Но звездолет остался, он был жив, хотя и лишился вооружения, от страшного удара его повернуло влево, он уклонился от гибельного костра кораблей, унесся в сторону, – и сделалось это, возможно, в последнюю минуту, что еще имелась у нас для спасения.
– Ох! – вскрикнула Ольга, падая в кресло.
Несколько времени мы молчали. В командирский зал не доносились шумы корабля, а во всех его помещениях и коридорах в эту минуту сновали люди и звездные друзья – растерянные, вытерпевшие и ужас неминуемой гибели, и радость неожиданного спасения: не знаю уж, что сильнее ударило по нервам – ожидание ли смерти или избавление от нее. Ольга слабым голосом произнесла:
– Эли, какая катастрофа! Что могло заблокировать наши МУМ, они ведь так защищены от посторонних воздействий! Почему ты молчишь, Эли? Мне страшно, не молчи, я же ничего не понимаю!..
Я сказал, стараясь сохранить спокойствие:
– Я молчал оттого, что все понимаю. Рамиры уничтожили эскадру Аллана и твоего мужа, Ольга. Теперь настал наш черед.
Она смотрела на меня округленными, полубезумными глазами.
– Я привыкла верить тебе, Эли, я всегда верила в каждое твое слово... Но ведь не могли же они знать, что именно Петри начинает операцию, не я, не Камагин, не Осима, а Петри!
– Нам тоже досталось, не забывай, что наши МУМ заблокированы, – мрачно возразил я. – А что до того, как они могли узнать наши планы, то вопрос решается просто. На наши корабли проник их лазутчик!
– Ты сказал – лазутчик, Эли?
– Тебе не нравится это слово? Тогда шпион, соглядатай, разведчик, филер, стукач, предатель, тайный агент, тихарь, топтун – выбирай любое! И находится он на флагманском корабле. На «Козероге», Ольга!
Часть третья
РАЗОРВАННАЯ СВЯЗЬ ВРЕМЕН
Порвалась дней связующая нить.
Как мне обрывки их соединить!
В. Шекспир
З е в с. Асклепий и Геракл, перестаньте спорить
друг с другом, как люди! Это неприлично
и недопустимо на пиру богов.
Г е р а к л. Зевс, неужели ты позволишь этому
колдуну возлежать выше меня?
А с к л е п и й. Клянусь Зевсом, так и должно быть:
я это заслужил больше тебя.
Лукиан
Он мне сказал: «Я верный друг!»
И моего коснулся платья.
Как не похожи на объятья
Прикосновенья этих рук!
А. Ахматова
1
О восстановлении не приходилось и думать: в корпусе корабля зияла исполинская рана. После осмотра разрушений Ольга призналась:
– Мне и в голову не пришло, что можно так выправить траекторию корабля. Я растерялась. Уничтожение аннигиляторов – такой недопустимый вариант защиты... Я носила ключ как брелок или медальон. Как ты мог вспомнить о ключе, Эли?
– Вероятно, потому, что я в последние дни думаю только о недопустимом, только о невероятностях. К тому же, когда мы сдали «Волопас» Орлану неповрежденным, я часто в плену вспоминал, что был еще такой выход, как уничтожение аннигиляторов.
– К счастью, вам тогда удалось ограничиться перепутыванием схемы МУМ.
– Что сегодня за нас, кажется сделали враги, – с горечью сказал я.
К этому времени стало ясно, что и МУМ быстро не восстановить. Внешне она казалась такой же неповрежденной, как и МУМ «Тарана». Но если та как‑то действовала, путая причины со следствиями, то эта не принимала и не выдавала сигналов. Она просто не работала. Была непостижимая сложность в сочетании слов: «Просто не работала!»
Зато ручное управление удалось наладить. «Овен» опять мог двигаться, но примитивным движением, без сверхбыстрых расчетов ситуации. Он потерял свою мгновенную ориентировку в космосе.
Он потерял свою мгновенную ориентировку в космосе. Он был быстр, сообразителен и точен лишь в меру быстроты, сообразительности и точности дежурных штурманов. Для галактических рейсов такой корабль уже не годился.
Ожившая связь донесла депешу Олега:
«Сообщите, что с вами? „Овен“! Сообщите, что с вами? Сообщите, что с вами?..»
Следующим извещением был приказ мне и Ольге прибыть на флагманский звездолет и информация о потерях. Погибло три четверти эскадры – «Телец» и двенадцать галактических грузовиков из четырнадцати. На «Козероге» и «Змееносце» тоже были разлажены МУМ, и механики не давали гарантии быстрого восстановления.
На «Козероге» мне на грудь кинулась Мери. Она оплакивала меня, будто я погиб. Я вытер ее слезы и посоветовал вглядеться: я живой, еще крепкий и долго собираюсь оставаться таким!
– Я потеряла сознание от ужаса, когда увидела, куда несет «Овен»! – Она всматривалась в меня, словно все не верила, что я возвратился. – Вы были так близко от эпицентра взрыва!
Лишь теперь до меня дошло, что испытывали на «Змееносце» и «Козероге». Я страшился за них, но еще больше оснований было страшиться за нас.
Ромеро горестно сказал тем цитирующим голосом, какой всегда появляется, когда он прибегает к примерам из истории:
– Принесли «Тельца» на заклание, дорогой адмирал. Как ни скорбно признаться, но враги могущественней нас.
– Могущественней ли – не знаю, но хитрей – да.
А подавленному Олегу я сказал:
– Прошлого не вернуть, будем думать о будущем. Я тебе задам один вопрос – постарайся ответить точно. Разладка вашей МУМ происходила двукратно – так? МУМ отказала, потом какие‑то секунды снова работала и опять отказала – уже окончательно. Я правильно рисую картину?
– Все происходило именно так, – сказал он, удивленный. – Какой ты делаешь отсюда вывод?
– Очень важный, – заверил я и потребовал узкого совещания – капитаны звездолетов, я, Ромеро, Граций, Орлан, Бродяга.
Потом я пошел в консерватор. В прозрачном саркофаге, навеки невозвратимый и навеки нетленный, лежал Лусин, такой обычный, такой как бы задремавший, что нельзя было только стоять и молча смотреть на него. И я сказал ему:
– Лусин, ты знаешь, я никогда не мстил. Даже за сына, погибшего на Третьей планете, не захотел мстить. Он изнемог в прямой борьбе с прямым врагом. мы попросту оказались в тот момент слабей. Нет, я не мстил за Астра, ты знаешь, Лусин! Ты добр, ты нежен душой, ты не позволил бы мне мстить. Но за тебя я отомщу! Ты пал жертвой коварства, а не в честном бою, я должен отомстить за тебя, Лусин! И за Петри. И за всех товарищей на «Тельце»! И за Аллана и Леонида! И за аранов – некогда могучий народ, сегодня жалкий, забывший науку, впавший в суеверие! Не спорь, Лусин! Не возмущайся моей жестокостью. Враги не оставили нам другого выхода, кроме как быть жестокими. Мне тяжело, мне бесконечно тяжело, Лусин! Но пойми – нет другого выхода!
Так я говорил с ним, так ему одному открывал свою душу, даже Мери не смог бы сказать того, в чем признавался и о чем предупреждал его. И я ушел из консерватора если не успокоенный, то просветленный: очистил себя от сомнений, знал, что отныне не дам себя разжалобить. Наш путь будет труден, возможно, долог, – я пройду его до конца! Никто не знает своего будущего. Путь и вправду вышел долог, но нет ему конца!
Совещание созовем в помещении, экранированном от всех служб корабля, – такое требование я поставил Олегу. Он не нашел лучшего места, чем «дракошня», в других экранированных помещениях Бродяга бы не поместился. Все уже были на месте, когда я пришел. Камагин и Осима сообщили, что происходило на «Змееносце» и «Козероге», Ольга добавила об «Овне».