— Что случилось?… — спросил он недоуменно.
— Надеюсь, ничего страшного, — ответила она серьезно. И вздохнула: — Альтия, принеси мне, пожалуйста, мокрое холодное полотенце.
— Не надо: с мальчишкой полный порядок, — заявил Кайл, но Альтия пропустила его слова мимо ушей. И вылетела из комнаты в поисках воды и полотенца, впрочем внутренне недоумевая: «И что я ради них бегаю?…» Она серьезно подозревала, что мать все-таки ввела отца в заблуждение и заставила подписать завещание, не имевшее ничего общего с его действительной волей. «Так какого же хрена я продолжаю ее слушаться? А впрочем, все к лучшему: еще секунда, и я точно Кайла бы придушила…»
Пробегая коридором в комнату с запасами воды, Альтия мысленно пыталась собрать вместе свой разваливавшийся на части мир. В ее доме нынче творилось такое, о чем раньше и подумать было невозможно. Люди орали друг на дружку, что было достаточно скверно уже само по себе, но то, как Кайл грохнул собственного сынишку о каменный пол, уже не лезло ни в какие ворота. Глубоко внутри она по-прежнему не верила, что это не приснилось ей, а действительно произошло. И все происходящее было настолько чудовищно, что Альтия поистине не знала, как себя вести и даже — что думать, что чувствовать…
Она качнула насос, сунула под струю воды чистое полотенце, хорошенько отжала — и только тут заметила подле себя служанку. Явно нервничавшую.
— Могу я чем-нибудь помочь? — почти шепотом осведомилась женщина.
— Нет-нет, все путем, — успокоила ее Альтия. — Просто капитан Хэвен нам тут небольшую истерику закатил.
«Да уж… все путем…» — подумала она про себя. Что ж, будем выдавать желаемое за действительное. А то недолго почувствовать себя мячиком в руках жонглера: летишь, кувыркаясь, неизвестно куда, и не знаешь, что за рука тебя подхватит, чтобы снова метнуть в полет… А может, и не подхватит. Может, вот прямо сейчас она вообще вылетит вон — вон из жизни своей семьи… Альтия горько улыбнулась сравнению, так некстати пришедшему на ум, сунула полотенце в глиняную плошку и побежала назад в столовую.
Когда она туда добралась, Уинтроу и ее мать уже сидели в углу стола. Уинтроу был бледен и выглядел потрясенным, Роника, похоже, была настроена очень решительно. Она держала руки внука в своих ладонях и что-то говорила ему — тихо и серьезно.
Кайл стоял у окна, сложив руки на груди и отвернувшись ото всех, но даже его спина излучала откровенное негодование. Кефрия стояла подле мужа, умоляюще глядя на него снизу вверх. Он, кажется, ее присутствия вовсе не замечал.
— …Ибо все в воле Са, — расслышала Альтия голос своей матери. — Поэтому я верю, что это Он привел тебя обратно к нам, и Он же упрочил твою связь с кораблем. Таков был Его промысел, и, значит, так тому и быть, Уинтроу. Способен ли ты это принять? Так, как принял свою участь в тот день, когда мы отослали тебя со странствующим жрецом?
«Что-что?… Какая такая связь между Уинтроу и кораблем?… Да еще и упроченная?… Не может этого быть!!!» Сердце Альтии замерло, обратившись в лед и начисто перестав биться, но, странное дело, ее руки и ноги продолжали двигаться, а глаза — видеть. Уинтроу смотрел только на бабушку. Просто молчал и смотрел. Все же он по крови был Хэвен: этот упрямый подбородок… и гнев в глазах… Ставя на стол миску с мокрым полотенцем, Альтия видела, как мальчик снова овладел собой. Какие-то мгновения — и черты его лица совершенно переменились. Он стал очень похож на покойного деда… и не только. Альтия внезапно заметила разительное сходство с нею самой. Как будто посмотрела в зеркало. Это так потрясло ее, что она промолчала.
Мальчик же, наоборот, заговорил, и его голос прозвучал мягко и рассудительно.
— Я тысячу раз слышал нечто подобное. «Такова воля Са», — говорят люди. Ненастье, осенний шторм, мертворожденные дети — и все приписывают воле Са… — Он потянулся к миске, взял полотенце, тщательно разгладил и положил к здоровенному кровоподтеку, уже наливавшемуся на скуле. Парню все же крепко досталось, даже говорил он с явным трудом, преодолевая боль. Однако он не выглядел ни рассерженным, ни перепуганным, ни тем более сломленным. Он просто хотел наконец достучаться до собственной бабушки. Заставить ее понять. Как будто от этого зависела самая его жизнь… А что? Может, в самом деле зависела.
— Что касается бурь и дождей — тут я действительно усматриваю Его волю. Дети, родившиеся мертвыми… возможно. Только не в том случае, если муж избивал беременную жену… — Судя по всему, у него перед глазами всплыло какое-то страшное воспоминание. Потом он снова взглянул на бабушку. — Но я думаю, что Са дарит нам жизнь ради того, чтобы мы прожили ее хорошо. Да, Он ниспосылает нам испытания… и я сам слышал, как люди вопиют против Его жестокости, восклицая: «За что?» А на другой день те же люди неизвестно зачем обрубают ветви плодоносящих деревьев. И куда-то пересаживают юные деревца, утверждая, будто на новом месте те будут лучше расти. Хорошо еще, они не пытаются объяснять деревцам, что-де терзают их для их же блага… — Уинтроу отнял от лица полотенце и перевернул его, подыскивая уголок похолоднее. — В голове шумит, — тихо пожаловался он. — Трудно сосредоточиться… И как раз когда мне всего нужнее было бы поговорить с тобой, бабушка. Как мне убедить тебя, что вряд ли воля Са состоит в том, чтобы силой заставить меня бросить жреческое служение и перейти жить на корабль, с тем чтобы у нашей семьи завелось больше денег?… Какая там воля Са — я не поверю даже и в то, что это твоя воля, бабушка. Полагаю, этого хочет мой отец. И ради этого он готов преступить клятву, не говоря уж о том, чтобы меня растоптать. Ты говоришь, он вручает мне дар? Но вчера я сам видел, как этот «дар» отняли у моей тетки Альтии…
Сказав так, он впервые на нее посмотрел, и она вздрогнула: ей показалось, будто она встретилась глазами с отцом. То же бездонное терпение, за которым прячется железная воля. Альтия с изумлением осознала, что перед ней был не просто хилый жрец-недоучка. В теле подростка таился зрелый разум. И решимость взрослого мужчины.
— Даже твой сын понимает, какой грех ты собираешься на душу, — обратилась она к Кайлу. — Ты намерен отнять у меня Проказницу — и какое к этому имеет отношение, могу я или нет командовать ею? Все дело в твоей жадности, Кайл.
— Жадность? — заорал Кайл возмущенно. — Жадность? Нет, это мне положительно нравится! Да уж! Жадность заставляет меня заняться кораблем, увязшим в долгах по самые мачты! Да если я в течение своей жизни сумею хоть за него расплатиться, это значит, что мне здорово повезет!.. Жадность заставляет меня заняться домом, где понятия не имеют, как обращаться с деньгами! Да если бы я мог хоть заподозрить, что от тебя, Альтия, на борту «Проказницы» может быть самый малейший толк, я бы тебе не то что позволил — я заставил бы тебя там остаться! И до седьмого пота работать!.. Я и теперь повторяю: если ты хоть на йоту подтвердишь, что способна быть толковым моряком, если принесешь мне хоть одну бирку-рекомендацию с корабля — я тебе тотчас подарю и растреклятый корабль, и все долги, с ним связанные! Только вот этого от тебя не дождаться. Избалованная, испорченная девчонка…
Альтия выкрикнула с отвращением:
— Лжец!
— Во имя Са — клянусь, я сказал правду! — в бешенстве проревел Кайл. — Если у тебя будет рекомендация хоть от одного внушающего уважение капитана… да я прямо завтра тебе корабль подарю! Беда только, весь Удачный хорошо знает, что именно ты собой представляешь! Сплошные претензии и пустозвонство…
— За тетю Альтию сама Проказница поручится, — нетвердым голосом заметил Уинтроу. Он прижимал руки ко лбу, словно боясь, что иначе голова расколется на части. — Это поручительство заставит тебя исполнить клятву, отец? Ибо ты поклялся именем Са, и мы все были тому свидетелями. Теперь придется тебе держать данное слово… Я нипочем не поверю, будто покойный дедушка на самом деле желал, чтобы мы вот так спорили и ругались… И ведь можно без труда все исправить. Пусть бы тетя Альтия плавала на Проказнице, а я уехал бы назад в монастырь. И все были бы счастливы…
Он умолк, заметив, что все глаза были обращены на него. И во взгляде отца была черная ярость. А Роника Вестрит прикрывала рот рукой, как если бы его слова («И что такого особенного я сказал?…») резали ее по живому.
Кайл взорвался:
— Хватит с меня этого нытья! — И в несколько шагов пересек комнату, чтобы, опираясь руками о стол, нависнуть над сыном. — Так вот чему тебя научили твои святоши в монастыре? Выворачивать сказанное наизнанку, чтобы только добиться своего? Мне стыдно, что мой кровный сын вот так пытается обвести вокруг пальца собственную бабку! Встать! — Уинтроу продолжал молча смотреть на него, и он взревел во всю силу легких: — Встать, говорю!!!
Юный жрец немного помедлил. Потом поднялся. Он хотел что-то сказать, но отец оборвал его:
— Тебе тринадцать лет! Хотя выглядишь ты едва ли на десять, а ведешь себя вовсе как трехлетний. Тринадцать!.. По законам Удачного, труд сына, которому еще не стукнуло пятнадцати, принадлежит его отцу. Попробуй пойти против меня, и я призову этот закон! И чхать мне, что ты вырядился в коричневый балахон! Да пусть у тебя хоть священные рога на лбу вырастут! До пятнадцати лет ты будешь работать у меня на судне, и все тут! Понял, гаденыш?
Даже Альтию потрясло плохо завуалированное богохульство. Голос Уинтроу дрожал, но мальчик держался прямо:
— Я жрец Са. И, как жрец, подчиняюсь лишь тем мирским законам, которые правильны и справедливы. А ты хочешь призвать мирской закон, чтобы преступить собственный обет. Когда ты отдал меня Са, ты отдал Ему и мой труд. Я тебе более не принадлежу. — Он посмотрел на мать, потом на бабушку — и добавил почти что извиняющимся тоном: — На самом деле меня нельзя больше даже считать членом этой семьи. Я был посвящен Са.
Роника попыталась остановить Кайла, но тот ринулся мимо, едва не сшибив старую женщину с ног. Кефрия с криком кинулась к матери. Кайл же сгреб сына за грудки, за бурое послушническое одеяние, и принялся трясти так, что голова мальчика беспомощно моталась взад и вперед. Ярость выворачивала его наизнанку, делая бессвязными слова, которые он выкрикивал.
— Мой! Ты принадлежишь!! Мне!!! И ты сейчас же заткнешься и будешь делать то, что я тебе прикажу!!! Ясно тебе?!! — Он приподнял Уинтроу над полом. — Живо отправляйся на растреклятый корабль! Доложись старпому! Скажи ему, что ты — новый юнга! И больше никто! Никто! Просто юнга! Дошло?!!
Альтия следила за происходившим, от ужаса не в силах поверить собственным глазам и ушам. Кажется, ее мать обнимала и пыталась утешить трясущуюся, рыдающую Кефрию. Двое слуг, не в силах совладать с любопытством, выглядывали из-за двери. Альтия знала, что ей следовало бы вмешаться, но происходящее настолько выходило за рамки ее жизненного опыта, что она способна была только стоять столбом и смотреть. Ей доводилось слышать пересуды кухарок, обсуждавших подобные свары у них дома. Она видела, как торговцы принуждали учиться купеческому делу своих сыновей, отнюдь того не желавших. И она знала, как порою наказывали матросов на других кораблях. Но… в домах старых купеческих фамилий ничему подобному попросту не было места. А если когда и случалось — никто вслух об этом не говорил.
— Дошло, спрашиваю?… — орал Кайл. Орал так, будто от громкости его крика зависело понимание. Оглушенный и наполовину задушенный Уинтроу кое-как ухитрился кивнуть. Кайл выпустил его одежду, и мальчик схватился за край стола, чтобы устоять на ногах. Его голова беспомощно свисала на грудь.
— Я сказал — сейчас! Это значит — немедленно! — пролаял Кайл. Пролаял с яростью и торжеством. Крутанулся к двери и заметил пялившегося слугу. — Ты! Велф! Живо закрой варежку и ступай проводи моего сына на «Проказницу»! Да проследи, чтобы он собрал все пожитки, с которыми явился сюда! Отныне он будет жить не здесь, а на корабле!
Велф поспешно пересек комнату, чтобы взять Уинтроу за руку и увести его вон. Тогда Кайл повернулся к Альтии. Только что одержанная победа над сыном, кажется придала ему наглости и сил, ибо он обратился к ней так:
— Ну что? Хватило у тебя ума усвоить урок, сестренка?
Альтия заставила себя говорить ровным голосом и негромко.
— Мы, пожалуй, все кое-чему научились сегодня, Кайл. В основном же тому, что для тебя все средства хороши, только бы подмять под себя семейство Вестритов.
— Подмять? — Кайл уставился на нее так, словно впервые увидел. Потом быстро посмотрел на двух других женщин, словно желая проверить, так ли они удивились, как он сам. Но Роника ответила ему столь же черным взглядом. Кефрия всхлипывала у нее на плече. — Так вот, значит, что вы обо мне думаете? Подмять вас хочу? — Он мотнул головой и сухо рассмеялся. — И вот этих вот дур я пытаюсь спасти от полного разорения. Да будь я проклят, если сам понимаю, чего ради стараюсь. Я что есть мочи силюсь удержать этот дом на плаву, а на меня смотрят как на злодея. Кефрия!.. Я думал, ты-то хоть понимаешь что к чему. Я думал, мы все с тобой обсудили.
Его жена наконец отняла от плеча матери залитое слезами лицо, но в ее глазах никакого понимания он не увидел. Он покачал головой, не веря себе:
— Ну и чего от меня здесь хотят? — спросил он сразу у всех. — Наши владения день ото дня приносят все больший убыток. У нас есть живой корабль, за который нам, пожалуй, по гроб жизни не расплатиться. Заимодавцы грозятся вот-вот начать отбирать наше имущество… А вы мне хотите сказать, что мы должны наплевать на все это и знай себе чаек попивать в семейном кругу?… Что до Альтии, она, кажется, полагает, что корабль следует отдать ей на игрушки, а она себе будет каждый вечер напиваться с местными морскими волками… да еще и при случае пупочками с ними тереться…
— Прекрати, Кайл! — негромко предупредила его Роника.
— Что это я должен прекратить? Ты сама отлично понимаешь, что я говорю правду, вот только признать это не хочешь. Да послушайте же вы меня хоть недолго! — Он набрал полную грудь воздуха, как бы пытаясь отрешиться от разочарования и гнева. — Мне, знаете ли, о детях надо думать. О Сельдене с Малтой. Я ведь тоже когда-нибудь помру, как и Ефрон. И я совсем не хочу, чтобы после меня осталась только скверная репутация да куча долгов. Ефрон не дал тебе сыновей, Роника, которые могли бы тебя поддержать. В этой семье нет мужчин, которые по-настоящему занялись бы делами. Поэтому я, твой зять, желаю подставить плечо и сделать то, что сделать необходимо… хотя бы это и оказалось болезненным. Я о многом думал в эти последние месяцы и полагаю, что все-таки сумею поставить нас опять на ноги. У меня есть кое-какие связи в Калсиде. С нами готовы заключать сделки. Я, в общем, ничего особенного и необычного не предлагаю. Просто корабль должен работать, и работать как следует: перевозить наиболее выгодные грузы — и настолько быстро, насколько это вообще возможно. А мы тем временем должны оценить все наши владения, и оценить беспристрастно, безо всяких там сантиментов, и оставить при себе только те, которые смогут уже на этот год принести выгоду. Но что еще более важно — мы ни в коем случае не должны отпугнуть наших кредиторов. Если мы начнем все спешно распродавать, они могут решить, что мы идем ко дну, и вцепятся мертвой хваткой, чтобы урвать свой кусок, пока еще не совсем поздно. Я это вот к чему: если они будут видеть, как Альтия напивается по кабакам со всякой чернью… точно в этой семье уже не осталось понятий о чести… это тоже, знаете ли, повлияет. Замарай грязью свое имя, Альтия, — и ты замараешь имя моей дочери, а я этого не хочу. Я мечтаю когда-нибудь выдать ее замуж за достойного человека, а разве приличный человек заинтересуется девушкой, у которой родная тетка — пьяница и потаскуха?
Альтия зарычала:
— Да как ты смеешь…
— Я еще и не то посмею, если дело касается моих детей Я вот этими кулаками выкую из Уинтроу настоящего мужчину, даже если это будет стоить мне его ненависти. Я упрочу денежное положение этой семьи, хотя бы мне пришлось гонять наш корабль так, как ты не гоняла бы его никогда. Если бы ты заботилась о собственных родственниках хоть полстолько, сколько я, ты бы сделала все возможное и невозможное, но выпуталась из грязи и сотворила из себя приличную даму, чтобы отхватить какого следует мужа и тем упрочить семейное состояние…