А он, Ромашин, должен был тогда же и ответить примерно так: - Вокруг вас происходят странные природные явления, которыми вы каким-то образом управляете. Природные явления в компетенцию уголовного розыска действительно не входят. Привлечь вас к ответственности мы не можем, но сильно попортить жизнь способны. На что Вязников, нахмурив брови и сосредоточенно подумав, должен был ответить: - Я вас понял. И чего же вы от меня хотите? Тогда Антон и выложил бы Даниилу Сергеевичу, чего именно они с Ильей хотят от человека, способного по собственной воле метать молнии, валить деревья и сжигать тела своих врагов. Не так уж много они, в сущности, хотели, а взамен обеспечили бы Вязникову защиту, которая, по их мнению, ему очень бы не мешала. Антон улыбнулся и произнес первую заготовленную фразу, внимательно следя за реакцией Вязникова. Тот сосредоточенно подумал и сказал мрачно: - Я вас понял. Знаете, Антон Владиславович, я думал, что вы другой. В гости вот позвали, и все так мирно и хорошо. А оказывается... - Что - оказывается? - нахмурился Антон. - Мы с Ильей такие же люди, как все. Одни становятся учеными и делают открытия, другие воруют и не всегда попадаются, третьи работают в угрозыске... Но каждый хочет жить. И жить хорошо. Вязников поднял взгляд к потолку и открыл было рот для вразумительного ответа, но опять помешала Света: распахнув ногой дверь, она вошла с подносом, на котором стояли чашки с кофе и блюдо с тостами. - Может, к кофе немного коньяка? - спросила она. - Нет, - чуть резче, чем, возможно, сам того хотел, сказал Антон и, поняв, что зря срывает злость на жене, добавил мягко: - Спасибо, Светик, мы тут сами. Когда Света вышла, тихо прикрыв дверь, разговор возобновился не сразу будто ветер пролетел по комнате, разметав мысли по углам, и их пришлось собирать, сосредоточенно глядя в глаза друг другу. Вязников взял в руки чашку, пригубил, поморщился - горячо. - Боюсь, - сказал он, - что телевидение сыграло с вами злую шутку. - Телевидение? - поднял брови Антон. - Оно, оно, - повторил Вязников. - Сериалы, где герои мечут молнии из глаз, вызывают и изгоняют духов и все в таком роде. Неужели вы верите в эти глупости? - Глупости? - вступил в разговор Илья. - А смерть Митрохина? Случай в цирке? Молния у магазина? Дерево на проспекте? Утюг на даче? - Господи, - вздохнул Вязников, - если бы я мог этим управлять! Вы что, хотите, чтобы я поставил свой дар вам двоим на службу? Я правильно вас понял? - Примерно так, - кивнул Антон. Он хотел было добавить несколько слов о том, чем рискует господин Вязников, если не согласится на косвенное предложение о сотрудничестве, но Илья перебил друга: - Абсолютно не так! Абсолютно! Антон посмотрел на Илью с недоумением и прочитал во взгляде эксперта страх, которого быть не должно было, ведь обо всем они договорились заранее. Неужели Илья испугался? Чего? - Вы бы уж сговорились, что ли... - протянул Вязников. - Спасибо, кофе очень вкусный, и тосты ваша супруга делает замечательно. Но мне пора. Он приподнялся, и Антон оказался рядом, подал руку, за которую Вязников уцепился, как за брошенный с обрыва канат. - То, что я позвал вас в гости, начальству не известно, - сказал Антон, потому что не принято приглашать к себе свидетелей и, тем более, подозреваемых. Мы предлагаем вам сотрудничество, и если вы откажетесь, то сломаете прежде всего свою научную карьеру. Можно, например, произвести у вас в квартире обыск, как у важного свидетеля, скрывающего улики по делу. Наверняка там будет обнаружено много интересного. - Вы так думаете? - пробормотал Вязников, но угроза Антона, похоже, произвела на него впечатление. Продолжать разговор стоя было не очень удобно, и он присел на кончик стола. Похоже, в этой позе Вязников чувствовал себя гораздо более непринужденно - будто на семинаре в лаборатории. - Хорошо, - сказал он. - Давайте говорить серьезно. Да вы садитесь, не нужно меня с двух сторон... Молнии метать я и так смогу, а разговаривать неудобно. Он подождал, пока Антон и Илья занимали свои места, взял с подноса недопитую чашку кофе, сделал глоток и сказал: - Давайте я лучше с самого начала, иначе вы ничего не поймете.
..
* * *
У нас был замечательный преподаватель на последних курсах. Виктором Александровичем его звали. Он умер в девяносто седьмом, нет уже ни его, ни его школы. "Даниил, - сказал он мне, когда я сдавал ему курсовую по теории вероятностей, - вы способны на большее. У вас живое математическое воображение, это не такая уж редкость, в принципе, но у вас есть безумные идеи, которых вы, похоже, сами не замечаете". "Как это - сам не замечаю? - удивился я. - Это моя работа, я ее не списывал". "Не сомневаюсь, - кивнул Виктор Александрович. - Но вот вы пишете о невозможности одновременного существования двух явлений, имеющих одну и ту же вероятность своего появления. Вот в этом месте, видите?" "Ну... - протянул я, - не совсем так. Не то чтобы они не могут сосуществовать, я просто хотел сказать, что точное совпадение вероятностей двух независимых явлений возможно лишь в математической абстракции. В природе такого быть не может - слишком уж она разнообразна". "Я понял, что вы хотели сказать, Даниил, - перебил меня Виктор Александрович, - а вы никак не хотите уразуметь, что говорю я. По сути, не хотите видеть, насколько блестящая идея пришла вам в голову". Так это началось. Я-то написал эту фразу, потому что меня тогда поразило странное совпадение. Вы знаете, что в Москве есть два Переведенских переулка? И это еще бы ничего, но оказалось, что в обоих, в доме номер четыре, располагается приемный пункт фабрики-прачечной. Неплохо, да? Я о таком совпадении, конечно, не знал тоже, но встречался в те дни с девушкой, ее звали... впрочем, неважно, вы еще и ее привлечете в свидетели... Да, так я снимал комнату в доме, который торцом выходил в Переведенский переулок - один из двух. И шмотки свои сдавал в приемный пункт, что в доме номер четыре. Однажды мы с... в общем, с моей девушкой договорились пойти на концерт, а встретиться я предложил у приемного пункта, потому что... Впрочем, это тоже неважно, у нас с ней были странные отношения, и места для встреч мы выбирали тоже странные, однажды договорились встретиться у проходной министерства обороны, чуть оба в комендатуру не угодили. Романтика? Нет, желание новизны, скорее всего. Неважно. Я сказал: "Давай у прачечной" и назвал адрес. Она пришла и ждала меня больше часа. И я тоже ждал - как вы понимаете, без толку. На другой день мы долго выясняли отношения и обвиняли друг друга во лжи, пока не разобрались в географии и поняли, что два Переведенских переулка могут стоить нам дружбы и того, что тогда между нами намечалось. Кстати, то, что намечалось, так в наметках и осталось, разошлись мы вскоре по обоюдному согласию, а мне в голову запала идея: почему она все-таки выбрала другой Переведенский переулок? Ведь с той же вероятностью могла прийти в мой, как мы и договаривались - ведь она нашла переулок в атласе, а там они оба обозначены! Вы меня понимаете? Я вижу - нет. Смотрите. У нее был выбор из двух возможностей. Казалось бы, вероятности равны, ткни пальцем в любую из двух строк списка... На деле же все не так. Один переулок записан выше второго, значит, вероятности уже отличаются - чуть-чуть, но все же... В названии одного едва заметно стерлась последняя буква - это тоже влияет на выбор. Может, в другое время я бы об этом не подумал, но тогда... В юности часто обобщаешь - какая-то мелочь вызывает злость на всю Вселенную. Или глобальное счастье. Из такого незначительного даже в обыденной жизни факта, как неравнозначный выбор из двух вроде бы равновероятных событий, я сделал обобщение, на которое сейчас, скорее всего, не решился бы. Может, это было бы и к лучшему, кто знает! Я вот о чем подумал: не могут во Вселенной существовать события, вероятности которых были бы абсолютно равны. Даже монете не все равно, падать ли орлом или решкой - на самом деле всегда одна сторона чуть тяжелее другой, хоть на миллиграмм, но тяжелее. И в большой серии опытов это скажется. Или два электрона в двух атомах водорода. Математически вероятности их существования в невозбужденном состоянии равны с точностью до любого знака после запятой.