Когда я выходил из лаборатории, он задал вопрос:
– Адмирал, ты доволен работой обеих МУМ?
– Нареканий нет.
– Тогда зачем они подчиняются парящему Мозгу? Мыслящие машины – человеческое изобретение, мозг, отделенный от тела, – наш способ управления. Тебе не кажется странным, адмирал, что я, демиург, упрашиваю тебя, человека, восстановить человеческое управление эскадрой?
Мне это не казалось странным. Я знал, что рано или поздно Эллон опять потребует отставки Голоса. Недоброжелательность к дракону была у Эллона с первых дней их знакомства, теперь она превратилась в прямую ненависть. Демиург, уверен, рассматривал трансформацию Бродяги в Голос как возвышение над собой, проделанное к тому же его руками – непомерное самолюбие Эллона страдало. Я разъяснил, что Голос не командует МУМ, а дублирует их, и что хорошо бы иметь не одного дублера, а еще многих, для чего, например, в этой роли стажируется Граций, и что такой новый метод управления кораблем установлен не мной, а приказом командующего... Эллон оборвал меня:
– Граций пусть стажируется. Всего бессмертия вашего галакта не хватит, чтобы осилить функции МУМ. Но плавающий Мозг – излишен.
– Вынеси спор о Голосе на обсуждение команд. Если твои антипатии признают обоснованными...
– Симпатии и антипатии на обсуждение не выношу. Но если МУМ разладятся, ремонтируйте их сами или удовольствуйтесь чарующим вас Голосом. Слуг ему поставлять больше не буду!
Вечером к нам с Мери пришла Ирина.
– Мне надо поговорить с Эли, – сказала она.
Мери встала, Ирина задержала ее:
– Оставайся. В твоем присутствии мне легче высказать свои просьбы адмиралу. Эли, вы, наверно, догадываетесь, о чем речь?
– О чем – не знаю, о ком – догадываюсь. Что‑нибудь, связанное с Эллоном?
Ирина нервно сжимала и разжимала руки. Стройная, быстрая, нетерпеливая, она так напоминала отца, что, если бы одевалась в мужскую одежду, я принял бы ее за молодого Леонида. Я знал, что мне достанется от нее, и готовился отразить упреки.
– Да, с Эллоном! Почему вы так презираете его, адмирал?
Этого обвинения я не ожидал.
– Не слишком ли, Ирина? Мы все – и я, и Олег, и капитаны – с таким уважением...
– Об Олеге разговор особый! А ваше уважение к Эллону – слова, равнодушные оценки: да, необыкновенен, да, пожалуй, гениален, да, в некотором роде выдающийся... А он не пожалуй, а просто гениален, не в некотором роде, а во всех родах выдающийся. Кто может сделать то, что может он?
Разговор становился серьезным, и я ответил серьезно:
– Зато он не сделает многого того, что умеют другие. Невыдающихся на кораблях нет. В поход отбирали только незаурядных. Или, по‑твоему, Камагин – середнячок? Или твоя мать?
– Я говорю об Эллоне, а не о моей матери или Камагине. Он заслуживает душевного, а не равнодушного уважения.
– Чего ты хочешь?
– Почему вы предпочитаете ему дракона? – выпалила она. – Отвратительный пресмыкающийся вознесен выше всех! Дракон еле‑еле заменял МУМ, когда они не работали, а сейчас, когда они правильно функционируют, путает их команды. Он в сочетании с МУМ хуже, чем МУМ одна!
– Один раз машины уже выходили из строя...
– Ну и что? Еще десять раз разладятся, еще десять раз будут восстановлены! Ваша привязанность к дракону оскорбительна! Можете вы это понять?
– Я не могу понять другого, Ирина. Почему Эллон так ненавидит бывшего Бродягу?
– Спросите лучше, почему я не терплю дракона!
– Хорошо, почему ты не любишь Голос?
– Не люблю, и все! Вот вам точный ответ. Он мне был отвратителен еще на Третьей планете.
Он мне был отвратителен еще на Третьей планете. Б‑р‑р! Громадная туша, дурно пахнет!..
– Он изменился с тех пор, Ирина.
– Да, одряхлел, амуры не строит, да и не с кем. Но запах свой принес и сюда. Я пробегала мимо дракошни, закрыв нос, а вы проводили там часы.
– Понятия не имел, что он тебе так неприятен.
– Олегу он тоже неприятен, но Олег уступил, как и всегда во всем уступает вам. А вам плевать, вы считаетесь только с собою!
Я покачал головой.
– Сильное обвинение, Ирина!
– Справедливое! Лусин, кроме пса, хотел взять и двух кошек. Но кто‑то сказал, что вы не терпите кошек. Специально проверяли, так ли. И выяснили – да, недолюбливаете. Лусин и заикнуться уже не посмел о кошках! А вы поинтересовались у кого‑нибудь, нравится ли ему общество огнедышащего динозавра?
– Дракона больше нет, Ирина. Есть мыслящий Голос, координирующий работу двух МУМ. Если координация идет плохо, мы освободим Голос от его нынешней функции и оставим в резерве.
Ирина поднялась. Я задержал ее:
– Ты сказала, что об Олеге разговор особый. Как это понять?
У нее в глазах показались слезы.
– Олег не тот, каким я его раньше знала. Вы первое лицо на эскадре, Эли. Вы подчинили себе всех. Он с этим примирился. Я гордилась им, теперь мне обидно за него. Я ему сказала: мой отец тоже летал с Эли, но не позволял так собой командовать. Олег считает, что я все придумываю.
– Придумываешь ты много, это верно.
После ее ухода я молча шагал по комнате. Мери повеселевшими глазами следила за мной. Я сердито сказал:
– Ты радуешься тому, что возникли свары? Что нашу дружбу с Олегом так превратно толкуют?
Она смеялась так заразительно, что и я захохотал.
– Меня радует, что ты услышал о себе несколько неприятных, но правдивых слов. И я сама много раз собиралась сказать тебе то же самое, но ты каждый пустяк принимаешь так близко к сердцу... Между прочим, кошек я сама посоветовала не брать.
– И напрасно! Я бы перенес кошек на корабле. Примирился бы...
– Вот этого и опасались, что ты заставишь себя примиряться.
– Ладно о кошках, не терплю их! Скажи лучше, что делать?
– Самое важное, что в совместной работе МУМ и Голоса появились рассогласования. Если это правда, то это серьезно.
– Пойду проверять, – сказал я.
В рубке вдоль стен шествовал Граций. Он с обычной неспешной серьезностью выполнял свои новые обязанности. Они сводились пока к беседам с Голосом обо всем на свете и о многом прочем.
– Голос, – сказал я, – как работа с мыслящими машинами?
– Обе МУМ слишком медлительны, – пожаловался он.
– Ты рассчитываешь варианты быстрее?
– Я не так глуп, Эли, чтобы утверждать это. Рассчитывать быстрее МУМ невозможно. Но я уже говорил тебе, что не перебираю варианты. Я сразу нахожу ответ.
– Да, ты говорил. Но как это возможно?
– Варианты появляются во мне сразу. Мое дело – взять верный, а отброшенные даже не проникают в сознание. Я их оцениваю в целом, а не перебором причин и следствий. МУМ еще не вычислила всех вариантов, когда я подсказываю решение. Это немного путает ее работу, но ни разу не направило нас по неверному пути.
Я обратился к Грацию:
– И ты мыслишь готовыми оценками, а не сравнением вариантов?
– Стараюсь, Эли, – ответил он величаво.
Все это было не то и не так, как представлялось Ирине. Я пошел к Олегу. Он повел меня к себе. Я еще не бывал у Олега дома, все встречи происходили в служебных помещениях. Посреди комнаты стоял круглый столик, вокруг него кресла, на стенах висели портреты знаменитых звездопроходцев, среди них и мой.