Взял за жопу — и в мешок.
— Так, — подвел черту Аспирин. — Значит, мы приходим себе к бюрерам — кстати, я тут местечко знаю, где они недавно обжились, их там негусто
пока, говорили мне, — включаем эту штуку, ловим двоих и уносим.
— Примерно так, — закивал профессор.
— Заказчику нужна пара, — добавил я, внимательно глядя на Бармаглота. Остальные в общих чертах уже знали, он — нет. И мало ли что мог
придумать.
— Они ж сдохнут, — сказал Бармаглот, начиная, видимо, заранее жалеть бюреров.
— Нет. Бюреры вне Зоны живут, причем достаточно долго, — возразил Петраков-Доброголовин. — Это проверенный факт, другое дело, что никто об этом
пока не писал.
— Хорошо. Я с вами, — сказал Бармаглот, откупоривая себе пиво.
Еще бы он отказался.
Бутылки стремительно пустели, никто уже особо не заботился тем, насколько прожарен шашлык — горячее сырым не бывает. Пауль и вовсе бросил
закусывать, только методично и молча вливал в себя попеременно водку и пиво. Профессор подобрался ко мне поближе и робко потянул за рукав:
— Господин Упырь?
Бармаглот, услыхав этот лингвистический изыск, согнулся пополам от смеха. Ржал он так, что аж задохнулся и закашлялся. Соболь невозмутимо
похлопал его по спине и сказал наставительно:
— Поучился бы лучше хорошим манерам у интеллигентного человека.
Профессор покосился на Соболя подозрительно, но решил не вступать в полемику. Поскольку он настойчиво тянул меня за рукав, пришлось
среагировать.
— Чего? — кратко и невежливо спросил я.
— Вы же обещали мне, что завтра с утра… У меня нет возможности еще раз запрашивать информацию…
Я уставился на профессора недобрым взглядом:
— У вас какие-то проблемы, Петраков-Доброголовин?
— У меня — нет! — испугался профессор. — Но вы… вы же не в состоянии будете завтра… после такого количества… Да еще два дня подряд…
Вся компания грохнула дружным смехом. Я незаметно подмигнул Аспирину и, взяв профессора за верхнюю пуговицу его кацавейки, начал крутить ее,
глядя мутными глазами куда-то в сторону.
— Ты вот что… прохвессор… ты бы выпил, а? А то сидишь букой, не кушаешь. Нехорошо. Сталкеров не уважаешь?
Я нарочито растягивал слова и добавил голосу угрожающих интонаций. Профессор заметно струсил, беспомощно оглянулся вокруг. Ребята, подыгрывая
мне, скроили мрачные рожи и придвинулись поближе. Петраков-Доброголовин заволновался уже не на шутку.
— Господин Упырь! — взвизгнул он. — Вспомните о том, что я ваш заказчик!!!
Я отпустил его пуговицу и миролюбиво сказал трезвым голосом:
— Допустим, господин Петраков-Доброголовин, вы мне пока еще не заказчик. Я от вас, господин хороший, еще пока не получил ни аванса, ни…
— Как это не получали, — заверещал профессор, — а это что?
Профессор обвел обеими руками остатки пикника.
Он был настолько возмущен, что забыл о том, что секунду назад нас боялся. Петраков-Доброголовин
рванулся от меня, оставив в моей руке пуговицу, с мясом, между прочим, и с обидой в голосе продолжил:
— Вот это все, вы хотите сказать, ничего не значит? А графики прохода в аномальную зону? А личное дело из архива?! «Пупырев Константин
Михайлович, Упырь, 36 лет…».
— Стоп! — прервал я его.
Профессор, к его чести, тут же заткнулся.
— Ты что это, шантажировать меня удумал? — спросил я его.
Профессор уставился на меня круглыми от ужаса глазами и почти прошептал:
— Нет. Я… нет… вы меня не так поняли, господин Упырь.
— Не так, говоришь? — спросил я с веселым любопытством, которое напугало его гораздо больше, чем что-либо.
Профессор побелел, оглянулся беспомощно и вдруг, когда я уж было подумал, что он бросится бежать, выкатил грудь колесом и с достоинством
сказал:
— Думайте что хотите, господин Пупырев Константин Михайлович. Но я обратился к вам с серьезным заказом за серьезные деньги. И мне хотелось бы
быть уверенным, в том, что исполнители меня не подведут.
— Ишь! — уважительно крякнул Соболь.
Я прищурился и ответил профессору в его же духе:
— Вы бы, господин Петраков-Доброголовин, лучше беспокоились о том, чтоб ваши серьезные деньги были готовы к нашему возвращению. А уж то, как
будет выполнен заказ, а уж тем более — сколько и как пьют сталкеры — так то не ваша забота.
— Хорошо, — легко согласился профессор. Видать, дошла до него наконец метаморфоза с Упырем, который был в зюзю пьяный, а теперь внезапно
сделался сильно трезвый. — Только вы прибор, пожалуйста, приберите. А то напьетесь да забудете…
Мы снова дружно заржали. А я подумал, что профессор наш не так прост. Не так он прост, этот профессор, точно…
Глава четвертая. Большая прогулка
Не соврали волшебные профессорские бумажки. Периметр был чист, и с учетом постоянных обстрелов регулярные патрули, видимо, утратили
бдительность и то ли спали, то ли дулись в карты, то ли вообще привели баб. Военные вполне могли себе такое позволить, пока их начальство пишет
очередную реляцию в ООН или куда они там их обычно пишут: «За истекший период для санации Периметра израсходовано столько-то тонн боеприпасов…». И
просит привезти еще.
Теплый сыроватый воздух словно звенел в тишине вместе с комарами, в избытке висящими над головой, и я услышал, как вдали открылась
металлическая дверь капонира.
Услышали и остальные — притихли, вжались в траву.
Зазвенела бодрая струя — кто-то из вояк мочился на железяку. Потом громко выпустил газы, удовлетворенно крякнул и, снова лязгнув дверцей,
скрылся внутри. Жизнь у людей была хорошая, наполненная смыслом и мелкими радостями.
— Может, ну его нах, чуваки-и? — спросил Аспирин, думая, видать, примерно о том же. — А завтра на рыбалку лучше… Лягуху обдерем, раков наловим,
сварим с укропчиком… Пивка возьмем…
— Хорош гундеть, — пробормотал Соболь.