В центре пребывает вечность. Я правильно понял, Ланна?
– Правильно. В центре хроноциклона миг равен бесконечности.
– Нового ты сказал немного, – оценил Аркадий плоды раздумья дилона. – Но омертвление времени в центре! Попасть в такое местечко и стать, не умирая, своей собственной нетленной статуей! Жуть! Между прочим, на нашей Земле центр бури, где прекращается бушевание вихрей, называется глазом циклона. Ты описал око вечности, глаз мёртвого времени в центре хроноциклона. Постараемся в вечность не угодить.
– Самолёт готов! – доложил Асмодей. – Можно любоваться.
Искусство плотничанья числилось в первой десятке двадцати пяти умений Асмодея. В широком стволе он вырезал несколько желобов, как бы перегороженных перекладинами. В трех первых желобах удобно размещались пассажиры, на трех задних закреплялась аппаратура.
– Я сяду впереди, – сказал Асмодей. – Куда держать, Аркадий?
– Пока мы в пустыне, а не в круговороте времени. Дорога на все румбы открыта. Держи на юг, Асмодей, снова на юг, пока не воротимся в гостеприимный город дилонов.
– Или пока нас не вышвырнет на почву новая судорога резонанса… Слушаюсь. Летим!
Вскоре Асмодею представился случай продемонстрировать чувствительность своих ощущал. Он сбросил скорость и, склонив вниз рогатую голову, стал во что‑то всматриваться. Аркадий спросил, что случилось. Асмодей ответил нерешительно – нерешительность ни для каких ситуаций не была у него запрограммирована:
– Вдруг запутался… То вижу, то не вижу!..
– Зрение ослабло? Ты же всегда хвалился, что твои глаза – разновидность оружия, а не тривиальные приёмники света.
– Аркадий! Выпусти на меня льва – с одного взгляда опрокину, я такой. Но вон тот лес впереди… Появляется и пропадает…
Лес был как лес – мёртвый, тёмный, на стволах смешивалось голубое сияние одной Гаруны с яркой белизной второй.
Кроме этого смешения красок, Аркадий ничего не разглядел в приближающемся лесу. Асмодей закричал:
– Мы в царстве привидений! Запускаю защиту!
Теперь и Аркадий увидел, что лес впереди то светлеет, то темнеет. Он огляделся. Позади простиралась лишённая трав и деревьев пустыня, она стиралась в дымке. Справа поблёскивало озерко, его блеск разгорался и притушивался, оно то выступало сверкающей чашей в пустыне, то неразличимо сливалось со своими берегами. Аркадий снова повернулся к лесу. Лес появлялся и исчезал, как будто какой‑то густеющий полог то накрывал, то открывал его.
– Разнотык времён? Не так ли? – Аркадий тронул за плечо дилона. – Схлест противоположных потоков времени? Что теперь делать?
Ланна бормотал, что его угнетает неведомая сила, он не способен сосредоточиться. С Асмодея слетела бодрость – даже во время падения авиетки он выглядел уверенней.
– Аркадий, нас то выносит в будущее, то отбрасывает в прошлое.
Один рог Асмодея сиял голубым от левой Гаруны, второй раскалённо сверкал от Гаруны правой, – и от такого свечения киборг казался двуликим. Лодка подлетала к лесу. Реальные деревья превращались в призраки, но полностью не пропадали – полустерлись, каждое продолжало слабо обрисовываться, а затем снова восстанавливалось.
Аркадий потряс дилона.
– Ланна, сколько лет живут на Дилоне деревья – вон те, что под нами?
Немалое усилие понадобилось дилону, чтобы во взгляд воротилась осмысленность. Он ответил и снова закрыл глаза:
– По вашему счёту этим деревьям лет сорок.
– Отлично! Асмодей, мы залетели в хронобой. Потоки времени, генерируемые одной Гаруной, сталкиваются с противоположным временем другой. В общем, разнотык.
– Вот‑вот – разрыв времени. Выдержит ли его наша защита?
– Деревья то показываются в настоящем времени, то отбрасываются в прошлое и будущее. Но они остаются, Асмодей! Стало быть, колебание между прошлым и будущим невелико. Ведь пятьдесят лет назад их ещё не было и спустя пятьдесят лет не будет. Колебание в сто лет – вот разрыв времени.
– Разрыв в сто лет наша хронозащита выдержит.
Лес долго не менял своего облика – стирался в призрак, густел кладбищем мёртвых стволов, снова превращался в привидение. И, поглощённый созерцанием леса, Асмодей не сразу обнаружил перемены в самой летательной лодке. Обернувшись назад, он вдруг обнаружил, что коробка с едой для Аркадия пропала. Остальной багаж лежал, одной коробки не было, словно она выпала в полёте. Но сохранились верёвки, скреплявшие коробку с лодкой, они натягивались под прямым углом, словно по‑прежнему схватывали громоздкий груз. Но под ними была пустота – они обхватывали пустоту. Асмодей крутанул лодку влево. Теперь и верёвки пропали, словно их и не было. Асмодей повернул лодку направо – верёвки появились. Ещё круче повернув лодку вправо, он погнал её под углом к прежнему курсу. Коробка не возникла, но что‑то под туго натянутыми верёвками затемнело. Это могло быть лишь то, что сохранялось от содержимого коробки в их новом полётном времени.
Ругательства у киборга были не запрограммированы, но вырвавшееся восклицание было равнозначно брани.
– Что с тобой? – спросил Аркадий.
– Надо поворачивать назад. Впереди хроноразрыв увеличивается. Посмотри на корму – там исчезают не только коробки с едой, но и аппаратура.
– Защита перестаёт нас экранировать?
– Может, дерево, из которого сделана лодка, сохранится долго – мёртвая древесина долговечна. Но нас унесёт из лодки, Аркадий. Защита будет экранировать пустоту, а мы будем валяться на мёртвой почве в мёртвом лесу. Нас разорвёт – голова затормозится в прошлом, туловище устремится в будущее. Это даже не для меня. Бежим назад!
Аркадий не захотел поддаваться панике.