Он
завалился на спину, невольно задрав рычащий пулемет вверх — поэтому основная часть смертоносной очереди ушла в потолок и превратила вентиляционный
короб в жестяное месиво. Ерофей от скользнувших по груди пуль отступил на два шага, чуть не выронил «Отбойник», но сумел удержаться на ногах. С
ревом он выпустил в жужжащий сервомоторами экзоскелет еще несколько зарядов — солдат вздрогнул и закричал, объятый огнем. Его хотели подхватить и
вытащить из сектора обстрела, но мы с Зеленым не позволили этого сделать. Я под прикрытием подбежал к задыхающемуся противнику, сунул ствол автомата
в шейное сочленение и без лишних сантиментов нажал на спуск. «Калаш» коротко дернулся, обрывая мучения бойца, полыхающего в своей раскуроченной
скорлупе, как сойка в гриле.
Дымовая шашка меж тем полностью отработала. Помещение заполнилось густым дымом, видимость сократилась до пары метров. Ориентироваться теперь
стало гораздо труднее, ибо в моем шлеме не было встроенного прибора ночного видения.
В зал вот-вот должны были ворваться разгневанные речью Ерофея штурмовики, и на то, чтобы хоть как-то реорганизовать оборону, у нас оставались
считанные минуты.
— Дрой, Гост, — позвал я. Сталкеры откликнулись с разных сторон.
— Ну?
— Слышу тебя, родной.
Я постучал прикладом по металлической стенке бочки.
— Помогите спихнуть эти канистры на лестницу! Ну-ка!
Мы вместе навалились на тяжелые резервуары с водой, сдвигая их к проходу, кантуя, роняя на пол с глухим металлическим громыханием. Завидев наши
потуги, на помощь пришли Погуляй и Чижик. А когда новая баррикада была почти готова, даже сам Фоллен не побрезговал подкатить последнюю емкость. Все
это время Ерофей стоически прикрывал нас: оглушительные залпы из «Отбойника» не позволяли атакующим высунуться из глубины лестничного пролета. С
каждым выстрелом грузную тушу вышибалы все сильнее отодвигало назад, и я заподозрил, что виной тому не только внушительная отдача пушки, но и
ранение.
— Готово! — провозгласил Фоллен, отдуваясь, будто не одну бочку прикатил, а полдюжины. — Минут пять бы еще продержаться, а, касатики!
— Убавь патриотизм, — грубо посоветовал ему кто-то из сталкеров. — Все твое логово сейчас раскурочат, не расплатишься ведь.
Сквозь дым я заметил на лестнице силуэт, слегка подсвеченный прыгающими язычками пламени. В сумраке разглядеть нападающего не удалось, но
вектор движения я определил точно и пустил короткую очередь на опережение. Пули, взвизгнув, срикошетили в стенку, не причинив ретивому военному
особого вреда, но изменив его траекторию. Он упал на одно колено, развернулся и открыл ответный огонь на звук. Профи. И бронька отменная.
Я сменил позицию: бросился к ближайшей бочке и замер за ней, слишком поздно сообразив, что уязвим с фланга. Когда я увидел в задымленном
воздухе рубиновый росчерк луча ЛЦУ, дергаться было уже поздно. Второй штурмовик ворвался в зал сразу за первым и всадил бы мне в бок пулю из
«Винтаря», если бы на пути не оказался Ерофей. Когда звук выстрела уже долетел до сознания, я понял, что грубоватый мордоворот спас бродягу Минора
ценой дырки в собственной шкуре.
Энергии пули оказалось достаточно даже для тяжелого Ерофея.
Энергии пули оказалось достаточно даже для тяжелого Ерофея. Вышибалу толкнуло в мою сторону, и я еле успел поддержать плечом его тушу.
Зарубцевавшаяся рана немедля отозвалась тупой болью. Гост с Дроем одновременно пальнули из «Потрошителей» и впечатали бравого вояку в дверь
кладовой, но легче от этого не стало, потому как через баррикаду продолжали прорываться штурмовики. Активная фаза перестрелки сталкеров и
спецназовцев длилась минуту, не дольше. Несмотря на то, что мы «играли от обороны», силы были не равны. Когда я подтаскивал раненого Ерофея к спуску
в подвал, то в зале уже прочно обосновались двое военных. Юра Погуляй с соратником из клана Лося продолжали яростно отстреливаться, но шансы на
успех стремительно таяли.
Чижик с Фолленом уже ретировались в нижние помещения, видимо, надеясь устроить там последний оборонительный рубеж перед капитуляцией и выдачей
распотрошенного черномордого. Хотя лично у меня были серьезные сомнения насчет того, что солдафоны после проявленной дерзости захотят мирно
урегулировать конфликт.
Пуля хрястнула над головой, сорвав с крючка поварской фартук и впившись в полку с утварью. Половники, терки, миски рухнули вниз звенящим
водопадом. Я изо всех сил потянул раненого на себя, чтобы его не завалило посудой, и в последний момент отдернул руку: в щель между плитами,
разрубив линолеум, воткнулся разделочный тесак. Туда, где только что находилось мое запястье.
Гост, Дрой и Зеленый юркнули за угол раскуроченной барной стойки.
— Плох? — справился Дрой, скользнув взглядом по безвольно запрокинувшему голову Ерофею.
— Хрен его знает, — сказал я, отшвыривая тесак и протаскивая грузное тело еще на полметра. — Надо скорлупу снять, чтобы понять, куда ужалило.
— Потащим вниз?
— А больше некуда! Хватайте его под мышки, я прикрою.
Приклад привычно уперся в плечо. Палец нащупал знакомую ложбинку спускового крючка. Плавный выдох. Чик.
И затворная рама снова завела свою страшную песню, плюясь вбок горячими гильзами, а мушка заплясала над прицельной планкой танец смерти.
Одного из занявших позицию стрелков мне удалось снять, но в это время на полу завертелась очередная дымовая шашка, шипя аэрозольной струей.
Все, теперь точно пора сваливать.
Я ссыпался вниз по лестнице, едва не врезавшись в волокущих Ерофея приятелей. Заглянул в каморку Фоллена — пусто. Лишь одиноко покачивается
набивший за долгие годы оскомину светильник в виде китайского фонарика. Побежал дальше по коридору, пиная двери, которые услужливо распахивались:
ведь им нечем было парировать аргументы армейского берца. Пусто, пусто, пусто…
Возле поворота к лаборатории я чуть было не словил в щи от Чижика, занявшего выгодную позицию в нише за ржавой трубой. В полутьме бармен не
разобрал, кто на него ломится, и уже готов был угостить меня свинцовыми пилюлями из старенькой «Гадюки», которую таки решил взять на вооружение
вместо «Бульдога», но подоспевший Фоллен двинул ему прикладом по каске, заставив крутануться на месте и выронить автомат.
— Совсем ослеп, поварешка? — прорычал я и довесил Чижику хорошую затрещину.
— Уймись, контра! — Бармен поднял ствол. — Я ж не разобрал.