Двухпалубныетрехсекционныетрейлерышлиодинзадругим.На
серебристых корпусах голубела эмблема ООН.
- Лекарства везут, - сказал дед Эжен. - Или увозят.
Колонна тянулась долго, наконец, показалась замыкающая машина, старый
потрепанный "Урал" с брезентовым верхом.
- Ну, вперед, - сказал дед.
Патрульная будка была пуста. Проходя, дед Эжен пожал плечами,аУля
приставил два пальца к виску. А когда они взошли намост,Саркисувидел
темную громаду университета.
Старик оглянулся, заметил, что мальчикиостановились,иподошелк
ним. Минуту или две молча смотрел.
- Да-да, - протянул он, - а ведь я его виделвовсейкрасе.Шпиль
тогда был, и блямба такая на шпиле... А башни, башни!
На середине моста у парапета стояли два человека и смотрели вниз. Они
покосились на старика и мальчиков, снова уставились в воду.
- Зря ходили, Семен, - сказал невысокий коренастый мужчина. - Ятебя
предупреждал.
- Зря, - согласился второй, с проседью в густых волосах. -Политики,
рвань, сучки плюгавые.
- Ходу отсюда!
- Да, только время извели. Пошли, Александр.
Саркис оглянулся и увидел,каконивскинулинаплечирюкзакии
медленно двинулись в сторону Центра.
Когда перешли мост, Петро встрепенулся и сказал,чтозапятнадцать
минут добежит до этойбольшойхаты.Старикмолчавзялегоголовуи
развернул лицом к берегу.
- Смотри туда! Видишь?
Мальчики всмотрелись. За деревьями темнела длинная извилистая полоса.
- Это раньше, до оползня, ты могдобежатьзапятнадцатьминут,-
сказал дед Эжен, - а сейчас часа два потопаешь, пока трещиныобойдешь.Я
не говорю уже о завалах, сами увидите!
Через несколько минутребятаубедились,чтостарикбылправ.В
стороне от дороги начинался такойжелезобетонныйбурелом,чтозмеябы
проползла, лишь раздевшись догола. Слева мусорный завал казалсятакимже
непроходимым, но дед Эжен бодро взмахнул рукой, отобрал сумку и юркнул под
зловеще раскачивающийся на прутике арматуры бетонный обломок.
- Поесть, я так понимаю, пока не хотите? - спросилдедЭжен,пряча
сумку в шкаф и задвигая ее одеждой.
Уля замотал головой, а Петро попросил чаю.
Из окна Саркис видел толькоруины,горыхламаиобвальныеосыпи
битого кирпича. Здание, чтонапротив,уцелелонаполовину,анакрыше
Саркис с удивлением разглядел завалившуюся набок большую птицу, пронзенную
веером металлических прутьев. Странноеукрашение!Онвспомнилптицуу
Лицея и подумал, что этой повезло меньше.
Дверь соседней комнаты распахнулась, и в проеме возниклаудивительно
рыжая девочка с большой кружкой в руке.
- А, ты уже дома, Ксения...
Девочка прошла в комнату, отхлебнула из кружки и оглядела ребят.
- А, ты уже дома, Ксения...
Девочка прошла в комнату, отхлебнула из кружки и оглядела ребят.Она
была на голову выше Саркиса и года на три-четыре старше.
Минут через пять они уже пили чай из таких жебольшихинеобычайно
уютных кружек. Окна наливались мраком, и дед Эжен закрылихставнями,а
потом задернул занавески.
Саркис рассказал Ксенииопроходечерезулицыитоннели.Петро
сосредоточенно хлюпал чаем. Дед Эжен слушал рассеянно, пару раз хмыкнул, а
потом сказал:
- Вы тут хозяйничайте, а я приберусь.
И вышел.
Ксения озабоченно посмотрела вслед, а потом спросила, небылолиу
деда с собой канистры или фляги какой?
Уля, честно глядя Ксении в глаза, сказал, что ни канистры,нифляги
не видел.
- Что же он тогда сейчас тянет? - И она, подтащив к себе за рукав Улю
с табуретом, положила ладонь ему на голову.
- Ага, про сумку я не спросила, а там бутылки звякали. Чего только он
не пьет, - скорбно сообщила она. - Хоть бы разочек приболел, может, бросил
бы. У меня когда родители умерли, дед к себе взял, так он каждый день пил,
потом кричать начинал, плакал, в потолок кулаком грозил. Тогдавдеревню
многих привезли, еды сначала не хватало, а он менял картошкунабутылку.
Потом дед однажды выпил сразу всю бутылку и полез на крышу. Упал и умер.
- Как умер? - ахнул Петро и опасливо скосил глаза на дверь.
- Евгений Николаевичменявраспределителеподобрал,-пояснила
Ксения. - Я ему неродная.
Саркис не понял, о каком распределителе идет речь. Неожиданно в кухне
объявился веселый дед Эжен. Наливая себе чаю, немного промахнулся, плеснув
из огромного эмалированного чудовища с кривым носиком мимо кружки.
Ксения молча следила за ним, а потом негромко сказала:
- Помрешь. Вот завтра и помрешь!
Дед Эжен хитро улыбнулся и высунул язык.
- Врете, сударыня, не помру я завтра. И послезавтра непомру.Когда
почуешь мою смерть, так, наоборот, сто лет наобещаешь. Как пил, так и пить
буду!
И неожиданно заплакал.
-Первыйразвыпил,когдавинститутеприказзачиталио
расформировании. Со страху спирту ахнул,суткивалялся,акогдадомой
приполз, моих уже... уже... Всех увезли и закопали! Ятолькоиостался,
потому что пьяный был, а надо бы и мне с ними. Вот и пью, а все не сдохну.
Они там, а я здесь один...
- Не один, - Ксения погладила его по голове. - Хочешь, япойдутебе
из шкафа еще принесу?
- Вот не надо! - вскинулся дедЭжен.-Что,скорошариквлузу
хлопнется? Ты ругай меня, ругай!
Старикбыстроуспокоился,достализфризеракоробкусрыбными
палочками и высыпал в вазу.
- Митя спит? - спросил он у Ксении.
- Кто знает, когда он спит! - пожала она плечами.
- Ну, загляните к нему, а я тут посижу.