– Это сделала я!
Послышались крики, грубая брань, кое-кто из троянцев шагнул вперёд с намерением схватить сумасшедшую, однако их удержали свои же товарищи. Большинство хотели послушать, что скажет эта сука.
Сквозь пламя Атрид отчётливо видел Гектора: даже величайший герой Илиона был не в силах вмешаться, поскольку между ним и женщиной полыхало алчное пламя.
Энона приблизилась к огню, и над её одеждой начал куриться пар. Похоже, дамочка заранее окатила себя водой, готовясь к выступлению. Под вымокшим платьем явственно проступали тяжёлые, полные груди.
– Париса убила не молния Аполлона! – визжала гарпия. – Когда десяток дней назад мой муж и бог ушли в Медленное Время, они, как и было задумано, пустили друг в друга стрелы, но промахнулись оба, Супруга обрёк на гибель выстрел простого смертного – коварного Филоктета! Вот кто во всём виноват! – И она ткнула пальцем в старика, застывшего в группе ахейцев по правую руку от Большого Аякса.
– Врёшь! – завопил седовласый лучник, совсем недавно спасённый Одиссеем с безлюдного острова ради битвы с богами.
Пропустив его выкрик мимо ушей, Энона подступила ещё ближе к костру. Её лицо и нагие руки раскраснелись. Дым от мокрых одежд окутывал тело густым призрачным облаком.
– Когда раздосадованный Аполлон квитировался на Олимп, аргивский трус Филоктет, не забывший прежних обид, пустил отравленную стрелу в мошонку моему супругу!
– Откуда тебе это знать, женщина? – Слова Ахиллеса прогремели стократ сильнее вдовьего писка. – Никто из нас не следовал за Приамидом и сребролуким в Медленное Время. Никто не видел сражения!
– Узнав о предательстве, Аполлон квитировал мужа на склоны горы Ида, где я жила изгнанницей более десяти лет… – продолжала Энона.
Теперь, не считая нескольких выкриков, большая часть гигантской городской площади, запруженной тысячами троянцев, переполненные стены и крыши домов умолкли. Все ждали.
– Парис молил принять его обратно, – рыдала женщина, от мокрых волос которой так же яростно валил пар, как и от одежды. Даже слезы её мгновенно улетучивались. – Он умирал от греческого яда. Яйца, пах и прежде любимый член уже почернели, но муж всё равно упрашивал исцелить его.
– Как может обычная старая карга снять последствия смертельного яда? – впервые проревел Гектор, перекрывая богоподобным голосом шум ветров и костра.
– Некий оракул предсказал супругу, что я одна сумею излечить его роковую рану, – отозвалась Энона.
Либо у неё иссякали силы, либо жар и вой огня возросли. Атрид мог разобрать отдельные слова, хотя и сомневался, что это под силу другим на площади.
– Корчась от боли, он умолял приложить к отравленной ране бальзам, – надсаживалась женщина. – "Забудь свою ненависть, – плакал он.
– Я покинул тебя лишь по велению судьбы. Лучше бы я умер, не успев доставить эту сучку в отцовский дворец. Заклинаю, Энона, во имя нашей прежней любви, ради прежних клятв, прости меня и спаси мою жизнь". На глазах Менелая женщина сделала ещё пару шагов. Багрово-золотые языки принялись лизать её, лодыжки почернели, носки сандалий начали заворачиваться.
– Я отказалась! – возвысила охрипший голос Энона. – И он скончался. Мой единственный любимый, любовник и муж, ушёл из жизни. Умер в ужасных мучениях, осыпая весь мир проклятиями. Мы со служанками хотели сами сжечь труп – дать моему бедному, обречённому Судьбой супругу достойное погребение. Но деревья стары и тверды, их так тяжело рубить, а мы всего лишь слабые женщины… Простое дело, но я не справилась даже с ним. Увидев, как жалко мы почтили останки благородного Париса, Феб Аполлон вторично смилостивился над павшим врагом, квитировал обгорелое тело назади выбросил на поле боя из Медленного Времени, будто бы сын Приама сгорел в сражении.
Я так жалею, что не исцелила его! Обо всём жалею…
Тут она развернулась в сторону балкона; хотя вряд ли успела разглядеть что-либо из-за пламени, дымной пелены и рези в глазах.
– Одно хорошо: этой сучке Елене уже не увидеть его живым! Глухой ропот воинов Трои перерос в оглушительный рёв. Дюжина городских стражников запоздало кинулась к Эноне, чтобы увести её для дальнейшего допроса.
Женщина шагнула в пылающий сруб.
Сначала вспыхнули волосы, потом платье. Невероятно, немыслимо, однако вдова продолжала взбираться по ступеням из брёвен, даже когда её кожа занялась, почернела и сморщилась, как обуглившийся пергамент. И только в последний миг Энона содрогнулась и упала. Вопли несчастной несколько долгих, томительных минут разносились над площадью и притихшей толпой.
Обретя наконец дар речи, троянцы первым делом потребовали от аргивян выдать им Филоктета.
Разъярённый, смешавшийся Менелай бросил взгляд наверх, царская охрана окружила на балконе всех и каждого. Дорогу к Елене преграждала стена из круглых троянских щитов и частокол из копий.
Спрыгнув с нижней ступени, Атрид ринулся наперерез через густевшее пространство у самого сруба. Жара ударила в лицо не хуже могучего кулака, и воин почувствовал, как обгорают брови. Спустя минуту он обнажил клинок и примкнул к товарищам. Аякс, Диомед, Одиссей, Тевкр и другие окружили старого лучника плотным кольцом, держа наготове оружие.
Несметные толпы троянцев подняли щиты, затрясли пиками, стали напирать на две дюжины обречённых греков со всех сторон.
Внезапно голос Гектора загрохотал так, что все окаменели:
– Стойте! Я запрещаю! Лепет Эноны – если это вообще была Энона, ибо лично я не узнал каргу, – ничего не значит. Она сумасшедшая! Мой брат погиб в роковой схватке с Аполлоном.
Судя по виду разгневанных троянцев, речь их не убедила. Вокруг по-прежнему кровожадно щетинились острия мечей и пик. Менелай огляделся. В то время как Одиссей хмурил брови, а Филоктет прятался за спины обречённых товарищей, Большой Аякс довольно щерился, словно предвкушая близкую сечу, которая оборвёт его жизнь.
Прошествовав мимо сруба, Приамид встал между кучкой обречённых ахейцев и троянскими копьями. Он был без оружия и даже без доспехов, однако вдруг всем стало понятно: перед ними самый опасный противник.
– Эти люди – наши союзники, гости, приглашённые на погребение моего брата! – воскликнул Гектор. – Вы не причините им вреда. Любой, кто ослушается приказа, падёт от моей руки. Клянусь костями покойного Париса!
Из-за платформы, поднимая щит, выступил Ахиллес. Вот он-то был и в лучших доспехах, и при оружии. Сын Пелея более не шелохнулся, даже не произнёс ни слова, но каждый на площади ощутил его присутствие.
Троянцы посмотрели на своего вождя, перевели взгляды на быстроногого мужеубийцу, в последний раз обернулись на жаркий костёр, пожравший тело женщины, – и отступили. Увидев смятение на смуглых лицах горожан, Атрид почувствовал, как воинственный дух покидает озлобленную толпу.
Одиссей смекнул, что пора уводить аргивян от греха подальше, и тронулся в сторону Скейских ворот. Менелай и прочие опустили мечи, однако не спешили прятать их в ножны. Троянцы неохотно расступались, будто море, покорное приказу бури, но всё ещё жаждущее трупов. За городской стеной стояли новые и новые шеренги недавних врагов. Филоктет шагал в середине тесного круга.
– Клянусь богами… – зашептал он. – Даю вам слово…
– Заткнись, мать твою! – прорычал могучий Диомед. – Ещё раз откроешь рот, пока мы не вернулись к черным судам, и я тебя сам прикончу.
Но вот позади остались ахейские караулы, защитные рвы и силовые поля моравеков. Как ни странно, на берегу царило возбуждение, хотя сюда ещё не могли докатиться слухи о беде, чуть но не разразившейся в Илионе.