Для всех я – инструктор по лыжному спорту, именно так я и представился местному директору. Боюсь, игра в открытую может спугнуть преступника.
– А как же Мячиков? – перебил я его. – До сих пор у нас не было друг от друга секретов. Может быть, стоит посвятить его в наши дела, а, Семен Кондратьевич? Он принял такое деятельное участие в расследовании убийства, развил столь бурную деятельность, что, думаю, принесет пользу и сейчас.
– Мячиков… – задумался Щеглов, весь утонув в облаке табачного дыма. – Зря, конечно, ты рассказал ему обо мне, теперь он и сам без труда поймет, кто я на самом деле. Впрочем, твоей вины здесь нет… Это он сообщил тебе об аресте Хомякова?
– Да, он, – удивился я. – А какое это имеет…
– Пока никакого. Просто хочу составить себе портрет человека, которого намерен завербовать, – так, кажется, это звучит в лексиконе шпионских детективов? Еще один вопрос: он показывал тебе свой пистолет? – Я ответил, что да, показывал; Щеглов, похоже, ответом остался доволен. – Что ж, Максим, я был бы рад обрести еще одного верного помощника в этом сложном и опасном деле. Так ему и передай. При случае сведи меня с ним, будь так добр, и лучше, если этот случай представится как можно быстрее.
– Обязательно! – обрадовался я. – Обязательно сведу! А хотите, прямо сейчас? Я как раз собирался заглянуть к Григорию Адамовичу вечерком, он наверняка ждет меня.
– Отлично, Максим, – согласился Щеглов, – я жду его здесь. Кстати, ты не очень будешь возражать, если я поселюсь в твоем номере?
– Да я сочту это за великое счастье, Семен Кондратьевич! – воскликнул я, ничуть не кривя душой.
– Я так и думал, – лукаво сощурился он, – когда объявил директору о своем желании поселиться именно в этом номере.
– Позвольте, Семен Кондратьевич, – в недоумении спросил я, – а откуда вы узнали, в каком я номере?
– Вот‑вот, – улыбнулся он, – именно такими незатейливыми фокусами и покупают доверчивых читателей коварные авторы детективных романов. А все проще простого: будучи в кабинете директора, я бросил всего лишь один‑единственный взгляд на книгу регистрации отдыхающих, которая в тот момент лежала на его столе и была открыта на нужной мне странице. Теперь ясно?
– Ясно.
Наконец он собрался с духом и сказал:
– Я чрезвычайно польщен возможностью сотрудничать с таким человеком, как капитан Щеглов, и бесконечно благодарен вам, Максим Леонидович, за вашу рекомендацию. Пойдемте к нему, я готов предстать пред его грозные очи.
Туман дымовой завесы надежно скрывал Щеглова от наших взглядов, и мы не сразу обнаружили его на фоне темного ночного окна.
Я представил их друг другу, после чего покинул номер, решив дать им возможность побеседовать наедине. К тому же от табачного дыма у меня снова разболелась голова, и мне необходима была основательная порция свежего воздуха, чтобы не дать ей расколоться пополам.
Надо будет намекнуть Щеглову, подумал я, чтобы он не дымил в номере, но только как‑нибудь эдак поделикатнее, а то он, не дай Бог, обидится… Последнее, что я успел заметить, покидая номер, был неподвижный взгляд Щеглова, которым он просвечивал своего визави, и Мячикова, от смущения не находившего себе места. Он сидел на самом краешке стула, положив руки на колени, и был похож на школьника, которого вызвали к директору на «ковер». В глазах его читался испуг.
Вернулся я минут через десять. Щеглов догадался открыть форточку, и к моему приходу воздух в номере заметно посвежел. Понял, наверное, что я не переношу запаха табака. Мячиков выглядел усталым и все таким же бледным. Вообще он казался каким‑то странным и явно был не в своей тарелке. Разговор между ними, видимо, уже состоялся, так как они болтали теперь о каких‑то пустяках. Мое появление прервало их беседу. Щеглов поднялся мне навстречу и приветливо улыбнулся.
– Заходи, Максим. Я переговорил с твоим другом и надеюсь, что он понял меня. На мое предложение о сотрудничестве Григорий Адамович ответил согласием. Что ж, рад, искренне рад: теперь, когда нас трое, успех дела обеспечен… Что с вами, Григорий Адамович? – с тревогой спросил Щеглов. – На вас лица нет!
– Голова раскалывается, – натянуто улыбнулся Мячиков. – Вы уж меня извините, Семен Кондратьевич…
Щеглов вынул из кармана пачку анальгина и протянул ее Мячикову.
– Вот, возьмите, – сказал он. – Должно помочь.
Мячиков взял, хотя и без особого энтузиазма. Зато у меня при виде бесценных таблеток загорелись глаза.
– О, вашим запасам, Семен Кондратьевич, могла бы позавидовать любая аптека! – воскликнул я. – Разрешите таблетку, Григорий Адамович, у меня, знаете ли, с самого утра…
– Да‑да, конечно, – с готовностью ответил Мячиков, – берите всю пачку, анальгин мне все равно не поможет – уже пробовал…
Судя по его кислому виду и мутному взгляду, чувствовал он себя действительно неважно. Я мысленно посочувствовал ему, отлично зная, что такое головная боль. Не меньшее сочувствие вызвал он и у Щеглова.
– Может быть, стоит попробовать другое лекарство? Что вы обычно принимаете?
Мячиков махнул рукой.
– Да не надо никакого лекарства. Я вообще противник всей этой химии, от нее больше вреда, нежели пользы. Пройдет. Лучшее лекарство – это сон и свежий воздух. Ручаюсь вам, что утром я буду совершенно здоров.
Пожелав нам спокойной ночи, Мячиков торопливо покинул номер. Какое‑то время Щеглов задумчиво смотрел ему вслед и усиленно тер подбородок.
– Ну как вам Мячиков? – поинтересовался я у него, когда пауза чрезмерно затянулась.
Щеглов пожал плечами.
– Да никак. Время покажет, а пока никакого особенного впечатления он на меня не произвел.
– Честно говоря, он какой‑то странный сегодня, – заметил я.
– Да? Ты находишь? – с любопытством спросил Щеглов. – А каким он бывает обычно?
– О! Обычно он – сгусток энергии и оптимизма.
– И особенно по утрам, верно?
– Да… возможно, – неуверенно ответил я, несколько обескураженный вопросом. – Собственно говоря, у меня еще не было достаточно времени изучить его. Два дня – это не слишком большой срок.
– Конечно, конечно, – согласился Щеглов. – Ладно, оставим Мячикова в покое, пусть поправляется, а мы тем временем составим план действий на завтрашний день. Согласен?
Я выразил свое согласие столь бурно, что Щеглову пришлось охладить мой пыл.
– Главное в нашем деле – спокойствие, – строго сказал он, – иначе не стоит за него и браться.