Полетели клочья, раздался визг. Тверд криво
ухмыльнулся, сунув нож в деревянные ножны, даже не стерев кровь.
Когда вступили на улицу, из домов первыми высыпали женщины. Мужики держались спокойнее, но кое-кто держал в руке топор.
Дома тянулись, сменялись пристройками, сараями, кузнями. Олег видел, что их ведут к массивному дому. Бревна в стенах высохли и почернели, в
окнах блестели тонкие железные прутья. Крыша была не соломенная, не гонтовая - из бревен в два наката. На толстой двери торчали массивные петли
из железа, в них было заложено полено размером с доброе бревно.
Тверд объяснил зычно с той же насмешкой в голосе:
- Пойманных медведей держим. До праздника, потом под топоры...
- Долго нам здесь? - спросил Олег.
- Вождь со старейшинами пируют в соседней веси. Вернутся, решат.
Олег покосился на Гульчу - она не поняла зловещего оттенка в словах Тверда и двойного смысла слова "решат".
Парни увели коней, Тверд грубо дернул ножи с пояса Олега, отобрал кинжал Гульчи, и двери за ним захлопнулись. Оба остались в огромной
комнате, свет проникал из двух забранных железными прутьями окон. Стены были бревенчатые, между щелей свисали лохмы почерневшего мха.
- Нам повезло, - сказал Олег с кривой усмешкой. - Зимой было бы зябко. Печи нет. Впрочем, зачем медведям?
Гульча побегала по комнате, ощупывая стены, повернулась. Лицо ее было белое от страха:
- Мы пленники?
Олег прислушался. По ту сторону двери все еще пыхтели, вкладывая засов в чересчур узкие петли. Затем шаги удалились.
- Мы чужаки, - объяснил Олег мирно. - Не бойся! Сейчас еще ничего. Будет намного хуже.
Успокоив таким образом, он снял мокрую одежду, развесил на колышках, торчащих в стене. Гульча с глазами, полными слез, забилась в угол. Олег
подпрыгнул, ухватился за край окна, долго висел на согнутых руках, что-то обозревал через решетку.
Гульча наконец повернула голову, смотрела, поражаясь, сколько же провисит, - не паук, человеку столько не дано. Пещерник долго не двигался,
лишь однажды почесал босыми пятками одна другую - сапоги сохли в углу. Вдруг сказал довольно:
- Еду несут... Ого, здесь живут терпимо. Еще как терпимо!
Он спрыгнул, уселся рядом с Гульчей. Засов заскрипел, дверь распахнулась. Сперва блеснули острия рогатин с широкими наконечниками, затем
через порог шагнул молодой парнишка. Толкаясь в дверях, ввалились еще двое отроков - тащили стол, две лавки, корзинки с едой. Двери загородили
трое мужиков, поперек себя шире, угрожающе сжимали в руках дротики и топоры.
Отроки, блестя глазами и посапывая, выкладывали на стол жареных птиц, каравай хлеба, заднюю часть кабана, лепешки с лесными ягодами, два
глиняных глечика - даже Гульча ощутила сильный запах старого меда.
Один отрок, засмотревшись на Гульчу с ее дикой красотой, едва не уронил медовые соты - подхватил другой. От двери раздался рык, отрок спешно
выгрузил вареную рыбу в широких листьях, убежал, не смея поднять глаз.
Дверь с грохотом захлопнулась, снова загремел засов, послышались пыхтение, ругань. Олег довольно потер ладони:
- Неплохо живут. Что за народ, интересно?
Гульча, воспрянув духом - если так кормят, то не убьют сразу, - сказала язвительно:
- Ты, конечно, есть не станешь? Пещерники ведь одними акридами...
- Медом и акридами, - поправил Олег.
- Вот-вот!
Олег с хрустом отломил кабанью ногу, с наслаждением вдохнул запах жареного мяса, сдобренного ароматными травами, буркнул:
- Мало ли чего ты слышала.
.. Но если настаиваешь, будешь всю дорогу ловить мне акрид, женщина.
Когда они отвалились от стола, отдуваясь и глядя друг на друга осоловело, Гульча сказала с облегчением:
- Богато живут.
- Богатство человека портит, - сказал он наставительно.
- Перестань быть пещерником хоть сейчас!
Он промолчал, делая вид, что не понял прозрачного намека. Зато понял, судя по внешнему облику своих тюремщиков, что попали к тиверцам. К тем
самым, которые едва ли не первыми вышли из Леса, отделившись от невров. Тивер со своим родом так и остался жить возле Леса, новые веси пошли
одна от другой часто - через полверсты-версту, все такие же махонькие, как встарь, когда кормились охотой. Землю пахали теперь, как поляне,
огороды завели подобно дулебам, но и лесное дело не забывали - промышляли охотой, когда в поле завершались работы. Били зверя, рубили деревья -
на коромысла, ведра, ушаты, кадки. Поляне быстро наловчились драть лыко и обулись в лапти, но тиверцы, судя по увиденному, по-прежнему в
сапогах: мужики в дубленых, бабы - в мягких, расшитых бисером. Лапти, правда, есть в каждой хате - старик, что с печи не слезает, плетет от
скуки, на себя меряет: в гроб принято ложиться в белой рубахе и новых лаптях.
Не растеряв связи с Лесом, тиверцы остались такими же надежными охотниками и бойцами, как и их прародители - невры. Да и в кости пошире,
ростом выше соседних дулебов, древлян, борщаков, тем более - дрягвы. Лишь поляне вровень, но поляне кротки аки голуби, а тиверцы всегда готовы к
драке, даже дети носятся обвешанные ножами, белок и зайцев бьют настоящими стрелами. Когда не удается задраться с соседом, тиверцы со скуки
бьются друг с другом, идут стенка на стенку, весь на весь, конец деревни на другой, а то и правая сторона улицы на левую.
Олег не успел рассказать Гульче о тиверцах все, что понял, глядя из окна, и что знал раньше, как дверь распахнулась, в комнату хлынул яркий
солнечный свет. Знакомый голос Тверда гаркнул:
- Эй, странники! Выходь на солнышко.
На утоптанной площади лужи от недавнего дождика исчезли под ногами гудящей толпы - воинов с мечами, саблями, копьями, палицами. За их спинами
теснились мужики попроще, но и у них на поясах висели ножи и короткие мечи, которые Олег все еще звал по старой привычке акинаками. И молодые
парни. И бабы.
ГЛАВА 6
Посреди площади сидели на широкой скамье пятеро крупных крепких мужиков. Скамья не простая: блистает яркими красками, дубовая резная спинка
расписана стрелами Перуна, колесами с шестью спицами - так всегда изображают Рода, - крылатыми конями, грифонами, полканами.
Заглавным сидел медведистый мужик, борода и волосы - серые, цвета старого серебра, такие же волосы курчавились и на широкой груди; рубаха
распахнута до пупа, как у молодого парубка, глаза навыкате, разбойничьи, налитые кровью белки с поволокою - мутные после гулянки. Справа и слева
старейшины под стать вождю - под мостом сидеть бы с кистенем, грабить, а не решать судьбы племени. Впрочем, может быть, и промышляют. Не ради
прибыли - добротно живут - ради озорства, удали.
- Подойди, святой пещерник, - велел вождь зычным голосом.
Олег смиренно остановился в трех шагах, опустив голову. Вождь разглядывал в упор, за спиной Олега слышались смешки, перешептывания. Один из
старейшин тяжело поднялся, со знающим видом ощупал обереги на шее Олега. У него самого болтались обереги из камня и дерева - попроще. Гульча
держалась позади Олега, вызывающе встречала откровенные раздевающие взгляды молодых парней.