У Харлана екнуло сердце. Все еще не Вечная? Но ведь Финжи утверждал...
"Оставь, - просил он себя, - не копайся. Она пошла за тобой. Она улыбается тебе. Не искушай судьбу. Что еще тебе надо?"
И все-таки он спросил:
- Ты веришь в бессмертие Вечных?
- Видишь ли, они сами называют себя Вечными, и поэтому все уверены, что они живут вечно. - Она лукаво улыбнулась, - Но я знаю, что это неправда.
- Значит, ты не веришь?
- После того как я поработала в Вечности, - нет. Люди, которые живут вечно, не разговаривают так, и потом там были старики.
- И все же ты мне сказала той ночью, что я никогда не умру.
Все еще улыбаясь, она придвинулась поближе к нему.
- А я подумала: кто знает?
- А как Времяне относятся к тому, чтобы стать Вечными? - Харлан хотел задать вопрос непринужденно, но в голосе против его воли проскользнула напряженная нотка.
Ее улыбку как рукой сняло. Почудилось ли ему или она действительно покраснела? - Почему ты спрашиваешь?
- Мне интересно.
- Все это глупые выдумки, - ответила она, - мне не хочется о них говорить.
Нойс опустила голову и принялась рассматривать свои ногти, которые тускло поблескивали в слабо освещенной капсуле.
- Зачем тебе понадобилась моя любовь? - вдруг спросил Харлан.
Она чуть побледнела, откинула назад свои длинные волосы и очень серьезно посмотрела ему прямо в глаза:
- Раз уж тебе так необходимо знать - у нас есть поверье: любовь Вечного делает девушку бессмертной. А я не хочу умирать. Это одна причина. - Ты же сказала, что не веришь этим бредням.
- А я и не верю. Но ведь попытка - не пытка. Особенно если учесть вторую причину.
Он осуждающе посмотрел на нее, ища спасения от боли и разочарования на неприступных высотах морали своего Столетия.
- Какую?
- Мне все равно хотелось.
- Ты хотела, чтобы я полюбил тебя?
- Да. - Но почему именно я?
- Ты мне сразу понравился. Ты был такой смешной.
- Смешной?
- Ну, странный. Ты так старался изо всех сил не смотреть на меня, а сам с меня глаз не сводил. Ты воображал, что ненавидишь меня, а я чувствовала, что тебя тянет ко мне. И мне стало немножко жаль тебя.
- При чем тут жалость? - У Харлана пылали щеки.
- Ты так мучился и страдал. А в любви все очень просто. Надо только спросить девушку. Так приятно любить и быть любимой. Зачем же страдать? Харлан покачал головой: "Ну и нравы в этом Столетии!"
- Спросить - и все тут, - пробормотал он, - так просто? И больше ничего не надо?
- Глупенький, конечно, надо понравиться девушке. Но почему не ответить на любовь, если сердце свободно? Что может быть проще?
Теперь настал черед Харлана потупить глаза, В самом деле, что может быть проще? Ничего непристойного в этом не было. Во всяком случае, для Нойс и ее современниц. Уж ему-то следовало бы это знать! Он был бы непроходимым кретином, если бы стал допрашивать Нойс о ее прежних увлечениях. С таким же точно успехом он мог бы расспрашивать девушку из своего родного Столетия, не случалось ли ей обедать в присутствии мужчин и было ли ей при этом стыдно? Слегка покраснев, он смущенно спросил:
- А что ты сейчас думаешь обо мне?
- Ты славный и очень милый, - ответила она.
- Если бы ты к тому же пореже хмурил брови... Почему ты не улыбаешься?
- Смешного мало, Нойс.
- Ну, пожалуйста. Я хочу проверить, могут ли твои губы растягиваться. Давай попробуем.
Она положила свои пальчики на уголки его губ и слегка оттянула их. Харлан отдернул голову и не смог удержаться от улыбки.
- Вот видишь. Ничего страшного не случилось. Твои щеки даже не потрескались. Тебя очень красит улыбка. Если ты будешь каждый день упражняться перед зеркалом и научишься улыбаться, то станешь совсем красивым.
Но его улыбка, и без того еле заметная, сразу погасла.
- Нам грозят неприятности? - тихо спросила Нойс.
- Да, Нойс, большие неприятности.
- Из-за того, что у нас было? Да? В тот вечер?
- Не совсем.
- Но ведь ты знаешь, что я одна во всем виновата. Если хочешь, я им так и скажу.
- Ни за что! - энергично запротестовал Харлан. - Не смей брать на себя вину. Ты ни в чем, ни в чем не виновата. Дело совсем в другом.
Нойс тревожно посмотрела на счетчик:
- Где мы? Я даже не вижу цифр. - Когда мы, - машинально поправил ее Харлан. Он убавил скорость настолько, чтобы можно было различить номера Столетий.
Нойс изумленно раскрыла глаза.
- Неужели это верно?
Харлан равнодушно взглянул на Счетчик. Тот показывал 72000.
- Не сомневаюсь.
- Но где же мы остановимся?
- Когда мы остановимся?
- В далеком-далеком будущем, - угрюмо ответил он, - там, где тебя никогда не найдут.
Они молча смотрели, как растут показания Счетчика. В наступившей тишине Харлан мысленно вновь и вновь повторял себе, что Финжи намеренно оклеветал ее. Да, она откровенно призналась, что в его обвинении была доля истины, но ведь с той же искренностью она сказала ему, что и сам по себе он ей не безразличен.
Внезапно Нойс встала и, подойдя к Харлану, решительным движением остановила капсулу. От резкого темпорального торможения к горлу подступила тошнота. Ухватившись руками за сиденье, Харлан закрыл глаза и несколько раз тяжело сглотнул.
- В чем дело?
Нойс стояла рядом, ее лицо было пепельно-серым; две-три секунды она ничего не могла ответить.
- Эндрю, не надо дальше. Я боюсь. Эти числа так велики. Счетчик показывал: 111394.
- Сойдет, - угрюмо заметил Харлан и, протянув ей руку, добавил с мрачной торжественностью:
- Пошли. Я покажу тебе твое новое жилище.
Взявшись за руки, словно дети, они бродили по пустынным помещениям. Тускло освещенные коридоры терялись вдали. Стоило только переступить через порог, как в темных комнатах вспыхивал яркий свет. Воздух был неподвижен, ни сквозняка, ни дуновения, но его свежесть и чистота свидетельствовали о хорошей вентиляции.
- Неужели здесь никого нет? - тихо спросила Нойс.
- Ни души. - Харлан хотел громким и уверенным ответом развеять свой страх перед "Скрытыми Столетиями", но почему-то и он сбился на шепот.
Они забрались так далеко в будущее, что Харлан даже не знал толком, как это Время называть. Говорить - сто одиннадцать тысяч триста девяносто четвертое - было смешно. Обычно этот период называли просто и неопределенно - "Стотысячные Столетия".