.. Проснулся в сумерки с головной болью.
Долго умывался холодной водой, потом принял горячий душ.Помогло.А
когда совсем стемнело и он уже стал прикидывать, по каким помойкамискать
расчлененного попутчика, вернулся Месроп, в дым пьяный, но целыйиочень
довольный собой.
- Все ко-колечиком! - объявил он, рухнув накровать.-Скажидяде
Месропу спасибо. Что бы мы... чтобытыбезтебя...безменяделал?
Завтра... Тс-с! Прямо утром. Вперед, знамена, и в путь!
Героическим усилием он приподнялся, выложил настолдорожныйпасс,
упал обратно и захрапел. Виктор взял со стола пасс, повертел. Так, надве
персоны. Достал свой. Близнецы, словно из одного принтера вылезли. Эге, да
и номерочки-то!.. У Виктора 217, ауМесропа218.Чтожеполучается:
проводив Виктора, доктор Уля жал руку Месропу и с тем жевыражениемлица
хрустел чонами? Молодец доктор, в две лузы кладет!
3
Широкие ступени-скамьи из серого бетона спускались к воде, к серым же
волнам. На том берегу, слева,возвышалсяимператорскийзамок,арядом
нависал трилистник моста Маргит.
По набережной прошла веселая компания, крик, смех, пластиковая бутыль
закувыркалась по ступеням и мягко легла на воду.
Виктор проводил ее глазами,ноголовывверхнеподнял.Тамеще
немного пошумели, что-то непонятно проскандировали, и всестихло.Месроп
лежал на теплом бетоне и даже не шелохнулся, когдабутыльпролетеланад
ним.
- А в девяносто девятом... Нет, вру, в девяностошестом,вдевятом
уже из-за мора все перекрыли, в шестом мы здесь славно погуляли...
"Сколько же ему лет?-задумалсяВиктор.-Сейчасужедвадцать
четвертый".
- Молодой я был, - продолжал Месроп, - лихой. А выпитьмог,страшно
вспомнить! Ох, и попили мы тогда... - он раскрыл глаза и дажесел.-Ты
вообразить не можешь, сколько мы через печень свою пропустили!Гулялипо
улицам днем и ночью; красивейший город, а тогда вообще-феерия.Неделю
ходили, смотрели, а потом сорвались. Из всейделегациитолькоодинбыл
сухой, и то потому, что он еще в поезде до сердечного спазма нарубился.И
вот тут, помню, ходили. ВесьпроспектсвятогоИштванаистоптали,сюда
освежиться спустились. Плюс два ящикапива.Дополногохамствадошли,
представляешь: встали здесь в ряд и отлили прямо в реку, аяраспевал-
"Дунай, Дунай, а ну узнай, где чей подарок". Песня такая была, народная...
Он хихикнул и сладко зажмурился. Виктор вежливоулыбнулся.Вотуже
вторая неделя, как они в Будапеште. Город поразил его. В первые дни онне
понимал, в чем дело. Видывал он старые ухоженные города, встречалвеселых
довольных людей,правда,нечасто.Виделисумасшедшуюсутолокуна
перекрестках миграционных путей.
Видывал он старые ухоженные города, встречалвеселых
довольных людей,правда,нечасто.Виделисумасшедшуюсутолокуна
перекрестках миграционных путей. Здесь былодругое.Сначалапоказалось,
что нет еле заметного, нонеистребимогодухараспада,тления,который
преследовал его последние годы, исчезло ощущение зыбкости,неустойчивости
мира. Нет, не то. Он знал, что и эти дома, площадиимостывсчитанные
месяцы, еслинедни,могутпревратитьсявзагонревущихотужаса,
затаптывающих друг друга насмерть людей, стоит только не выдержатьдамбам
в верховьях.
Потом сообразил - уютный город, и все тут. Втакихгородахещене
бывал, и даже Саратов, где, казалось, он нашел свою судьбу, или, если быть
точным, судьба нашла его, даже Саратов казалсявременнымпристанищем.А
здесь вдруг нестерпимо захотелось плюнуть на все, остаться и жить в старом
каменном доме с осыпавшейся местами штукатуркой, на узкой прохладной улице
с непонятным названием, и ничего, что никогда не станешь своим, дажеесли
выучишь язык, похожий на песню. Люди не интересовали его. Он вдругпонял,
что вписывается в этот город. Странноечувство-светлоенастороженное
узнавание забытых снов-видений.
Петро так и не пришел в точку на площади Кальвина, это дажерадовало
- доктор просил ждать, сколько можно и нельзя, вот он и ждет, а тамвидно
будет.
Каждую ночь снилась Ксения. Он просыпалсяснепонятнойдосадойна
себя, на нее, на всех. Потом выходил в город и досада испарялась.
Они добралисьсюдабезприключенийиустроилисьбыстро.Месроп
сориентировался по раскладной карте,даипамятьнеподвела.Тутже
выяснилось, что он неплохо владеет немецким, покрайнеймередостаточно
длятого,чтобы,вставляянесколькоизвестныхемувенгерскихслов,
договориться с владелицейдомаиснятьквартирусокнаминаДунай.
Владелица,пожилаяосанистаядама,сдостоинствомпересчиталапачку
форинтов и вручила ключи. Провожая ее до дверей, Месроп спросил, как дойти
до улицыЗанаду.Владелицаокаменела,словноМесропсказалвопиющую
неприличность или нагадил в супружеское ложе. Возможно, таконоибыло,
потому что она холодно вздела плечо, фыркнула и молча удалилась.
Месроп задумчиво походил по комнатам, сел на плюшевый диван и заявил,
что старая кошка могла быть вежливее с постояльцами. Дом стоит пустой, как
и почти все в квартале. Виктор спросил, причем здесь дом и владелица, если
час назад они были на улице Занаду?
Хитро улыбнувшись, Месроп объяснил, что плаватьвнезнакомыхводах
надо осторожно, особенно в тумане. Лучший способ неналететьнаайсберг
или иное судно - подавать гудки. Чем громче, тем лучше. И если повезет, на
них выплывут другие мореходы.
Виктор не понял резона. Ну выплывут, что тут хорошего? Но уточнять не
стал. В последнее время он был весьма осторожен в разговорахсМесропом.
Тот ни словом не обмолвился, откуда у негопасс.