Проступок незначительный, за него даже не оштрафуют. Но... народ жаждал крови.
По сути, я спас шкуру, а то и жизнь кавказцу, русского уберег от тюрьмы, жене сохранил мужа, а детям — отца. Но на душе все же гадко, ибо...
Но где же тогда власть народа, если абсолютное большинство требует ужесточения наказания, смертной казни, а кто-то странный все смягчает и
смягчает? Смертную казнь собираются отменить вовсе? Ведь даже интели, которые больше всего боятся показаться недостаточно интеллектуально
развитыми, в микрофон говорят об отмене смертной казни, а дома на кухне орут, что всех этих наркоманов, насильников, бандитов и казнокрадов надо
быстренько расстреливать по суду шариата, а вешать прямо на Красной площади!
А что такое закон? Это воплощенное в обязательное для всех мнение большинства народа. Только тогда закон соблюдают, ибо за ним не только
пистолет милиционера, но и поддержка населения.
Но почему же тогда такой дикий перекос? Когда в Чечне начали расстреливать по суду шариата, в России даже те, кто люто ненавидел чеченцев,
перекосился в зависти: вот бы и у нас так! Почему те могут поступать по правде и совести, а мы обязаны подчиняться каким-то нелепым законам,
перенесенным хрен знает кем и откуда? Скоре всего, с Марса или еще откуда-то, где не воруют, не насилуют и уж тем более, не убивают.
— Законы только тогда работают в полную силу, — пробормотал я, — если их поддерживает народ. Или хотя бы понимает.
— Что? — послышался голос рядом.
Я вздрогнул, а Володя деликатно улыбался, возникнув как призрак прямо из воздуха. По ту сторону аллеи прогуливалась парочка, я их раньше не
видел. Либо меня оберегают, либо готовятся пристрелить.
— Уже? — удивился я. — Как быстро...
— Вы гуляете двадцать две минуты, — напомнил Володя. — Ваша собачка изволила покакать дважды, семь раз пописала, а наши ребята штаны порвали,
пытаясь поспеть за вами... раньше вас. А штаны у них от Кардена. Предлагал же вам президент переехать в более охраняемое место!
Я отмахнулся:
— Да ладно. Лучше прожить год львом, чем сто — овцой. Сейчас отведу Хрюку, кофе уже пил, так что не задержусь.
Машина Володи стояла возле подъезда. Когда я поднимался по ступенькам, с моего плеча на коричневую дверь скакнул солнечный зайчик. Если кто-
то с дальних крыш рассматривает через оптический прицел мою стрижку, то был бы красный кружок. А это забавляется ребенок из дома напротив.
Ребенок. Просто ребенок.
Глава 2
Когда машина вырулила на магистраль, Володя поинтересовался с хорошо рассчитанной ленцой:
— А что там народ шумел?
— Первое применение оружия, — ответил я, все еще чувствуя неловкость от мальчишечьего поступка. — Правда, без выстрелов.
Он покосился круглым как у птицы удивленным глазом:
— Применение?
— Применение, — повторил я. — Володя, у тебя, сколько звездочек на погонах? Для тебя применение — это если всю обойму в упор, да?.. Гм, вряд
ли у того мужика есть разрешение на ношение. На хранение дома — да, но чтобы выносить на улицу...
Володя буркнул:
— Теперь хоть обыскивай народ. Каждому зудит ходить по улице с пистолетом в кармане. Начнется выяснение кто кому на ногу наступил в
троллейбусе.
Я сказал с иронией:
— А пока что каждый, заполучив оружие, тут же хотел бы ограничить его выдачу остальным.
Я сказал с иронией:
— А пока что каждый, заполучив оружие, тут же хотел бы ограничить его выдачу остальным. А то и вовсе запретить. Что, задевает? Мол, у каждого
может оказаться пистолет не хуже, чем у тебя? Ты столько добивался, анкету делал, экзамены сдавал, а им стоит только справку предъявить, что не
сумасшедшие и что не сидели!
Он понял, засопел, долго молчал, затем буркнул:
— У них пистолеты могут оказаться и получше. К тому же я применю только в самом крайнем случае! А эти... Не так посмотришь, он тебе в спину
шарахнет. Хоть сидел, хоть не сидел. Правда, для страны может быть и хорошо, но для отдельных человечков...
Он говорил грамотно, слова расставлял с крестьянской основательностью. Очень здоровый как по генной структуре, так и в психике. Таких охотно
усаживают за пульты управления баллистических ракет и атомных реакторов. Сто тысяч психиатров поседеют и начнут ловить зеленых чертей раньше,
чем такой ощутит хоть некоторое психическое неудобство. Ему сказали старшие по званию, что нехорошо народ вооружать, он это усвоил накрепко.
Теперь надо так же основательно и убедительно сказать, что вооружать — хорошо. И повторить много раз.
При въезде в Кремль нас проверили небрежненько, второй раз осмотрели, когда остановились перед большим Кремлевским дворцом, а третий раз меня
остановили в вестибюле.
Охранники уже знали советника президента, кем я являюсь, в лицо, что не помешало проверить сверху донизу, просветить всеми лучами. На их
лицах я читал сильнейшее сожаление, что можно просветить только голову, но не мысли. Во-первых, морду можно заменить даже не устаревшей
хирургией, а какими-то бионашлепками, не отличишь от собственной морды, а во вторых, футуролог — не охранник, у которого только одна извилина,
прямая, как армейский устав, а когда извилин много, то либо Наполеоном себя назовет, либо на президента кинется...
— Да ладно, — сказал я, морщась на виноватое выражение в глазах начальника охраны. — Теперь за Кречетом начинают охотиться все спецслужбы
мира, не считая разных партий и организаций! А уж героев-одиночек...
В главном холле с возвышения красиво и убедительно вещал респектабельный мужчина с одухотворенным лицом композитора. Правительственные клерки
зачарованно следили за его белыми холеными ладонями, что мелькают как бабочки — белянки. Он поймал и меня цепким взглядом, голос стал громче,
приглашающим, я понял, что речь идет о языке поз, жестов, положения руки при разговоре и прочей ерунде, что принимается нищими духом с
восторгом.
Комитет по имиджу, отрабатывая немалое жалование, пригласил очередного шарлатана с циклом лекций. Слабый человечек всегда пытается спрятаться
за спину более сильного, переложить на него ответственность и за себя самого, беспомощного и гениального. Придумывает богов, астрологию, Единого
Творца, всякие гадания, тайные науки древних, эзотерику, рериховщину, Старших Братьев по Разуму... Даже этот вот язык поз и положения рук при
разговоре должен как-то еще больше упорядочить мир, ибо слабый человечек страшится до свинячьего писка свободы, любой свободы, а мы ему еще
подсовывает закон о свободе приобретения оружия!..
Ему надо, чтобы все регламентировано, чтобы его собственную самостоятельность к минимуму, чтобы всегда можно сослаться на положение звезд,
скоромные дни, требования начальства, линии жизни на руке... Нужна предопределенность!
Дюжий парень в слишком респектабельном костюме, приоткрыв дверь, слушал с большим интересом.