И никто не должен был догадаться, кто я на самом деле. Никто не должен был видеть, чем я занимаюсь каждый день. И мне это удалось, Гериар, мне это удалось. Труднее всего было, пожалуй, на корабле. Конечно, нелегко и солдату в чистом поле, и крестьянину, который все время на виду у болтливых соседей, и всаднику Короны посреди дворцовых сплетен, и странному монаху под пристальным взглядом приора…
Савальден слегка насмешливо глянул на приора. Тот побагровел от стыда и растерянности.
-Ты можешь сесть, - спокойно сказал Савальден. - Нет, ты ни в чем не виноват. Ты не должен лично следить за каждым братом в обители. Они сами прекрасно следят друг за другом. И если за эти три года на меня не поступило ни одного доноса, значит…
Он замолчал, и приор тотчас снова сжался в комок.
-Значит, не ты плох, а я достаточно хорош, чтобы обвести вокруг пальца даже пронырливых братьев-джавальеров, - закончил Савальден. - И все-таки труднее всего было на корабле. Слишком ограниченное пространство, слишком много времени - почти все - занято весьма нелегкой работой, а я был тогда так молод… Это было моим первым испытанием.
-Но зачем… - осмелился прошептать приор. - Зачем так?
Савальден молчал, и приор осмелел.
-Ведь устав Ордена не требует, чтобы магистр… чтобы проходить через такие муки! Зачем?
-Чтобы быть готовым к дню, который вот-вот наступит, - ровно сказал Савальден. - Двести девяносто один магистр и несколько тысяч советников три с половиной тысячи лет по дню, по часу, едва ли не по минуте продумывали всю жизнь одного человека. Нет, рыцарь, не всю - лишь от рождения до победы. И прожить эту жизнь суждено мне.
-Бог-охранитель! Что же должно случиться, мейрессар Анси?
-Наступает Рассвет, - Савальден закрыл глаза и сладко потянулся всем телом, словно просыпаясь. - Наступает Рассвет. Вино этого урожая не успеет доиграть, как нашему миру придет конец и родится новый, неведомый мир. И двести девяносто второй магистр сегодня покинет берег Заката, чтобы двинуться навстречу ему.
Лицо приора пошло белесыми пятнами, он поднялся с лежанки, хватая воздух ртом, как рыба.
-Рассвет!..
-Да, счастливая у тебя судьба, Гериар. Ты увидишь то, чего еще никто в этом мире не видел. Не знаю, как насчет Рассвета, но Закат ты увидишь.
-Рассвет!.. - бездумно повторил приор. Затем он словно захлебнулся дыханием, судорожно рванул хламиду на груди и вдруг мягко опрокинулся навзничь, как пухлая кукла.
Савальден открыл глаза.
-Здравствуйте! - воскликнул он недовольно. - Этого мне еще не хватало! Полюбуйтесь, боги и демоны, на этого паразита! Приор Храма, Рыцарь Ордена, который позволяет себе умереть от простого потрясения! Ты немного поспешил навстречу Закату, Гериар!
Боги и демоны промолчали - то ли не слушали, то ли у них не было слов. Савальден подошел к трупу и хлопнул его по щеке.
-Встань, скотина! - сказал он с отвращением.
Еще не остывшее тело шевельнулось. Потом приподнялось и с трудом село, поводя вокруг мутными глазами.
-Воскреснуть можешь? - устало спросил Савальден.
Тело прислушалось к чему-то, происходящему внутри, и отрицательно помотало головой.
-Ну бес с тобой, - Савальден досадливо поморщился. - Вставай. Дыши. Дыши, идиот, ты же без этого разговаривать не сможешь!
Бывший приор неумело засопел.
-Сейчас ты пойдешь в комнату приора Бархара, - сказал Савальден. Запишешь там в книгу - коричневую такую, лежит на столе слева - что Анси де Марни закончил срок послушания и возвращается к жизни мирской. Потом соберешь братию и объявишь всем, что брат Савальден покидает монастырь с особой миссией во имя Храма. Прикажешь брату Дюберри сопровождать его и во всем ему повиноваться. По дороге отвечай на приветствия монахов. Если будут о чем-нибудь спрашивать или просить чего-нибудь - вели подождать до вечера, сейчас ты очень занят. Когда мы с Дюберри покинем обитель, выжди полчаса у себя в комнате, потом выйди во двор. Там можешь падать и умирать окончательно. Понял? Запомнил?
Приор с трудом разлепил губы.
-Нет, господин, - сипло сказал он. - Не понял и не запомнил.
-Эх, - разочарованно сказал Савальден. - Ты и при жизни ни умом, ни памятью не отличался. Аш-Шарат!
В комнате снова возник голубой вихрь.
-А говорил, насладиться свободой… - проворчал Аш-Шарат, без вдохновения концентрируясь. - Какая ж это свобода - туда-сюда, туда-сюда… Я слышал тебя, господин. Я здесь и готов повиноваться.
-Вселись в это тело и овладей им! - властно сказал Савальден.
-Повинуюсь, господин, - пробормотал Аш-Шарат невнятно. - О, да оно еще теплое! Застыть совсем не успело!
-Можешь считать, свежее, - заметил Савальден.
-А можно, я заберу себе душу? - без надежды спросил Аш-Шарат, втягивая голубые дымки внутрь приора.
-Вообще-то он священник, - рассеянно сказал Савальден. - Впрочем… бери. Только ненадолго. Будет знать, как умирать под руку!
-Ух! - сказал Аш-Шарат, еще не до конца веря в свою удачу. - А… ненадолго - это насколько?
-Месяца на три-четыре. Может, на полгода. Впрочем, дольше у тебя и не получится.
-Почему не получится, господин?
-Не скажу. - Савальден критически оглядел тело. - Годится. Теперь ступай и выполни мои замыслы.
-А…
-Раскрываю тебе замыслы и налагаю на дерзкий дух твой печать молчания! Иди и сделай!
-Повинуюсь, господин, - уныло сказал приор и вышел из комнаты. Савальден мрачно посмотрел ему вслед, взял с лежанки дорожный мешок и стал собираться к отъезду.
-Впрочем, возможно, так даже лучше, - сказал он несколько минут спустя.
* * *
Когда почти не отличающиеся от скал ворота монастыря скрылись за поворотом, восхищенно-изумленный Дюберри повернулся к Савальдену и несколько секунд смотрел на него с немым восторгом.
-Ладно уж, спрашивай, - добродушно сказал монах, не оборачиваясь.
Впрочем, сейчас он еще меньше походил на монаха, чем при встрече с приором Бархаром. Сухощавость Савальдена казалась порожденной годами аскетической воздержанности, а изящная стройность лена де Марни Д'Эстель говорила только о чистоте благороднейшей крови да безупречности дворцового воспитания. И замкнутое выражение сурового и строгого лица, которое утром указывало на отрешенность от мирской суеты, после полудня вдруг стало горделивой надменностью Великого магистра Ордена. И мышцы, скрытые грубой мешковиной рясы, вдруг заиграли под батистом и шелком - мышцы опытного воина. И пергаментная желтизна иссохшей кожи обернулась прекрасным морским загаром.
-А… - Дюберри помотал головой, словно пытаясь стряхнуть наваждение.