Сейчас он поставил все три времялета рядышком на лужайке. Тот, на котором прибыл Гэхен, в полном порядке. Аварийная посадка на клумбу ему нисколько не повредила. Хорас под завязку набил времялеты продуктами питания и оружием из коллекции Тимоти.
- Из чего я делаю вывод, что вы все-таки решили перебазироваться.
- Ну что ж, наверное, хоть и неизвестно в точности когда и куда. Зато Хорас прикрепил каждого к определенному времялету.
- И когда вы отправитесь, мы должны лететь с вами?
- Вне всякого сомнения. Нас совсем немного. Вполне возможно, что вы нам понадобитесь.
- Видимо, вы полагаете, что мы должны быть вам благодарны?
- Добровольно или нет, но вы отправитесь с нами. Оба.
- Не думаю, - сказал Коркоран, - что мне хотелось бы остаться здесь, на пространстве нескольких актов в пределах замкнутого сегмента времени.
- Удивительно, как все обернулось, - произнес Дэвид задумчиво, будто беседуя сам с собой. - Я имею в виду состав нашей семечки. Хорас, твердолобый, практичный хам, организатор и интриган. Эмма, наша плакальщица, наша совесть. Тимоти, книжный червь. Инид, мыслитель. И я, бездельник, паршивая овца, в сравнении с которой все прочие могут считать себя образцом добродетели...
- Постойте, постойте, - сказал Бун. - Инид - мыслитель?! Мне даже почудилось, что вы как бы подчеркнули это слово, придавая ему особое значение.
- В эпоху, откуда мы родом, - ответил Дэвид, - у людей наконец-то появился досуг, чтобы думать. Исчезла нужда надрываться ради хлеба насущного или продвижения по службе. Человечество добилось такого прогресса, что перестало его ценить. И многие, располагая временем в избытке, обратились к размышлению.
- К философии?
- Нет, к размышлению ради размышления. Ради того, чтоб убить время.
Притом такое занятие стало пользоваться высоким уважением. Бывало, что размышление приводило к рождению новых больших идей, и тогда их обсуждали подробнейшим, предельно вежливым образом, но применять идеи на практике - нет, ни под каким видом. Мы устали от отсутствия реализации собственных идей. А размышлять можно бесконечно. Можно провести в размышлениях всю жизнь так нередко и случалось. Не исключаю, что именно тут и кроется причина, отчего многие склонились к принятию концепции бесконечников и с готовностью согласились на превращение в ячейки бестелесного разума, в мыслящие единицы, не стесненные путами биологических тел.
- Сейчас это у вас прозвучало почти одобрительно, словно вам по душе программа, предложенная бесконечниками.
- Отнюдь нет, - заявил Дэвид. - Я просто пытаюсь обрисовать ситуацию, как она сложилась для большинства.
- Ну а Инид?..
- С ней, пожалуй, дело обстоит иначе. Скажу так. Тимоти - политик, изучающий прошлое человечества в поисках изначальных, основополагающих ошибок нашей культуры и в надежде, что будущие остатки биологической расы сумеют с помощью этого анализа создать новую культуру, которая даст им лучшие шансы на выживание. А Инид намерена путем дедукции наметить для этой культуры независимый сценарий развития, дать ей своего рода путеводную нить. Конечно, все это имеет смысл лишь в том случае, если хоть какая-то часть человечества сохранит прежнюю биологическую природу. Оба они, и Тимоти и Инид, выступают в роли первопроходцев, открывающих нам новые пути. Со временем им, быть может, действительно удастся создать новую модель человека и человечества.
"А вот и Инид, легка но помине", - сообщил Генри.
Трое мужчин слезли с оградки и уже стоя поджидали ее.
- Церемония скоро начнется, - сказала она, подходя.
- Генри тоже здесь, с нами, - сообщил Дэвид.
- Прекрасно, - откликнулась она. - Значит, присутствуют все без исключения. Даже Колючка и тот только что прикатился...
Они зашагали к дому - Коркоран с Дэвидом впереди, Бун рядом с Инид.
Взяв его под руку, она заговорила тихо и доверительно:
- У нас не было времени сколотить гроб. Просто завернули тело в тонкую белую ткань, а Тимоти нашел кусок парусины, и мы с Эммой смастерили из нее саван. Больше мы ничего не придумали. Хорас по-прежнему в смятении.
Он считает, что надо убираться отсюда, и чем скорее, тем лучше.
- А как по-вашему?
- Он, наверное, прав. Вероятно, действительно надо. Но как же не хочется покидать этот дом! Он служил нам пристанищем так долго... Да, а похоронить Гэхена решили за домом, у подножия старого дуба.
- Вы, видно, любите деревья?
- Да, люблю. И что тут необычного? Многие разделяют эту мою любовь.
Вас удивит, если я скажу вам, что деревья придут нам на смену? Они переживут нас и займут наше место.
Бун рассмеялся:
- Утонченная гипотеза! Самая изысканная из всех, какие мне доводилось слышать...
Инид не ответила, и путь продолжался в молчании. Только у самого дома она показала рукой направо:
- Вот и времялеты. Уже на старте и ждут седоков...
И впрямь на лужайке перед домом выстроились все три аппарата - два малых на ближних позициях, а чуть подальше большой ковчег, служивший жильем пропавшему Мартину.
- Вы, как и ваш друг, отправитесь вместе с нами, продолжала она. - Интересно, кто-нибудь догадался уведомить вас об этом? Надеюсь, вы не против. Жаль, конечно, что вас угораздило впутаться в наши передряги...
Бун ответил угрюмой шуткой:
- Не отказался бы от таких приключений ни за что на свете...
- Вы это серьезно?
- Сам не знаю. Вернее, знаю одно. Если вы улетаете, то лучше уж я полечу с вами, куда бы вы ни отправились, чем останусь здесь, под куполом, на веки вечные...
Коркоран с Дэвидом повернули налево в обход дома.
- Сразу после похорон, - сказала Инид, - мы соберемся все вместе и окончательно определим курс действий...
Откуда-то из-за дома донесся пронзительный скрежещущий визг. На мгновение визг прервался и сразу же возобновился - терзающий слух, леденящий душу вопль, с каждой секундой поднимающийся выше и выше, почти за пределы слышимости.
Бун бросился на вопль и сам неожиданно всхлипнул на бегу: этот звук стискивал горло, подавляя все чувства, кроме ужаса. И все-таки он бежал и почти завернул за угол, когда что-то тяжелое и стремительное налетело на него и опрокинуло. Он покатился кубарем по траве и остановился, лишь уткнувшись в заросли шиповника.
Выбираясь из колючих кустов на ровное место, он опять упал, теперь уже носом в грязь. Грязь была липкая - одной рукой он счищал ее с лица, другой пытался освободиться от кустов, что оказалось тоже не так-то легко: острые твердые шипы впились в одежду и отцепляться никак не желали.
Как только удалось снять грязь хотя бы частично, он увидел Эмму, которая мчалась во весь дух к времялету Мартина. Вслед за ней бежали другие - сколько, было не сосчитать, может и все, - и бежали стремглав, будто сам дьявол гнался за ними по пятам.