Я представил, как сейчас овчарка вцепится мне в горло, и постарался лежать тихо. Где-то слышал, что лежащих собаки не трогают.
Или это действительно так, или собачка решила растянуть удовольствие, но в горло не вцепилась, а оглушительно залаяла, обрызгав мне лицо горячей слюной. В ответ послышался скрежет бегущих по гравию ног, непонятные, но явно недоброжелательные возгласы, а затем кто-то саданул в больной бок сапогом или ботинком.
Хотя особо зверски меня не били: ребра, похоже, остались целы. Лишь когда вздернули на ноги, я получил такую плюху, что перед глазами заплясал фейерверк искр, а рот наполнился соленым. Затем меня отволокли обратно, но уже не в родную камеру, а на второй этаж. Бросили как мешок на пол и оставили размышлять, что агента национальной безопасности из меня не получилось.
Через некоторое время я попытался встать и с удивлением обнаружил, что ноги держат, а кости как будто целы. В этой комнате тоже был умывальник с зеркалом, так что я подковылял и стал обмывать лицо, временами шипя от боли.
Тут в двери щелкнуло, и я повернул голову: неужели пришли добавить? Или уже с уколом?
Дальнейшее помню странно, словно видел слайд-шоу на экране монитора. Теперь-то я понимаю, почему…
Вошедший мне незнаком, и на нем не белый халат, а черный подрясник. Мое сердце делает перебой, сразу вспоминаю фигуру на паперти в безлюдной Москве. Вдоль лица старомодные бакенбарды, переходящие в бородку клином, а черные волосы спадают на плечи. Глаза под прямыми, как по линейке проведенными бровями, отсвечивают зеленым, будто у кошки.
Посетитель кладет на тумбочку какой-то предмет и внимательно смотрит на меня.
На всякий случай я решаю быть вежливым и шепеляво говорю:
– Добрый вечер.
– Здравствуйте, Андрей, - отзывается гость. В голосе нет и тени кавказского акцента, который звучал у других санитаров, но что-то в нем кажется странным.
– Вы с уколом? - я испытываю неприятное чувство от близости черной пропасти.
Но посетитель медленно качает головой и говорит довольно фамильярно:
– Тебе и так досталось. Ложись, я тебя осмотрю.
Я плетусь к кровати, на ходу стягивая разорванную пижаму. Обижаться на 'тыканье' нет сил.
– Вы из монастыря? Служите при этом… санатории?
Монах снова качает головой:
– Разве проводник не сказал? Это не санаторий. А я… в некотором роде действительно из монастыря. Про Новый Афон слышал?
– Он вроде не действующий, - я со стоном забираюсь на кровать.
– Неужели?… - в голосе гостя слышится удивление. - Хотя в последние годы мне приходилось много странствовать, так что новостей не слыхал.
Он проходится жесткими пальцами по бокам и спине. Я снова шиплю от боли.
– Тебе повезло. Ребра целы и внутри как будто ничего не отбили. Впрочем, им не было резона тебя калечить.
– Кому 'им'? - бормочу я. - И вы кто, врач?
Я испытываю странное чувство щекотания по всему телу, а боль уходит, сменяясь чувством облегчения и покоя.
– Мир имеет нужду во враче, - туманно отзывается монах, - вот и пришлось им стать… А тебе нельзя спать. Бодрствуй.
– Почему? - вяло спрашиваю я. Неудержимо накатывает сон.
– Проводник сказал, что вряд ли выберешься сам. А ты ходил по странным дорогам и видел то, чего не видел еще никто. Другие не должны узнать, что скрывается за завесой, поэтому оставлять тебя здесь нельзя.
– Я уже пробовал выбраться, - сердито отвечаю я. - Так накостыляли…
– Тише, - говорит гость и почему-то глядит на часы, висящие над кроватью.
Я тоже смотрю на стрелки: девять. В прошлый раз мне сделали укол примерно в это же время и ушли, оставив падать в тошнотворную темноту…
Часы издают 'тик', а потом еще раз.
Странно, между звуками как будто проходит много времени.
Я жду нового щелчка, но черный монах трогает за плечо.
– Пора. Надевай халат и идем!
Наконец-то я понимаю, что странно в его голосе - словно посвист ветра слышится в нем. Удивленно спрашиваю:
– Куда? Опять к доктору?
– Нет, - говорит монах. - Разве тебе не сказали, что держат в плену? Хотя да, ведь кололи этот препарат…
– Кто держит в плену? - бормочу я. - Чеченцы?
– Нет, другие. - Голос звучит глухо в полной тишине. - Может быть, вспомнишь кое-что по дороге. А сейчас нам пора.
– Почему я должен верить вам? Как вас зовут? - я безуспешно оглядываюсь в поисках пижамы и при этом чувствую странное оцепенение: мысли еле ползут, а глаза никак не фокусируются…
Монах сильно дергает меня за руки - и я оказываюсь сидящим на кровати, с пижамой на плечах.
– Меня зовут Симон, - словно ледяной ветер свистит в ушах. - Считай, что меня попросили освободить тебя. В бумажнике твои документы, я кладу его в карман пижамы.
'А как же другие в этом санатории?' - хочу спросить я, но язык не повинуется, а руки едва попадают в рукава пижамы. Я теряю способность размышлять, даже сердце бьется редко и глухо. Едва могу встать и последовать за своим проводником, двигаться почему-то очень трудно. Симон уже у двери…
Залитый электрическим светом коридор кажется пуст. Но только кажется. Когда подходим к выходу в холл, я вижу охранника в камуфляже. Сидя за столом, тот равнодушно смотрит в нашу сторону. Глаза широко открыты, однако нас двоих словно не замечают.
– Он… спит, - свистящим шепотом произносит Симон. - Пошли быстрее.
Косясь на охранника, я обхожу стол. Нарастает странное ощущение: что-то вокруг не так… Мы минуем выход на веранду и спускаемся по лестнице в другой коридор.
Здесь охранников двое. Сидят возле двери - наверное, выхода наружу - и глядят прямо на нас. Я прячусь за угол: вдруг сейчас начнется стрельба?
– Не останавливайся, - холодно звучит голос.
Я боязливо выглядываю: Симон идет прямо на охранников, а те внимательно смотрят на него, но почему-то не двигаются…
С трудом переставляя ватные ноги и не отрывая глаз от стражей, я иду к двери. Охранники не кажутся сонными: взгляд цепкий и пристальный - но неподвижный… Симон ждет, держа ладонь на пластинке замка. Что-то неуловимо меняется, тянет ночной свежестью, и мы оказываемся на крыльце.
Я чувствую себя все более странно, будто все-таки сделали укол: перед глазами всё плывет, и меня словно втягивает в темнеющий водоворот…
– Быстрее! - шипит Симон.
Черная яма двора, острый запах прелой листвы, потом сырого железа - мы у ворот… Только запахи еще поддерживают мое сознание на плаву.
Я не слышу скрипа ворот (и вдруг понимаю, что не слышал ни звука, кроме голоса Симона, с тех пор как покинул палату), но ограда вдруг оказывается за спиной, а впереди темными великанами маячат сосны. Еще несколько шагов, и почва под ногами плывет, мир несколько раз поворачивается вокруг, а потом исчезает…
Когда я очнулся, то почувствовал влажный щебень под щекой и услышал монотонный шум ветра в соснах. Сразу вспомнил - почему-то раньше его не было слышно. Кто-то тряс за плечо.
– Пришел в себя?
Я с трудом встал на колени, а потом на ноги. Меня качало, все тело болело, а голову словно набили ватой - ничего не мог сообразить.
– Что со мной? - дрожащим голосом спросил я.
– Мы вышли из санатория, - голос спутника сливался с шумом ветра. - Мое имя Симон. Потерпи, скоро темпоральный шок пройдет.
– Какой шок? - переспросил я. Чувствовал себя настолько беспомощным, что едва не заплакал.
– Неважно. - Свежий воздух постепенно вымывал дурноту из моего сознания.