– Поехали! – распорядился Ред, повернулся, посмотрел на Костю и подмигнул ему: – На!
– Что это такое?
– Хабар из Крыма, как обещал. Вот этот кормилец: с синего края дает воду, а с другого, зеленого, – еду. Запомнить легко. Только надо посильнее нажать. А этот, бурый, ну, помнишь, мы сидели?..
Боец вытаращил на Реда изумленные глаза. Видно было, что Ред не хотел раскрывать свойств хабара перед бойцом и водителем. Он и в Чернобыльской Зоне себя так вел: ничего лишнего, никакой информации и раскрывался лишь постепенно и только в определенные моменты жизни. Слабостями их трудно было назвать. Слабостей у Бараско не было, словно он был сделан из единого куска гранита.
– А-а-а… – слабо улыбнулся Костя. – Понял… Спасибо…
Ему хотелось сказать еще много чего, например, что ему хочется увидеть Леру, что он не уверен в себе, что друзья так не поступают, что он, в конце концов, элементарно боится, но Ред уже отвернулся и смотрел вперед, на череду кленов и берез по обе стороны дороги.
Воспитывает, понял Костя, но легче ему от этого не стало.
Оказывается, они находились за МКАД, в Бутово. Костя, конечно, помнил эти места, потому что по роду деятельности мотался и в этом районе. Только на этот раз он ничего не узнавал. Эх, камеру бы сюда, подумал он, увидев, что творится и на дороге, и в окрестностях.
Вся левая полоса Варшавского шоссе была забита машинами. Все четыре полосы ревели, гудели и звенели клаксонами. Стояла дикая ругань. Если бы не блоки разделительной полосы, через которые не мог переехать и танк, то вся эта масса машин ринулась бы на правую половину. Впрочем, водителям надо было опасаться военной техники, которая беспрерывным потоком двигалась в сторону центра, и военной полиции в голубых касках, бронетранспортеры которой стояла через каждые сто метров.
Шла Белостоцкая бригада морской пехоты. В машинах сидели бойцы в черной форме. Лица у них были сосредоточенными.
– О-о-о! Силушки-то! – обрадованно произнес боец. – Навалимся!
Костя промолчал. Навалимся, думал он, как же! Наваливаются только дураки! У него, конечно же, имелись свои соображения на этот счет, хотя бы в отношении железнодорожных составов, которые были забиты под завязку. Электрички, обычные составы и даже составы, собранные из старых допотопных теплушек, двигались с черепашьей скоростью. Люди цеплялись на подножки, торчали в окнах и сидели на крышах. Но ужаснее всего выглядели те беженцы, которые шли пешком по целине, месили грязь по перелескам и болотцам с велосипедами, с ручными тачками, колясками и подводами, запряженными лошадьми.
– Черт… – пробормотал Ред Бараско, глядя на все это, и сделал глоток из бутылки, которую вытащил из-за пазухи. – Будешь? – спросил он у Кости.
Костя с удовольствием выпил бы, но его больше мучила жажда, а достать универсальный хабар в присутствии водителя и бойца он не посмел. Мало ли какую тайну для непосвященных выдаст?
– Я буду! – воскликнул боец.
– Тебе не положено, – ответил Бараско. – Ты на службе.
– Чего это не положено?! – возмутился боец. – Мне все положено. Мне даже, может, положено больше, чем тебе.
– Вот ему положено, – возразил Бараско, – он идет в Зону. Туда трезвыми не ходят, иначе мозги могут расплавиться. А тебе зачем? Твое дело – нас охранять.
– Дело к вечеру. Стресс надо снять.
– Так, Кузьма, не заводись, – добродушно среагировал водитель. – Вот сейчас доставим человека по назначению, потом и примешь дозу. Хоть залейся.
– Я не пьянею, – сообщил боец и с надеждой посмотрел на Бараско. – А реакция у меня только лучше. Ну дай глотнуть!
Но разжалобить Бараско было практически бесполезным делом. Он только поцокал языком.
Ну дай глотнуть!
Но разжалобить Бараско было практически бесполезным делом. Он только поцокал языком.
– Кузьма! – одернул бойца водитель.
– Ладно! Тоже мне, чертовы сталкеры, – пробормотал боец, – мало мы вас давили… – И отвернулся к окну.
Костя ожидал, что сейчас Бараско снимет очки в золотой оправе, посмотрит на бойца, как питон, а потом накажет его по полной программе, но Бараско почему-то промолчал. Должно быть, из-за меня, огорчился Костя и неприязненно покосился на бойца.
– Чего пялишься?!
– Хочу морду твою запомнить, – сказал Костя, – чтобы потом знать, кому ее набить.
Кузьма дернулся, но Костя с какой-то звериной легкостью обхватил его правой рукой за шею, подмяв под себя, и вдруг понял, что может ее сломать, как спичку. Кузьма еще раз дернулся, но как-то вяло, сразу обмяк и, несмотря на свои внушительные габариты, притих. Через мгновение он уже хрипел. Черная вязаная шапочка упала с его головы на пол.
Водитель ударил по тормозам, «тигр» пошел юзом, и Костя отпустил Кузьму. Водитель и Бараско неприязненно посмотрели на бойца.
– Жив? – спросил Бараско, набрал в рот водку и выплеснул ее в лицо Козьме.
– Да жив, жив, – миролюбиво констатировал водитель. – Он у нас горячий больно.
– А зачем такого взяли?
– Какого дали, такого и взяли. В принципе он так парень ничего. Здоровый больно, вот и воображает из себя Рембо.
Боец заморгал, закашлялся и, сделав несколько судорожных вдохов, схватился за шею.
– Ну и лады, – примирительно сказал водитель. – Дай сюда автомат! – приказал он. – Теперь сиди тихо, пока мы не доедем.
Кузьма потрогал загривок и пожаловался:
– Он мне чуть шею не сломал.
– Будет тебе наука, – сказал водитель, заводя двигатель. – Держи язык за зубами. На службе пить нельзя. Устав знаешь?!
– Знаю… – вяло среагировал Кузьма и уткнулся лбом в окно.
Развязка на тридцать третьем километре МКАД походила на муравейник. Люди пытались выехать на Варшавское шоссе. В воздухе кружились вертолеты. Кое-где на обочине Костя заметил палатки. Они тянулись вплоть до автосервиса справа, ворота в котором были распахнуты, а ангары – пусты. На стене красовалась надпись мелом: «Машин и бензина нет!!!» Внутри находились люди. Они спали на бетонном полу и под навесами.
Там, где были съезды в сторону города, стояли бронетранспортеры, военная полиция и кареты «скорой помощи».
– Мы здесь вчера проезжали. Никого не было. Все началось сразу после первого выброса, – сказал водитель. – А когда случился второй и объявили эвакуацию, народ попер, словно лавина.
– Успеют за три дня? – спросил Бараско.
– Должны, – зевнул водитель. – Говорят, ядерную бомбу будут применять?
– Ну-у-у… – возразил Бараско. – Может, до этого и не дойдет. Не зря же мы едем? Правда, Костя?
Костя поправил дробовик, который ему мешал, поправил диск, который впился в бок, и степенно ответил:
– Ничего не знаю, приедем – оглядимся. Там видно будет.
Он понял, что «титан» включил экзомышцы, и это придало ему уверенности. Это ж надо, подумал он с тихим восхищением, такого здоровяка придавить, и почти миролюбиво посмотрел на Кузьму, у которого шея сделалась бордового цвета, а физиономия налилась кровью, как спелая вишня соком. Кузьма делал вид, что занят разглядыванием толпы.
В Аннино народу было видимо-невидимо. Все скверы и парки были забиты толпами с баулами и домашними животными. Собаки лаяли, кошки мяукали. Троллейбусы, которые не могли двигаться в такой тесноте, спихнули на тротуары. Машины не могли проехать из-за пробок. Горели костры. Люди ругались и стонали.