Я эту арматурину сейчас об твою голову гнуть начну, - предупредил Саныч.
Шум замолк.
- Итак, слушайте меня. Дурость ваша меня порядком допекать начала. Это мое метро. Это мой поезд. Это моя, мать вашу, станция. Кому что не нравится, валите к бениной маме. А если вам тут комфортно и уютно, то сидите и не рыпайтесь. И шутить так друг над другом не надо. И бродить средь бела дня в поисках беды не надо. Ладно, сами сгинете. А как беду сюда приволочете? А? Ваффен!
- Чего…
- Ходил куда?
- Я никуда не ходил. Я на станции был. Родька видела, что я на месте.
- Ладно. Щербатый, ты.
- Я тоже дома сидел. Книжку читал. – Щербатый снова пожал плечами, опустив лицо и поедая обед.
- Клим?
- Чего Клим… - он угрюмо посмотрел на Саныча.
- Шлялся где говорю!
- Я лекарства искал. Язва замучила, спасу нет.
- Нашел?
- Нет, - Клим дернул плечом.
- Погоди, а что за барахло ты тащил? – удивился Жиган.
- Просто барахло, - буркнул Клим.
- Так ты говорил что…
- Да нет там ничего путного, - разозлился Клим.
- Моряк? – Хмурый Саныч повернул голову в сторону бородатого.
- Я в тоннель ходил.
- А за каким хреном?
- Уровень воды смотрел. Не повышается ли. И фон замерял.
- Ну, это конечно дело полезное. И в тоннель ходить не по городу шляться все же.
- Ишь… Герой, - хмыкнул Жиган.
- А ты Жига куда задницу свою волочил?
- Я людей видел.
- Да?
- Да, - Жиган огрызнулся. – Это ведь наш дозорный славный видеть должен был, а не я. Но он так вахту несет, что даже не заметит, как его отпердолили, пока рожать пора не настанет!
- Жиган, да ты полегче! - протестующее воскликнул Шум. – Ты сам-то в дозорах не стоишь!
- Хайло завали! – рявкнул Саныч. – Так откуда и куда люди шли?
- Ну… Трое… По путям. Мимо старого Рыбацкого. Потом на Гоголя свернули. Ну, я их из виду потерял потом.
- А мы же с тобой на Караваевской встретились. – Клим посмотрел на своего товарища.
- Ну да. Ну, так я ведь искал их. А потом этот крендель орать на крыше стал, когда шнобель разбил себе. И мы бегом обратно.
- Шнобель у чурок, - буркнул Шум. – У меня нос.
- Короче, кучка баранов. Меня слушайте. Я больше повторять не буду. Без моего ведома никуда. – Угрожающе произнес Саныч. Затем схватил за шиворот скинхеда. – И сука не спать на посту!
- А ты сам куда ходил, а старый? – Шум вдруг оскалился, показывая покрасневшие от натекшей из носа крови зубы.
- Не твое собачье дело!
Он оттолкнул от себя бритоголового и, усевшись, начал есть.
- Саныч, ну ведь это тоже не дело. Сам бродишь где-то днем, а нам нельзя? – покачал головой Жиган.
- Я сказал. Это не ваше дело. А еще я сказал, если кому что не нравится, то валите отсюда подобру-поздорову. Ясно?
* * *
- Если такое лето холодное, то какой зима будет, а? – вздохнул Ваффен устало глядя в потолок вагона.
- Нда… - буркнул Щербатый, перелистнув страницы проклятой книги про ядерную войну. – Зима термоядерная настает. Вот что. Напророчили-накаркали, писаки хреновы.
Они иногда задерживались в вагоне. Щербатому просто, потому что в вагоне нравилось больше чем в тесном ящике-доме. А Ваффену нравилось быть с кем-то еще, но не в одиночестве. Тем более перед заступлением в дозор на крышу станции. А сейчас именно его очередь. Стуча подошвами своих ботинок, в вагон вошел бритоголовый Шум.
- А вы, какого хрена языки, в задницу засунувши, молчите? Чего меня не поддержали? – зло проворчал он, щупая свой нос.
- А с чего это нам тебя поддерживать? – усмехнулся эстонец.
- Да потому что он достал уже своим мнимым превосходством. А вы овцы…
- Чего ты хочешь, Шум? – Щербатый поднял на него глаза.
- Да достало все это уже. А вас что нет? Сами посудите. В дозор на крышу ходим только мы трое. Саныч не ходит. Клим и Жиган не ходят. Моряк не ходит.
- Ну, ты еще Родьку включи сюда, - усмехнулся Ваффен.
- Да я больной что ли? Понятное дело, она мелкая еще. Но зато на пост иногда пожрать приносит. Вот сухарики мне сегодня принесла. – Он снова пощупал свой нос. – Может это она шнурки… Хотя нет. Она не могла такое сделать…
- Так чего ты хочешь, Шум? – Повторил свой вопрос Щербатый.
- Да пора уже менять что-то. И хватит Санычу уже командовать. Вот чего я хочу.
- Объясняю, для особо одаренных. – Вздохнул Щербатый. – На Климе и Жигане ночные вылазки по поиску жрачки и всего остального…
- Так я тоже иной раз с ними хожу?!
- А толку? Да и не обязывает тебя никто этого делать. Ты сам шарахаться по руинам любишь вот и ходишь. Моряк дозиметром своим полезен. Да и он человек новый и мутный. Вот Саныч и не хочет его в дозор ставить. Но терпит из-за прибора и за то, что мы почти месяц жрали то, что нам моряк тогда принес когда появился. А сам Саныч… Так он тут все своими руками сделал. Ты забыл? И столовую эту облагородил. И отхожее место сварганил. И жилища из деревянных контейнеров. И отгородил станцию от тоннеля и улицы. И печки. Мы ему и так все обязаны. Так зачем ему в дозоры ходить? И почему бы ему тут главным не быть?
- Ну, ты точно базаришь как овца, красавчик, - усмехнулся Шум.
- Да иди ты тогда в жопу.
- Слушайте. Ну, ведь в самом деле, надо что-то менять, а?
- С этим согласен. - Задумчиво кивнул Ваффен. – Нам место обитания менять надо.
- Чего? – Щербатый уставился на эстонца.
- Уходить надо. На юга. Сам говоришь, что ядерная зима настает. А там теплее. Растительная пища. Людей побольше выжило. Вон, в Астрахань, например. Там арбузы.
- Там чурок дохрена, - поморщился Шум.
- Ну, ты же, бесстрашный скинхед, нас защитишь. Нет? – Усмехнулся Щербатый.
- Как же. Защитит он. – В свою очередь усмехнулся эстонец. – Это ведь не толпой в пятнадцать человек забить в переулке своими ботинками одного уставшего от работы гастарбайтера. Там ведь может сделаться реально страшно…
- Ты сейчас, чухон, своими словами подавишься! – рявкнул Шум.
- Я сильно сомневаюсь. – Нахмурился Щербатый. – Слушай. Дружище. Ну не напрягай ты воздух. Иди домой спать.
- Слабаки… Телки… - проворчал Шум и вышел из вагона.
- Надо уходить на юг. – Сам себе прошептал Ваффен и вспомнил вдруг про огромного оранжевого зайца. Который, лежал сейчас, у него в конуре. И естественно, он снова вспомнил про Родьку.
5.
Отчего такое чувство, что все они лукавили? Что происходит вообще с людьми? Саныч заметил, что они все чего-то недоговаривают или?.. Так ведь и он сам недоговаривает.
Родька смотрела в потолок ящика являвшегося ее жилищем. Старику надо отдать должное. Он предоставил ей наиболее комфортное жилище. Большой ящик с примыкающими еще двумя ящиками. Отдельный санузел, чтоб не ходить по нужде с мужиками взрослыми. И отдельное помещение с большой алюминиевой ванной. Чтоб можно было мыться отдельно и, не выходя из своего жилища. Прям квартира с ванной и туалетом. И все это особняком. Подальше от остальных ящиков-жилищ. Чтоб не слышать мужского храпа и мата.
В банке догорала очередная лучина. Родька обычно не засыпала, подолгу пялясь в потолок наструганных досок, пока лучина не потухнет и тьма не позволит ей любоваться хаосом торчащих из досок волокон. Интересно. Оттого что доски такие мохнатые, внутри ящика теплее, чем в том, который из гладких и струганных досок?
Она поежилась в очередной раз на своей койке. Почему-то сегодня эта койка совсем неудобная. Да и вообще день какой-то дурной сегодня. И шутка эта со шнурками… Зря так.