Хриплый голос проскрипел:
– Не двигаться!.. Иначе я раскрою череп вашему приятелю!
Никто и не двинулся. Но оранжевый вдруг крутнул головой, как будто воротничок форменной рубашки жал ему шею, вскрикнул и, выронив пистолет, ничком упал на плац.
А мимо, спотыкаясь, брели уроды в истлевших комбинезонах; те, кто был зрячим, ненавидяще смотрели на гвардейцев, и слышался мерный стук деревянных башмаков, а над всей этой бесконечной, вызывающей тошноту колонной висел гул, как будто узники пели песню. Но они не пели, они плакали, и девчонки рыдали вместе с ними, и оказалось, что это большое счастье – принести свободу истерзанным людям. А потом Вита взяла чей-то лайтинг, сдвинула предохранитель, и Калинов понял, что она сейчас положит оранжевых, всю шеренгу, хладнокровно, в упор и, оцепенев от ненависти, будет смотреть, как они издыхают, булькая кипящей кровью. Над миром повиснет смрад, а Вита будет смотреть и смотреть, не имея сил оторваться, тупо и завороженно, до тех пор, пока с ней не начнется истерика…
– Стоп! – крикнул Клод.
И все исчезло: колючая проволока и бараки, гвардейцы и уроды. Остались лишь пот, ненависть и счастье.
Вита с возмущением смотрела на Клода:
– Почему?
– Потому! – отрезал Клод. – Потому что с лайтингом и дурак сможет… Безоружных положить или взглядом убить много ума не требуется. А ты попробуй, разоружи врага голыми руками, да так, чтобы он не успел убить ни тебя, ни твоего товарища.
– Нет, Клод! – загомонили все. – Это ты, Клод, зря. Ведь интерес был… Был ведь?
– Был, – сказал Клод. – Но дэй-дримерам тоже надо оставаться людьми.
– Он повернулся к Калинову. – А ты ничего, парень. Я думаю, мы его примем. Так, ребята?
– Так! – заорали кругом.
А Калинов вдруг обнаружил еще одно знакомое лицо. Появившаяся откуда-то Флоренс Салливан спрашивала окружающих:
– Чей это дэй-дрим?
– Не знаем, – отвечали ей.
– Здорово было! Жаль, я опоздала…
Ах, мерзавцы, подумал Калинов. Это же у них игра такие… «Казаков-разбойников» устроили… Развлекаются, подлецы! И я тоже хорош, нечего сказать! Втянулся как мальчишка… Надо бы их вернуть к действительности.
Клод подошел к нему и протянул руку. И тогда Калинов, размахнувшись, влепил ему пощечину.
– За что? – жалобно спросил Клод.
– За все! – ответил Калинов и влепил еще раз. – Как так можно? Ведь это… Ведь это… – Он судорожно искал, чем их зацепить. И, кажется, нашел: – Это же как «казаки-разбойники» на братской могиле!.. Можешь врезать и мне заодно!
Лицо Клода залила краска.
– Ай да мы, – сказал он. – Кому пришел в голову этот дэй-дрим?
– Мне. – Крылов по-школьному поднял руку. – Мой предок во времена Великих Религиозных войн освобождал лагерь, в котором муслимы
Калинов пожал плечами, понимающе улыбнулся.
– Давайте еще какой-нибудь дэй-дрим, – предложила Аля.
– Нет, Алла, – сказал Клод. – Больше мне не хочется. Сегодня не стоит… Пойдем, Зяблик, поваляемся на пляже.
Группа рассыпалась. Кто-то потянулся вслед за Клодом и Игорем, кто-то разлегся на травке в тени деревьев.
Группа рассыпалась. Кто-то потянулся вслед за Клодом и Игорем, кто-то разлегся на травке в тени деревьев. Флоренс Салливан, пристально посмотрев на Калинова и немного удивив его таким взглядом, побежала на пляж.
– Ты остаешься? – спросила Алла Виту. – А я пойду, позагораю с ребятами.
И она умчалась к озеру, на ходу сдергивая с себя сарафан. Калинов с удовольствием проводил глазами хорошенькую фигурку. Вита фыркнула.
– Что? – Калинов повернулся к ней.
– Самая красивая девушка у нас, – сказала Вита, глядя вслед удаляющейся Алле. – Хороша, правда? И богата… Ты где живешь?
– В Питере.
– В Санкт-Петербурге? В России?
– Да.
– И я тоже… Вообще-то в Мире мы не встречаемся. Но с тобой… – Она умолкла и отвернулась.
– В мире? – спросил Калинов. – В каком мире?
– В Мире. С большой буквы… Так мы называем настоящую жизнь. Землю…
Калинов снял с себя куртку и бросил на траву. Лег. Вита без церемоний пристроилась рядом.
– В настоящей жизни… – проговорил Калинов. – А что же тогда здесь?
– Здесь? Здесь придуманная. Клод называет это Дримленд.
– А кто ее придумал?
– Не знаю… Наверное, мы все. Вместе… А почему ты все спрашиваешь?
– Потому что мне интересно.
– Странно, – сказала Вита. – Обычно те, кто сюда приходят, кое-что уже знают… Кто дал тебе номер?
Калинов внутренне сжался. Соврать что-то надо. Например, заявить, что номер дал Фараон.
– Никто, – сказал он. – Я подсмотрел.
– Правду сказал. – Вита облегченно вздохнула.
– Откуда ты знаешь?
– Знаю. Я чувствую, когда человек лжет. У нас тут не лгут.
– Совсем?
– Да. Даже те, кто в Мире лжет, тут не лгут. А если лгут, то больше у нас не появляются.
– Почему?
– Не знаю, – сказала Вита. – Не появляются – и все!
– Тогда я не буду лгать, – сказал Калинов. – Мне здесь нравится.
– А что именно тебе нравится?
– Ты.
Развлекаться изволишь, старый козел, сказал себе Калинов. Тоже мне, Пан! Только перед тобой не Сиринга, свирелью дело не закончится…
– Не отыщет. Я ему сказала, что больше не люблю его.
Вот же чертенок, подумал Калинов. Как у нее все просто! Хочу – люблю, хочу – не люблю… Эх, быть бы помоложе!
– Не смотри на меня так, – попросила Вита.
– Как?
– Как старый дедушка… Который все видел и все знает. – Она прикрыла ему глаза теплой ладошкой. – Побежали?
Калинов поморгал, и Вита отдернула руку.
– Щекотно, – пояснила она.
Ау, молодость, снова подумал Калинов. А как было бы хорошо! Она бы, скажем, попала в беду. А я бы ее спас!.. Как в старинных романах.
Но развлекаться больше не хотелось. Хотелось серьезного и «ароматного».
3. ИСКУШЕНИЕ
Сбежали они сразу, едва Калинову возжелалось серьезного.
Мир пропал.