Это была тяжелая проверка боеспособности зингаранской Революционной армии, которой противостояли регулярные, хорошо обученные войска, во главе с опытным полководцем Капелласом. Битва длилась целый день, и исход ее был не ясен до самого конца, пока брошенный Конаном резерв, состоявший из наемников, не прорвал фронт аквилонской армии и загнал ее в реку. Капеллас бросил окруженные войска и бежал со своей кавалерией. Конан начал преследование только после того, как уничтожил окруженного врага, он настиг Капелласа только при переправе через Алиман. Конан с ходу форсировал реку и атаковал Капелласа. Грабежи и насилия, которыми сопровождалось победоносное шествие Капелласа по Зингаре, предопределило его судьбу. Хотя Капеллас кричал, что засада Конана противоречит всем международным договорам, ему так и не удалось вернуться в Поитан.
Затем пришли вести, что Дикие Пикты, жившие вдоль северных границ Зингары, воспользовавшись отсутствием гарнизонов в пограничных крепостях, стали совершать дерзкие набеги на селения, разбросанные по побережью Черной реки. Конан быстро двинулся в поход, зная по опыту, что Пикты не пощадят никого и вероятнее всего вырежут все население приграничных районов. Форсированным маршем армия достигла границ и оставила местные гарнизоны в крепостях. Несколько налетов Пиктов, воодушевленных безнаказанностью, были отбиты, и дикие племена отступили вглубь своей непроходимой страны, чтобы выждать нового удобного случая.
Возвращаясь в Кордаву, Конан слабо представлял себе ситуацию в столице. Информацию он в основном черпал из отрывочных донесений, которые ему доставляли редкие гонцы короля, и слухов, распространявшихся со скоростью летящей стрелы. Почти все время Конан был занят сражениями и походами, поэтому ему некогда было размышлять о бессмысленных дебатах, раздиравших Революционный комитет. Мордерми посылал ему указания, и Конан старался их выполнить. Теперь, когда в стране воцарилось затишье, Конан повернул войска к столице в надежде на заслуженный отдых.
3а время длительного отсутствия Конана здесь произошли большие перемены.
Это бросилось в глаза сразу, как армия Конана вступила в Кордаву. Перед главными городским воротами стояли рядами врытые в землю столбы. С их заостренных верхушек криво усмехались всем проходящим отрезанные человеческие головы. Это было типичным явлением - выставлять напоказ головы казненных преступников. Конан подумал, что Мордерми отказался от старого обычая оставлять тела гнить на Танцевальном Помосте, а может, виселицы были заняты, поэтому пришлось не вешать, а рубить головы.
Внезапно киммериец остановился, не веря своим глазам. Нет, он не мог обознаться. Одна из голов, приветствующих его возвращение, принадлежала Карико.
Конан приказал солдатам отправляться в казармы, а сам поскакал во дворец. На улицах повсюду виднелись следы недавнего сражения. Лавки не торговали, многие дома зияли разбитыми окнами, мостовые были усыпаны обломками досок и осыпавшейся штукатурки. Когда Конан уезжал отсюда, в городе царило возбуждение и веселье, сейчас здесь чувствовался страх и смятение. По всему городу были разбросаны отряды Последней Гвардии. Они стояли молча, готовые к уничтожению.
Очевидно, совсем недавно в городе произошли какие-то драматические события, о которых Конан ничего не знал, а у Мордерми не было времени вызвать армию? Или он был уверен, что Последняя Гвардия сумеет восстановить спокойствие? Но зачем такая жестокость? И почему голова Карико выставлена на всеобщее обозрение? Для устрашения преступников?
На этот вопрос мог ответить только Мордерми, и Конан должен был его отыскать.
Дворец охранялся усиленными отрядами Последней Гвардии и Революционной армии. Навстречу Конану вышло несколько незнакомых ему офицеров, чтобы сопроводить генерала к королю. По дороге киммериец заметил, что в его отсутствие Мордерми сумел восстановить дворец в его былой роскоши и великолепии, как во времена Риманендо.
По дороге киммериец заметил, что в его отсутствие Мордерми сумел восстановить дворец в его былой роскоши и великолепии, как во времена Риманендо.
Мордерми тепло приветствовал Конана и проводил в свои покои.
- Ты вернулся раньше, чем я ожидал, - заметил он, наливая киммерийцу вина. - Прошлой ночью в городе произошло много событий. Они застали меня врасплох, и если бы не Последняя Гвардия, все могло кончиться худо.
Конан перевел взгляд на Каллидиоса, беззаботно развалившегося на диване.
- Что случилось? - спросил он тревожно. - У крепостной стены я видел, то что никак не ожидал увидеть.
- Тогда ты сам можешь предположить, что произошло. - В голосе Мордерми послышались гневные нотки. - Этот Революционный комитет, он постоянно вмешивался во все мои дела. Пока Белая Роза занималась пустой болтовней, она мало кого волновала, но затем их попытки на практике претворить безумные идеи о новом общественном порядке привели их к краху. Это произошло, когда ты воевал.
Аввинти утверждал, что только имущие классы должны были быть представлены в правительстве, Карико настаивал на равных правах для всех членов общества, начиная с последнего нищего и кончая знатным лордом. Ты же сам все это слышал. Я надеялся, что Сантиддио сумеет найти какое-нибудь компромиссное решение и утихомирит разбушевавшиеся страсти, но этого не произошло.
Мордерми остановился, сделал глоток вина. Его лицо сделалось жестким.
- Аввинти был отравлен. Его смерть, без всякого сомнения, была организована Карико. Как только стало очевидно, что Карико замышляет заговор, я отдал приказ о его аресте. Фракция Карико покинула Революционный комитет и начала организовывать на улицах демонстрации, требуя его освобождения. Я очень сожалел о том, что Карико решился на вторую революцию. Мне не хотелось казнить его, но выбора не было. Каллидиос с помощью Последней Гвардии сумел подавить уличные беспорядки. Конечно не обошлось без крови.
- А Сантиддио? - угрюмо спросил Конан.
- Сантиддио повел себя, как истеричная баба, когда я распустил Революционный комитет и ввел военное положение. Конечно, это крайняя мера, на которую меня вынудили чрезвычайные обстоятельства, и я думаю ее со временем отменить. Однако Сантиддио отказался рассуждать здраво. Он начал бросать мне в лицо всякие обвинения, весьма болезненные для меня, учитывая нашу давнюю дружбу.
- Что случилось с Сантиддио? - настаивал Конан.
- Под давлением обстоятельств я был вынужден арестовать и его. Как бы не были глупы и бездоказательны его обвинения, я не могу допустить, чтобы столь популярный в народе человек публично утверждал, якобы я предал идеалы революции ради собственной выгоды.
- Так ли уж глупы и бездоказательны его обвинения? - спросил Конан.
- Я знаю, ты мой друг. В противном случае этот вопрос стоил бы тебе жизни. У меня много врагов - и на границах Зингары, и в собственном дворце. Этот трон достался мне нелегкой ценой, и я не хочу потерять то, чего добился.
- Карико мог убить Аввинти в порыве гнева, - задумчиво сказал Конан. - Но Карико не отравитель. Может, это сделал кто-то из его знатных друзей, которые сейчас командуют стражей дворца? Убрав Карико, ты оказал большую услугу знати, которая теперь может беспрепятственно раздевать бедняков.
Мордерми снова наполнил кубок Конана.
- Ты же знаешь, что идеи Карико глупы. Но ты пришел к тому же абсурдному заключению, что и Сантиддио. Ты должен помнить, что слова и действия, вырванные из контекста, могут приобретать зловещий смысл. Например, твоя борьба на баррикадах сделала тебя героем. Тем не менее, мне стало известно, что ты оставлял свой пост и даже заявил, что если Мордерми не пойдет в бой, ты лично возглавишь все революционное движение Кордавы.