— Точно, — любимым папиным словечком ответил я. — Чтобы жить веселее было.
Папа у нас тоже не сумасшедший. Честное слово. Он археолог, так же, как и мама. Просто папа верит в палеоконтакт. Знаете, что это такое? Те, кто верит в палеоконтакт, думают, что на Землю прилетали инопланетяне. Только не сейчас, а давным‑давно, еще в первобытные времена. И если покопаться хорошенько в древних развалинах или просто в земле, то можно найти скелет инопланетянина, его любимый бластер или даже целый космический корабль. И это вовсе не для того, чтобы прославиться. Просто папа считает, что когда имеешь перед собой такую трудную задачу, то жить веселее и интереснее. Я с этим согласен. Жить веселее. Особенно окружающим. Стас немного помолчал, потом неохотно сказал:
— Ладно, Костя, кеп‑хур‑ушурбац.
Но еще больше она поразила его позже, когда в Ленинграде, в студенческой аудитории он горячо защищал свою версию неземного происхождения найденного черепа. Студенты и преподаватели спорили до хрипоты, а потом кто‑то спросил молчаливую девушку:
— Галя, а ты на этот счет что думаешь?
— Я думаю, это череп ишака, — ответила мама. — Даже не думаю, а знаю. Я из Ташкента, я там их и раньше видела.
Папа вскричал:
— Что же вы раньше не сказали?!
А она ответила:
— Вы не спрашивали.
Вот тут он в нее и влюбился. Такая у нас семейная легенда…
Мы молча ели, пихаясь со Стасом под столом, а только что названный котенок Валька думал, что это мы с ним играем и кусал нас обоих за ноги. Вдруг папа очнулся и, торопливо дожевывая яичницу, спросил:
— Стасик, ты не знаешь, где у нас зубило?
За инструменты у нас отвечает Стас, но от этого вопроса и он растерялся. Зубилом мы давно не пользовались.
— На балконе, в ящике с инструментами, — сказал он. И, подумав, добавил: — Наверное.
— Спасибо, Стас, — очень ласково поблагодарил папа, — я посмотрю. Нужно зубило, чтобы…
Папа замолчал и стал прихлебывать горячий чай. Мама как ни в чем не бывало продолжала гладить настоящего египетского моа, улегшегося у нее на коленях. А мы со Стасом переглянулись. Что‑то явно затевалось.
А мы со Стасом переглянулись. Что‑то явно затевалось.
Но до самого вечера все было тихо.
Мама собралась, погудела в прихожей пылесосом и ушла в музей — она там работает старшим научным сотрудником. Через полчаса, подточив зубило напильником, пошел на работу и папа. В тот же самый музей, где он, как и мама, старший научный сотрудник. Только мама специалист по Египту, а папа — по доисторическим временам и по старинному вооружению, от австралийских боевых бумерангов до алеутских панцирей из моржовой шкуры.
У меня почему‑то были сомнения, на работу ли идет папа: если уж он снова занялся поисками пришельцев, то на мелочи отвлекаться не станет. Дождавшись, когда папа кончил пылесоситься и хлопнул дверью, я выскочил в лоджию. Мы живем совсем рядом с музеем, буквально через улицу, по диагонали от него. Но папа действительно шел на работу, жизнерадостно помахивая портфелем. Пользуясь отсутствием прохожих (а откуда им взяться в полседьмого субботнего утра?), папа временами делал движения, напоминающие прием каратэ маваша‑гири. Получалось у него плохо. Папа теоретик, а не практик.
Когда за папой захлопнулась музейная дверь, я вернулся на кухню. Стас развалился на табуретке (как на ней можно развалиться — не знаю, это умеет только мой брат) и очищал бутерброд с кошачьим волосом от меда. То есть наоборот, бутерброд с медом от кошачьих волос.
— Как ты думаешь, папа что нашел, бластер или космический корабль? — задумчиво спросил Стас. Он был еще молод и не утратил оптимизма.
— Городскую канализацию, — грубо ответил я, потому что помнил прошлогодний папин конфуз, из‑за которого во всем квартале не было воды, и соседи смотрели на нас волками.
— Да‑а, — протянул Стас и поскучнел. — Что сегодня делать‑то будем?
— Не знаю, — сказал я, пытаясь сообразить, какие вообще бывают на свете дела.
— Может, пойдем по музею пошляемся, на Неменхотепа посмотрим? — предложил Стас.
Неменхотеп — это фараон, точнее — мумия фараона, которая лежит в саркофаге у мамы в египетском зале. И мы иногда ходим поглядеть на него. Все‑таки интересно понимать, что перед тобой не кукла какая‑то, а мертвый человек, который был живым много‑много веков назад. У него сморщенное злое лицо, а на руках — браслеты. Только сегодня поглазеть не получится, и я обяяснил Стасу, почему:
— Мама сказала, что ее зал к ремонту готовится, и Неменхотепа в запасник унесли. Его к тому же еще и реставрировать будут.
— Как это, интересно, можно человека реставрировать?
— Он не человек, — ответил я, — он экспонат.
Стас удовлетворенно кивнул, откусил кусок бутерброда и стал разглядывать зулусский ассегай, висящий над кухонным столом. Потом лицо его оживилось, и он внимательно посмотрел на резное деревянное панно на противоположной стене. Кухня у нас длинная, и я сразу понял его идею — потренироваться в метании ассегая. Я торопливо сказал:
— Стас, сегодня же суббота! У Димки отец на дачу уезжает, компьютер свободный!
Стас перестал жевать, подумал и сказал:
— Ага, свободный. Димка сядет в «Цивилизацию» играть, и — до самого вечера.
Димка — это наш сосед, он живет над нами, на втором этаже. У его отца есть старый ай‑би‑эмовский компьютер.
— А мы прямо сейчас к нему пойдем, — торопливо сказал я, — и сядем вместе в «Вэрлорд» играть.
Слава Осирису[10], удалось мне Стаса отвлечь от смертоубийственных планов. «Вэрлорд» — тоже воинственная штука, но она хоть на экране, и ассегаи над головой не летают. Мы со Стасом дружно натянули шорты и рубашки, потом пошли в прихожую, где у нас лежит всегда включенный в сеть пылесос «Шмель», и почистили друг друга от шерсти.