На ней не было одежды, но она не стеснялась
этого. Тот, кто ждал ее, стоял неподвижно, расставив ноги и сложив руки на груди. Высокие кожаные сапоги, броня, прилегающая к телу и
состоящая из бронзовых чешуй, нашитых на рубаху. Железный шлем полностью закрывал лицо.
Ассириец. Опять ассириец. Иштархаддон? Откуда он взялся здесь? И почему ей становится страшно?
– Хадди, это ты? – спросила она.
– Ты голая, – сказал человек. – Ты уже забыла, что это означает?
– Я не понимаю…
– Ты ходишь без одежд, и это значит, что ты _варду_ – рабыня. Ты сбежала от хозяина, рабское отродье? Почему у тебя нет клейма? Где твой
ошейник?
– Сам ты отродье! – громко сказала Мила. – Все вы, ассирийцы – кретины и дикари. Орангутанги. Тебя не Идиннаху, случаем, зовут? Знала я
одного такого урода. Игорь отрубил ему башку.
– Я покажу тебе свое лицо, – сказал он. – Наслаждайся.
Он снял шлем одним движением и кинул его в сторону. Шлем растворился в воздухе, не успев долететь до земли.
Милене захотелось зажмуриться. Гладкая физиономия, монотонно розовая, с топорными чертами лица – будто нарисованная художником-
примитивистом. Немигающие ярко-синие глазки. Лопухастые уши, торчащие в стороны. И ни волосинки на черепе.
– Ты не похож я на ассирийца, – заявила Мила. – Ты вообще ни на что приличное не похож. Откуда у тебя ассирийская одежда?
– Это твое личное желание. Ты помешана на ассирийцах, девочка, и поэтому представила меня себе в таком виде. Я бы не возражал против
обычного спортивного костюма. Так мне привычнее.
– Откуда ты знаешь о варду?
– Это ты о них знаешь. То, о чем ты думаешь, сразу становится мне доступным.
– Ты морочишь мне голову. Кто ты вообще такой? Откуда ты здесь взялся?
– Оттуда же, откуда и ты. Из реальности. Только мы с тобой в неравном положении, девочка. Твое тело лежит в глубокой коме и пускает
последние слюни в своей жизни. А я жив и здоров. Вот, разговариваю с тобой, хотя мог бы убить сразу. Даю тебе последнюю возможность
высказаться.
– С теми детишками, над которыми ты измывался, ты тоже разговаривал?
– Нет. Не о чем с ними разговаривать. Они примитивны, все их желания сводятся к одному – играть. С ними просто – включил диск с игрой,
поставил его на бесконечный повтор, и лежи себе, отдыхай, жди, пока родители переведут бабки. Люди вообще примитивны в своей массе.
– А ты не примитивен?
– Я не человек.
– Кто же ты?
– Я – высшее существо.
– Человек ты, – убежденно сказала Милена, – человечишка, причем, судя по всему, довольно дрянной. Любите вы, ничтожества с манией величия,
говорить красивые слова: "Я – великий мессия, посланник Бога, да и сам, кстати, по совместительству Бог, да вострепещут предо мною низшие
примитивные твари, да отдадут мне все свои бабки!" Вот что вас на самом деле интересует – деньги! Все остальное – словесная шелуха. Мне-то
мозги не пудри. Видела я одного такого. Ашшуром его звали. Не знаком?
– Тебя я убью не ради денег, – произнес розовый тип. – Впрочем, для тебя это уже не имеет значения…
Он выкинул руку вперед молниеносным движением, схватил Милену за волосы и поднял ее.
– Впрочем, для тебя это уже не имеет значения…
Он выкинул руку вперед молниеносным движением, схватил Милену за волосы и поднял ее. В другой его руке появился длинный кривой нож. Милена
визжала, дрыгала ногами и царапалась. Ногти ее ломались о кожу монстра, оказавшуюся сродни толстой резине. Синие глаза голема рассматривали
ее с интересом.
– А ты ничего, девочка, – сказал розовый. – Фигурка у тебя хорошая – ножки, сиськи, попка и все такое… Шейпингом занимаешься, в форме себя
держишь? Для кого? Ты же одна живешь, дурочка. Захочу вот сейчас – приду в твою квартиру, сломаю твою дохлую дверь и трахну тебя,
настоящую, перед тем как убить.
– Трахни! – завопила Милка. – Ну, трахни! Слабо? Нечем тебе трахать, импотент несчастный. У тебя там вместо члена резиновая трубка, да?
– Шустрая ты, наглая! – констатировал Розовый. – Прыти в тебе – немерено. Только вот так и не поняла, против кого поперла. И не поймешь
уже…
Жуткой силы удар сбил с ног розового урода, и Милену вместе с ним. Кувыркаясь, она покатилась по земле. А когда вскочила, то обнаружила,
что появился еще один тип. Приземистый, плотный, бугристый, темно-серого цвета. Непомерно длинные руки его свисали до земли и заканчивались
огромными кулаками. Он напоминал негритянского боксера-тяжеловеса, вылепленного из пластилина.
Розовый медленно поднимался на ноги, синие глазки его округлились, лицо выражало удивление, насколько оно вообще могло что-то выражать.
Негр-боксер пританцовывал с ноги на ногу.
– Эй, ты кто? – изумленно спросил розовый. – Ты Флекс, ты что ли? Ну и юнита ты себе забацал – во сне увидишь, не проснешься. Кончай
шутить. Не видишь, делом занимаюсь.
– Вижу, что делом, – прочмокал негр толстыми губами. – Только дело мне твое не нравится. Катись отсюда, сопляк, а девчонку оставь мне. Она
моя. Еще раз за таким делом поймаю – убью без разговоров.
– Не понял… – Розовый на глазах распухал, обрастая гипертрофированными культуристскими мышцами. Нет, ты в натуре, откуда здесь взялся? Ты
что, креатор? Ты из «Птицеловов»?
– Сам ты креатор! – рявкнул негр и бросился на розового.
Розовый не растерялся, эффектно рассек воздух невесть откуда взявшимися мечами и обрушил их на противника. Вылетел сноп искр – кожа серого
оказалась прочнее камня. Мечи переломились пополам, обломки их со звоном попадали на землю. Боксер свалил розового ударом чудовищного
кулака, и прыгнул обеими ногами на его грудную клетку. Розовый заорал – настоящая, не виртуальная боль фонтанировала в этом диком вопле.
Негр встал на колени, и зажал шею розового в борцовском захвате.
– Что, придурок, больно? – спросил он.
– Больно… – прохрипел розовый. – Больно, отпусти, сука! Как ты это делаешь?
– А вот так, – сказал негр и с хрустом свернул шею противника.
Милена стояла оцепенело, моргала, не веря глазам своим. Труп розового таял в воздухе.
– Много вас тут таких? – спросила она.
– Каких?
– Таких, как ты и этот розовый свин?
– Я не такой, – сообщил негр. – Я не из этой оперы. У меня никак не получалось забраться в пространство «Упырей».