научиться его сдерживать. Любым способом. Ты почти позволил ему превратиться в чудовище. Он хороший мальчик. И, возможно, сам бы справился. А возможно, рано или поздно уверился бы в собственной безнаказанности.
Все верно. И мерзко до тошноты, до знакомой дерущей боли в горле, которая остается от сорванных связок. До дрожи в коленях и слабости.
…Кайя? Что ты делаешь? Не надо. Пожалуйста.
…я должен.
Это тоже болезнь, от которой пора бы избавиться. Дойти до дна и вернуться назад.
— Ты дал ему свободу. Титул. Деньги. Власть. Ты закрывал глаза на шалости, не замечая, что раз за разом он позволяет себе чуть больше. И чем все закончилось?
Чумой на острове Фарнер.
И если бы Кайя не вынудили соблюдать закон, то…
— Ты знал про блок?
— Нет. Я ушел почти сразу после Фризии.
Верно. Сходится. Тогда кто посоветовал его создать? Кормак? Или отец сам додумался? Естественное развитие безумной идеи. Закон защитит Кайя. И закон защитит от Кайя. Великолепно в теории. А на практике — сложно, мучительно в воплощении и почти смертельно по результату.
— При мне Арвин просто пытался выбить тебя из равновесия. Разозлить.
Выбивал, это точно.
Дурь. Слабость. Что там еще в списке было? Действительно, без ненависти. Деловито. С точным расчетом, от которого до сих пор вкус крови во рту стоит. Как портовую собаку, которую для травли готовят, избивая до тех пор, пока собака не утратит остатки разума.
Зато и страха в ней не останется.
Ничего, кроме ярости и желания рвать. Разве от этого хоть кому-то стало бы легче?
Лучше бы отец и вправду ненавидел. Было бы честнее.
— Почему он не позволил ей родить ребенка? Почему все вообще получилось так… как получилось.
Кто виноват? Кайя подозревал, что все и никто конкретно, как оно обычно бывает. И все-таки жаль, что у него не было брата, такого, который оправдал бы надежды отца. Глядишь, Кайя оставили бы в покое.
Отправили куда-нибудь с глаз долой, то-то было бы счастье.
— Да сядь ты, наконец! — не выдержал дядя. — Я могу сказать лишь то, что знаю и думаю. Насколько оно правде соответствует — другой вопрос. Ты знаешь, что у нас с твоим отцом большая разница, что нормально. Твоя бабушка, моя мама, была уже немолода и… Она так и не оправилась после родов, жила, но это была жизнь на грани. Высокая цена за ребенка. И от Арвина с почти рождения стали требовать быть лучшим. Всегда и во всем. У него получалось. Я понимаю, что вряд ли ты поверишь, но у него были и ум, и характер, и воля.
Которых Кайя, ко всеобщему огорчению, не унаследовал.
— …и болезненное честолюбие. Он каждую минуту доказывал, что достоин места и положения. Дед им гордился. Это я мог себе позволить быть паршивой овцой и тратить время по пустякам, а на нем с рождения висело ярмо долга. Возможно, проживи папа чуть дольше, все бы сладилось иначе. Но он не стал рисковать, ушел сразу за мамой. Арвину же досталась страна.
Наверное, из всего этого получилась бы интересная сказка о том, как все жили долго и счастливо. В сказках ведь только так.
— Он многое хотел изменить. — Магнус закрыл глаза. Вспоминает? Кайя хотел бы заглянуть в эти воспоминания, увидеть отца другим. Зачем? Он не знал. — Аннет было четырнадцать, когда они встретились. Ее подарили. В то время как раз пошла мода на подобные… подарки. Девушки. Юноши. Из питомника. Здоровые. Красивые. Правильно воспитанные. Никто не знает, где и когда встретит пару. Какой она будет.
Единственно возможной. Это же просто. Как не понять?
— Арвин надеялся на кого-то равного себе. Достойного.
А получил рабыню с правильным воспитанием. Злая шутка? Или все-таки Ллойд прав в том, что сам смысл пары — в дополнении и переменах. Чего же тогда не хватало отцу?
— Арвин оказался просто не готов принять ее. И поступил, как ему казалось, разумно. Он оставил Аннет при себе, но…
— …женился на моей матери.
Добровольно. Без Хаота, договора и угрозы. Это в голове не укладывалось.
— Именно. Неглупая женщина знатного рода с хорошими связями, устойчивым положением в обществе. Подходящая фигура на роль первой леди.
И роль эту мать играла до последней минуты с профессиональным почти артистизмом, не позволяя себе ни на волос отступить от сценария.
— Аннет не возражала. Да и как мог возразить ребенок, который точно знал, где его место? Она радовалась уже тому, что может быть рядом с Арвином. Пожалуй, несмотря ни на что, это было хорошее время для всех.
Но ничто хорошее не длится вечность, это Кайя хорошо усвоил.
— Однажды твоя мать объявила о том, что ждет ребенка. Признаться, новость была… неожиданной. Не обижайся, но я искренне полагал, что их брак — исключительно формальность. И решил, что это — очередной рациональный план, который позволит узаконить ребенка Аннет. Так иногда поступали… дама объявляет себя беременной. Удаляется куда-нибудь в сельскую тишь вкушать дары природы, а через некоторое время возвращается с ребенком. Но я недооценил Арвина. Не знаю, что им двигало: глупость, расчет или чувство долга. Все сразу? Спрашивал, но ответили, что меня это не касается. Главное, что роды проходили в присутствии твоего отца и шести членов Совета. Это исключало всякую возможность подмены ребенка.
Старый обычай. Знакомый. И напрочь лишенный смысла, ведь вопрос не в законности рождения, а в способностях. Кайя от своих отказался бы с радостью.
И от родства такого.
— Тогда же было решено, что появление бастарда недопустимо.
И к леди Аннет приставили доктора, который следил за ее состоянием, ежедневно напоминая о том, что следует принять лекарство.
— Верно. — Дядя разодрал-таки щеку до крови, словно мало ему было шрамов. — Арвину говорили, что он совершает ошибку. Пытались давить. Но к этому времени его уверенность в себе превратилась… скажем так, Арвин не мог допустить и мысли о том, что просчитался.
— Даже после Фризии?
Магнус не сразу ответил. Разжал скрюченные пальцы, посмотрел на них, вытер о подушку…
— После Фризии меня не стало. Но кое-что знаю от других людей. Арвин пошел на уступки. Протекторам. Системе. Аннет. Себе самому. Он, полагаю, воспользовался предлогом необходимости, чтобы получить то, чего сам хотел. Вот только беременность закончилась неудачно.
Кайя не помнил этого.
Или ему только кажется? Если хорошо покопаться в памяти, то…
…внезапная передышка. Отец словно забыл о самом существовании Кайя.
…а мать вдруг вспомнила. Он должен был сопровождать ее повсюду, а визитов и встреч стало неожиданно много. И все они были какие-то неправильные, словно за словами, которые произносились, скрывался особый тайный смысл.
…учителей перестало волновать, что Кайя не проявляет достаточного усердия.
— Она едва не стоила Аннет жизни. И нет, это не было попыткой убить, скорее… или она слишком долго пила травы. Или нервы сказались — девочка выросла и стала воспринимать мир и свое в нем положение иначе. Или Арвин уже начал меняться… выкидыш на позднем сроке.
…тишина, оглушающая, напряженная, которая вдруг воцарилась в замке. Кайя слышал ее, скрытую за словами, случайно пойманными взглядами и шелестом юбок.
Черная ткань на зеркалах.