Значит, он не только вспоминал прошлое, но и спал.
Дождь по‑прежнему лениво стучал по стеклам окон.
Волгин протянул руку, но не позвонил, услышав в соседней комнате твердые мужские шаги.
Дверь открылась.
Вошедший остановился на пороге. Волгин видел только темный силуэт в светлом четырехугольнике, но легко узнал своего шурина. Михаил Петрович решил, что больной спит, шагнул назад и хотел закрыть дверь.
– Я не сплю, Миша, – сказал Волгин. – Подойди сюда. Северский, неслышно ступая по мягкому ковру, подошел к постели.
– Почему ты лежишь в темноте? – спросил он.
– Темнота мне не мешает… Сядь сюда, на кровать. Только что я вспоминал свою жизнь. Ничего замечательного, но и стыдиться мне не приходится. И жалеть больше не о чем. Могу умирать спокойно..
– Кто о чем! – В голосе Михаила Петровича слышалась досада. – С чего ты взял, что непременно умрешь? Если бы от каждой болезни умирали, людей бы не осталось. Давай я зажгу лучше свет.
Он встал и, подойдя к двери, повернул выключатель. Комната осветилась.
Когда он вернулся к постели, Волгин лежал с закрытыми глазами. Михаил Петрович внимательно посмотрел на его страшно худое, землистое лицо и тяжело вздохнул.
Он вспомнил слова профессора, сказанные сегодня утром: “Больному осталось не более трех дней жизни”. Старый опытный врач не ошибался. Михаил Петрович видел это и сам.
Он наклонился и чуть коснулся руки, лежавшей на одеяле:
– Дима, ты спишь?
– Нет, – Волгин открыл глаза. – Посиди немного со мной.
– Тебе сейчас принесут ужинать, – Михаил Петрович сел в кресло. – Вера Андреевна говорила мне, что ты стал капризничать, – он улыбнулся устало и грустно. – Зачем тебе понадобился прогноз погоды? И что это за фантазия с Эйфелевой башней?
Волгин нахмурился.
– Это так, – неохотно ответил он. – Не обращай внимания. Мало ли что взбредет в голову, когда человек ничего не делает.
Шофер вопросительно повернул голову.
– Я говорю, что не вижу следов войны, – пожилой мужчина показал рукой вокруг: – В этих местах были гигантские бои.
– Прошло восемь лет, Михаил Петрович. Но следы есть и их просто не замечаете.
Северский вздохнул.
– Да, – сказал он, – восемь лет! Для нашей страны это огромный срок. Совсем недавно я был в Лондоне. Там еще час встречаются разрушенные дома. В окрестностях Парижа ясно видны следы не только Второй, но даже Первой мировой войны. А у нас уже почти ничего не видно. Далеко еще, товарищ Петров?
– Километров двенадцать, четырнадцать, – ответил шофер, – а там и У…
Машина быстро мчалась по гладкой широкой магистрали. Прохладный ветер, огибая смотровое стекло, приятно щекотал лицо Встречные машины проносились мимо, оставляя за собой легкие облачка пыли и отработанного бензина.
На безоблачном небе солнце склонялось к западу.
– Поздно выехали, – сказал Северский. – Возвращаться придется в темноте.
– Вы долго пробудете там?
– Нет, не долго.
Я еду на могилу. Хочу проститься с сестрой и с другом перед долгой разлукой. Легко может случиться, что эта разлука навсегда…
– Ваша сестра и друг… – сочувственно сказал Петров. – Вы никогда не были на их могилах?
– Могила одна… Не был, товарищ Петров. Мою сестру похоронили во время войны. Ее повесили немцы. Ее муж, мой лучший друг, умер этой зимой. Мы с ним были тогда во Франции. Его тело отправили на родину в свинцовом гробу и похоронили рядом с женой, в одной могиле. А я не мог покинуть Париж. Очень хотел, – прибавил Северский, – но не мог. Поэтому я на похоронах не был.
– А вашу сестру за что повесили? Впрочем, фашисты часто вешали и без причины.
– Моя сестра была в партизанском отряде. Она врач по профессии. Проникнув в город, она лечила трех раненых из местного подполья. Гестапо открыло тайное убежище. Раненых тут же прикончили, а сестру схватили и подвергли пыткам, добиваясь сведений о партизанском отряде. Ничего не добившись, они повесил” ее, – Михаил Петрович помолчал, справляясь с волнением. – Правительство удостоило се звания Героя Советского Союза, – закончил он.
– Ого! – сказал Петров.
– А ее муж получил это высокое звание при жизни, – продолжал Северский. – Мстя за Родину и свою жену, он лично уничтожил более четырехсот фашистов.
Петров даже затормозил машину. С выражением удивления и восторга на молодом, свежем лице он воскликнул:
– Какие люди! Вы должны быть очень горды, Михаил Петрович!
Северский улыбнулся.
– Ими горжусь не только я, – сказал он. – Ими гордится весь наш народ… Поехали дальше… – после нескольких минут молчания он вдруг прибавил: – Уцелев в огне войны, где он не щадил себя, мой друг едва не сгорел после смерти.
– То есть как это?
– Да, представьте себе. В тот день, когда тело было положено в гроб, в комнате возник пожар. Его не сразу заметили. Свинец мог расплавиться, но, к счастью, этого не произошло.
– Гроб был свинцовый?
– Да. Дело в том, товарищ Петров, что тело Дмитрия, моего друга звали Дмитрием, решено было отправить в Москву. Об этом настойчиво просили друзья Дмитрия, сослуживцы из министерства и товарищи по полку. Его очень любили все, кто знал. Мы заказали герметически закрывавшийся свинцовый гроб и попросили парижских медиков принять меры к сохранности тела, хотя бы на одну неделю. Известный профессор, крупный ученый, взялся это сделать. Мы не хотели бальзамировать труп, а только предохранить его от быстрого разложения. Когда Дмитрий умер, профессор ввел в его тело какие‑то препараты, а гроб был наполнен инертным газом под большим давлением. Профессор уверил нас, что, пока гроб не вскроют, тело будет в полной сохранности долгое время. Но гроб так и остался закрытым.
– Из‑за пожара?
– Да. Обе половинки гроба приварились друг к другу под Действием огня. Не было смысла вскрывать его. Ведь тело, вероятно, сильно пострадало.
– Действительно, очень странный случай, даже необычайный. Михаил Петрович, почему вы не сказали мне, куда и зачем мы едем? Я купил бы в Москве венок.
– Мы возложим венки от нас обоих, – ответил Северский. – Я везу с собой два.
Петров замедлил ход, – машина шла уже по улицам города. На перекрестке она остановилась. Шофер вышел и поговорил с постовым милиционером.
– Тут три минуты ходу, – сказал Петров, садясь на свое место. – Сейчас повернем налево, и в конце улицы будет парк. Эту могилу, по‑видимому, хорошо знают в городе.
Автомобиль медленно тронулся вперед.
Михаил Петрович ничего не ответил шоферу.