Я сделаю его главным министром. Твою судьбу, человек, решим позже. Кагула, обеспечь охрану пленника.
Ватута встал. Бессмертные задвигались. Ватута пошёл к выходу, за ним потянулись рангуны, Бессмертный No 29 подозвал троих хавронов.
– Хаврон. Бедла, – преданно сказал первый и стал во фрунт.
– Хаврон. Кадла, – почтительно сказал второй и тоже вытянулся.
– Хаврон. Рудла! – восторженно выплюнул третий и от усердия стал выше на целую голову.
– Слушайте меня, Бедла, Кадла и Рудла, слушайте меня, – Кагула говорил на человеческом языке – очевидно, чтобы пленник знал его распоряжения. И Бах с уважением отметил, что Кагула говорит много лучше, чем при встрече за городом, даже скрипы в голосе почти не слышались – так быстро он перенял произношение и интонации, когда ожили на экране воспоминания Баха. – Будете охранять пришельца по имени Академик, по возрасту – археолог, по рангу – Бах.
Бах хотел было поправить рангуна, тот все же путал смысл хорошо выговариваемых слов, но удержался.
– Ваши три головы отвечают за его одну, ваши головы… Понятно?
– Понятно, Бессмертный! – одинаково лихо отрапортовали хавроны.
Кагула, удаляясь, дружески помахал Баху рукой – наверно, и этот жест он заимствовал из воспоминаний.
Бах расположился в кресле, похожем на древний трон, и не без внутренней усмешки подумал, что спать на троне древние властители не умели
– на тронах только красовались, а он найдёт трону новое применение. Но, бросив взгляд на Кун Канну, Бах выпрямился. Министр Прогнозов и Ведовства, весь сеанс воспоминаний смиренно просидевший за пультом, теперь, преображённый, стоял лицом к хавронам – важный, хмурый, на груди его сияла изумрудная звезда – видимо, знак министерского сана. Он мысленно заговорил со стражей, телепатируя Баху свои слова:
– Видите, кто я? – Министр показал когтистой десятипалой лапой на сановный знак. – Вам ясно моё значение?
Трое хавронов склонили головы, что‑то мысленно ответили. Кун Канна продолжал – даже в визге, сопровождавшем, как у всех дилонов, его мысли, слышалась повелительность:
– Мне нужно провести тайный допрос пленника. Выйдите из зала и охраняйте дверь. Никого не пускать, кроме Бессмертных. Идите!
Было ясно, что приказ министра Прогнозов и Ведовства показался охране странным. Трое хавронов переглядывались. Визги в голосе министра зазвучали ещё повелительней – он повторил приказ.
Бедла повернулся к Баху, с колебанием произнёс:
– Хаврон. Бедла, – и первый пошёл к двери – так медленно, словно его толкали в спину и только потому он двигался.
– Хаврон. Кадла, – покорно сказал второй и последовал за Бедлой.
– Хаврон. Рудла, – угодливо воскликнул третий и поспешил за товарищами.
Кун Канна сделал знак Баху, во всех мирах имеющий одно значение: «молчи!»– и неслышно подобрался к двери. Там он постоял, потом воротился и четырьмя рядами зубов улыбнулся Баху. Бах показал на дверь.
– Что там происходит?
– Телепатня, – непринуждённо ответил пленный министр.
– Телепатня?
– Ну, болтовня, говорня, трепотня – так на вашем языке? Я боялся, что они поднимут тревогу. Но они не осмелились нарушить покой Бессмертных. И убеждают один другого, что, вероятно, допрос раскроет большие тайны, раз я не разрешил им присутствовать. Впрочем, в данном случае они не ошиблись, иновременник.
– Так меня называл погибший Рина Ронна, твой земляк, – грустно сказал Бах.
– Я видел его в твоих последних воспоминаниях, которые не подал на экран, когда ты говорил с презренным Ватутой.
– Ты сказал?.. Я не ослышался?
– Ты правильно услышал. Презренный Ватута, Верховный Злодей Рангунии. Впрочем, он гордится своим мерзким прозвищем. Ватута собирается тебя казнить.
– Кагула говорил, что меня обрекут казни, если коллегия Бессмертных захочет этого.
– Бессмертные захотят всего, чего захочет Ватута.
– А зачем Ватуте казнить меня?
– Незачем.
– Но если незачем…
– Пришелец, ты рассуждаешь слишком по‑человечески. У вас для всего должны быть причины. Нет причины для действия, нет и действия – вот ваше понимание.
– Сколько знаю, у дилонов понимание такое же.
– Нет, иное. Чтобы проверить силу причины, мы противопоставляем ей первопричину. И только если причина выдержит опровержение, мы действуем согласно ей.
– Знаю, вы пытаетесь опровергать даже законы природы.
– И опровергаем! Вы мыслите точно, мы мыслим широко, рангуны не мыслят. У них позыв к действию, а не к пониманию. И они не любят действия по воле причин. Любая обоснованность им кажется принуждением. Беспричинные поступки для них – единственно приятные.
– Ватута разъяснял, что ему хочется делать бесполезное, а не полезное. А я доказал, что моя казнь ему будет полезна и потому он не должен меня казнить.
– Я слышал твой ответ. Ты нашёл отличный способ избежать смерти, я порадовался за тебя. Но обстановка переменилась. Я составил прогноз его поведения. Прогноз нехороший. Вы, люди, к чему‑то стремитесь, вам всегда чего‑то не хватает, вы ставите себе цели, вы меняете все вокруг ради исполнения цели. Это опасно. Вы можете внести полезную цель в бесцельное бессмертие рангунов. Это смертный приговор тебе.
– Какая странная логика в их бессмертии!
– Бессмертие и логика несовместимы. Бессмертие алогично. Завтра тебе предстоит доказать, что информация из твоих воспоминаний абсолютно бесполезна рангунам. Но тебя опровергнут. Твой план защиты развалится, как дом на песке.
– Кто меня опровергнет? Ты сам говоришь, что логика рангунам не дарована.
– Опровержение Ватута поручит мне, – сумрачно сказал дилон. – Я докажу, что в твоих воспоминаниях много полезного для Бессмертных.
– Значит, выхода нет? – Бах побледнел. В разговоре с Кагулой и Ватутой угроза казни воображалась чуть ли не шуткой, он не мог воспринять её серьёзно – игра слов, причуды обращения. Мрачный прогноз министра Прогнозов и Ведовства рисовал иную перспективу.
– Выход есть. Он опасен, но не более опасен, чем грозящая тебе смерть. И если удастся – реальное спасение. Много надо пережить мук, пока вырвешься на свободу.
– Смерть – единственное, чего не смогу пережить, – невесело пошутил Бах. – Все остальное – трудности. Трудности переживу. В чем выход?
– Защищайся оружием, а не словами.
– У меня нет оружия, Кун Канна.
– Я даю его тебе.
Пленный министр Прогнозов и Ведовства извлёк из кармана приборчик, похожий на пистолет. Бах с удивлением смотрел на дилона. Кун Канна стал выше ростом, уверенность заменила бывшее смирение, визг, сопровождавший мысли, стал громче и резче, – но ещё сильней переменились глаза. Пылают, сказал себе Бах. Из глубоко посаженных тёмных глаз лился красный свет – воодушевление и ярость.
– Бери, бери! – требовал Кун Канна, всовывая в руку Баха оружие. – Этот резонатор безотказен. Рангуны бессмертны, ибо их жизнь точно совпала с фазами двух светил. Но они разрушаемы. Удар извне может для каждого стать гибельным. Порази Ватуту!
– Ты уверен, что это гарантирует мне жизнь и свободу?
– Гарантии не дам, но возможность есть.