Они прямо в этих лодках и жили, целыми семьями. Одно семейство из года в год ставило свой плавающий домик на прикол в Иерихоне, так называлась нищая окраина Оксфорда. Именно с ними Лира и начала вести войну на уничтожение, как только впервые сообразила, что камни под ногами валяются не просто так, а для того, чтобы швыряться ими в цель.
Прошлой осенью они с Роджером да еще пара‑тройка поварят из колледжа Святого Михаила устроили засаду и бомбардировали чистенькую, сверкающую свежей краской лодочку комьями грязи до тех пор, пока разъяренные цагане не высыпали на берег, чтобы примерно наказать поганцев. Вот тут‑то группа захвата во главе с Лирой взяла лодку на абордаж и смело направила ее прочь от берега, вызвав тем самым немалый переполох среди судов и катеров на канале. А маленькие пираты тем временем обшаривали лодку вдоль и поперек, потому что им нужно было непременно найти затычку. В существование этой затычки Лира свято верила и авторитетно пообещала своей команде, что, если они ее найдут и выдернут, лодка тут же пойдет ко дну. Увы, никакой затычки они так и не нашли, и с захваченного корабля пришлось спасаться бегством, вернее, вплавь, опасаясь праведного гнева владельцев, так что с визгами и брызгами неугомонная ватага промчалась по горбатым улочкам Иерихона, смущая покой горожан.
Так вот и жила наша Лира, и жизнь эта ей необычайно нравилась. Какая‑то часть ее естества представляла собой эдакого маленького, цепкого кровожадного дикаря, который нигде не пропадет. Но что‑то глубоко внутри подсказывало девочке, что это далеко не все, что она не чужда блеску и славе колледжа Вод Иорданских, что каким‑то краешком причастна и к сильным мира сего, таким, как лорд Азриел. Правда, Лире от этого было ни тепло ни холодно, разве что при случае она могла щегольнуть голубыми кровями перед уличными мальчишками. Ей и в голову никогда не приходило задуматься, а кто же она на самом деле?
Так и прошло ее детство, детство щенка дворняжки, который, может, и породистый, но очень тщательно это скрывает. Привычное течение Лириной жизни резко менялось лишь во время нечастых приездов в Оксфорд лорда Азриела. Спору нет, куда как приятно рассказывать приятелям о богатом и знаменитом дядюшке, но за удовольствия надо платить. И вот наступал час расплаты. Сперва какой‑нибудь профессор пошустрее ловил Лиру и за ухо приводил к экономке, где ее до блеска мыли и наряжали в новое платье, а потом, после надлежащей порции “то не делай, се не смей”, под конвоем доставляли в преподавательскую, где лорд Азриел ожидал ее на чашку чая. Кроме того, на чай приглашались и наиболее именитые профессора. Оскорбленная в лучших чувствах Лира с шумом плюхалась в глубокое кресло, а магистр с металлом в голосе требовал, чтобы она села ровно. Так она и сидела, исподлобья глядя на всех присутствующих, пока они, один за другим, включая даже Капеллана, не начинали хохотать.
Процедура этих скучных визитов никогда не менялась: после чая магистр и профессора откланивались и Лира с дядей оставались одни. Лорд Азриел учинял ей допрос с пристрастием, поскольку девочка должна была показать ему, чему она научилась за время его отсутствия. Закинув ногу на ногу, он вальяжно располагался в кресле и, не дрогнув ни единым мускулом лица, терпеливо выслушивал, как Лира барахтается в каше из геометрических теорем, дат по истории, арабского, яндарологии, время от времени беспомощно замолкая и хватая воздух ртом.
В прошлом году, перед отъездом на Север, лорд Азриел неожиданно спросил ее:
– А что ты делаешь, когда не учишься в поте лица?
– Как что? Ну, играю… там в игры всякие. В колледже. Честно, дядя, я играю.
– Позволь‑ка мне взглянуть на твои руки.
Ничего не подозревая, она протянула ему открытые ладошки, но дядя перевернул их, чтобы посмотреть на ногти. На ковре у его ног, подобно сфинксу, лежала белая пума‑альм и поводила хвостом, не сводя с Лиры немигающих глаз.
– Грязные, – проронил лорд Азриел, отпуская руку племянницы.
– Грязные, – проронил лорд Азриел, отпуская руку племянницы. – Тебя здесь что, не моют?
– Моют, моют, – заверила его Лира. – Нормальные ногти. У Капеллана они еще грязнее моих.
– Он ученый. Ему можно. А вот тебе…
– Наверное, они запачкались после того, как я их помыла.
– И где же это ты играла, позволь спросить, раз так выпачкалась?
Лира опасливо посмотрела на дядю. Что‑то подсказывало ей, что вообще‑то на крыше играть запрещено, хотя ей лично этого никто никогда не говорил. Поэтому на всякий случай она ограничилась неопределенным:
– Ну, там, в одной комнате.
– В одной комнате. Понятно. А еще где?
– Еще на глиняном карьере.
– Та‑а‑а‑к. Еще где?
– В Иерихоне. В порту еще иногда.
– И больше нигде?
– Нигде.
– Лжешь. Я сам вчера видел тебя на крыше.
Лира надулась и опустила голову. Лорд Азриел насмешливо смотрел на ее понурую фигурку.
– Значит, – продолжал он, – мы гуляем по крышам. А на крышу библиотеки мы, случайно, не лазаем?
– Нет, – храбро ответила Лира. – Я там только один раз грача нашла.
– Да ну? И что же? Поймала?
– Да у него лапа перебита была. Мы его сперва хотели заэкарить, а Роджер сказал, что лучше мы будем его лечить. Вот мы и стали давать ему еду всякую. Еще остатки вина давали. Он тогда поправился и улетел.
– А что это еще за Роджер?
– Поваренок. Он мой друг.
– Понятно. Значит, ты облазила всю крышу.
– А вот и не всю. На корпус Шелдона не залезешь, туда надо прыгать с Пилигримовой башни, через проход между двумя зданиями. Вообще‑то там окно есть чердачное, только я не достаю.
– То есть, насколько я понимаю, вся крыша колледжа, за исключением корпуса Шелдона, – это пройденный этап, так? А подземелье?
– Какое подземелье?
– Да будет тебе известно, что колледж Вод Иорданских равно простирается и над землей, и под ней. Как же это ты просмотрела, а? Ну, довольно. Мне пора. Выглядишь ты нормально. Ах, да, чуть не забыл…
Лорд Азриел порылся в карманах и достал оттуда пригоршню монет. Отсчитав пять золотых, он протянул их девочке.
– Волшебное слово не забудь, – хмыкнул дядя.
– Спасибо, – выдавила из себя Лира.
– Надеюсь, что магистра ты слушаешься.
– Слушаюсь.
– И профессоров почитаешь, не так ли?
– Почитаю.
Пума‑альм издала мурлыкающий смешок. Это был первый звук, прозвучавший из ее уст за все время разговора. Лира вспыхнула и потупилась.
– Ну что ж, беги играй.
Со вздохом облегчения девочка скользнула к двери, но на прощанье все‑таки оглянулась и буркнула:
– До свидания, дядя.
Такова была Лирина жизнь до того злополучного вечера, пока она не прознала о загадочной Серебристой Пыли.
И конечно же, старенький библиотекарь ошибался, когда уверял магистра, что девочке это неинтересно. Напротив, ей было интересно, да еще как! Недалек тот час, когда она будет слышать эти два слова вновь и вновь, ведь в конечном итоге ей предстояло узнать о природе Серебристой Пыли больше, чем кому бы то ни было из ныне живущих.
Но пока события шли своим чередом, и в их пестром хороводе Лире некогда было скучать.
По городу, словно сквозняки, гуляли слухи, и от слухов этих одни посмеивались, другие поеживались, ведь разные же на свете бывают люди. Кто‑то, например, не верит в привидения, а кто‑то боится их до смерти. Дело в том, что в округе стали вдруг исчезать дети.