Если вы не знаете, как правильно готовить мясную солянку, я вам расскажу. Понятное дело, в походных условиях ее не сваришь — к солянке следует
относиться уважительно, кушать ее несколько дней (на следующий день она значительно вкуснее, нежели только что снятая с огня). Итак, главная фишка в
том, что вам потребуется огуречный рассол. Не кислятина из магазинных корнишонов, а настоящие огурцы, которые делают бабушки из того, что вырастили
собственными руками.
Вот на этом рассоле и нужно варить бульон из мелких кусочков мяса. Лучше пары сортов — говядины и свинины, например. Баранина чуток похуже на
мой вкус, но приемлемо. Когда он сварится (а это час-полтора), добавить томатный соус, нарезанные лук, морковку, соленые огурцы, каперсы, сахар и
соль по вкусу. Перец, понятное дело. Еще минут через двадцать — покоцанную на кусочки ветчину, копченую колбасу, можно еще какую-то мясную фигню
типа даже сосисок. И варить еще минут пятнадцать.
Блюдо должно быть жирное, густое и сытное. Сметанки туда при употреблении, перчика. Если хотите испортить солянку — киньте кусок лимона, в
кабаках всегда так поступают. Сказать почему? Потому что варят не на рассоле и не с теми огурцами.
Вот как-то так.
Пока я так думал о солянке, у меня аж слюнки потекли, словно у Квазиморды. Аспирин тем временем разлил свое варево по котелкам.
— Может, выпьем за знакомство? — предложил неожиданно профессор.
Все посмотрели на меня.
— Что ж не выпить, выпьем, — согласился я. Аспирин тут же добыл флягу, пустил по кругу. Профессору досталось пить после Квазиморды, и он
немного помедлил, но вытереть горлышко рукавом не решился. Соболь глотнул и отправился в охранение — уже как-то так вырабатывалось, что он со своей
артиллерией и прибором ночного видения стал постоянным часовым, раз я тем более гостя принимал. Соболь не возражал, остальные — тоже.
После выпивки, которая была практически символической, принялись хлебать Аспиринов супчик, куда он бухнул две банки консервов, причем одни
консервы были мясные, а вторые — рыбные, а также пару горстей вермишели. В общем, есть это было можно и нужно.
Насытившись, мы дождались, пока свою порцию прикончит Квазиморда: ему из-за проблем с челюстью есть было неудобно и времени уходило больше.
Хлюпал и булькал он тоже неприлично, с рожи текло… Облизав ложку, он наконец вытер ее об одежду (о гигиене представления у Квазиморды имелись такие
же, как об уходе за собственной внешностью), вернул Аспирину и сказал:
— Патронов отсыпьте, а?
Я молча дал ему автоматный рожок.
— Больше никак, брат. Нам еще идти и идти.
— Вот, кстати, спросить хотел, куда вы, собственно, путь держите, — принимая рожок, поинтересовался Квазиморда. — Туриста, что ли, ведете?
— Туриста, — покивал я.
— Богатый, видать, турист, — покосившись на профессора, сказал Квазиморда. — Вон вас сколько его пасет… И пачка толстая.
Петраков-Доброголовин хотел было оскорбиться, но передумал.
— И далеко ведете болезного? — продолжал Квазиморда. — Чего сразу не шлепнете в канавке? Шутка.
Так куда тащитесь?
Спрашивать подобные вещи не полагается, но Квазиморде закон не писан, раз уж его Зона выплюнула в таком виде. Тем не менее я неопределенно
махнул рукой:
— Туда.
— Ага… То есть куда Макар телят не гонял. В неведомые дали. Не спрашиваю, за каким бесом вы туда поперлись — небось надо.
Квазиморда подумал, пощелкал челюстью.
— Ты вот что, Упырь. Вон туда, куда показал, ты лучше не ходи — будешь иметь проблемы. Будут вас кусать, бить и обижать. Не ходите, дети, в
Африку гулять.
— Чува-ак, ты про что?
Аспирин нахмурился, шевеля усами.
— А Тёмные, — бесцветным голосом сказал Квазиморда. — Совсем охренели. Видать, скучно им тут стало, дико — никто давно не ходит. А может, еще
чего. Короче, туда не смотри даже, Упырь. А вот туда, — он показал в сторону покосившейся мачты ЛЭП, едва заметной из оконного проема на фоне
ночного неба, — туда ходи. Лучше уж лишнего пройдешь.
— Под ЛЭП?!
— Согласен, подозрительно. Но безопаснее, я сказал. Хоть и дальше. Все равно бешеной собаке семь верст не крюк.
— Да, прямых расстояний в Зоне не бывает, — вздохнув, пробормотал Петраков-Доброголовин.
— Ишь ты. Понимает, — удивился Квазиморда. — Мне бы еще к пистолету патрончиков. У меня «Макаров».
На обойму к «Макарову» расщедрился Аспирин. Больше мы и в самом деле дать не могли — а на первое время Квазиморде хватит, если, разумеется, не
влезет в уж совсем омерзительное место. Тем более он все едино соврал, что патронов у него нет. Сколько-то да есть, просто решил разжиться. Он в
Зоне почти свой, напрятал, поди, в разных местах трофеев. Стервятник херов. И тем более откупился — указал направление, хотя доказательств никаких
не предъявил. Однако врать он мне не должен, отношения у нас постоянно ровные.
— Слушай, — вспомнил я, — тут еще вот такое дело…
Я рассказал Квазиморде о погонщике, как сумел, описал это угребище. Квазиморда задумался, копаясь в носу. Потом вытер палец о воротник куртки и
покачал головой:
— Не видал такого. Хотя слыхал от одного типа, что появились какие-то прыгунчики, может, они и есть… Ладно, пойду я, что ли.
— Переночуй с нами, — предложил добряк Пауль.
Квазиморда покачал своей изуродованной головой:
— Тесно у вас, людно и носками воняет. Пожрать — пожрал уже, пойду теперь. Гутен нахт.
— И вам, уважаемый, — учтиво сказал профессор.
Квазиморда снова поправил выскочившую челюсть, поднялся, повесил на себя пожитки и убрел в темноту.
— Какой любопытный человек, — заметил Петраков-Доброголовин.
Никто ему ничего не ответил.
Спал я чутко. Снаружи шумел ветер, простучал по крытой рубероидом крыше быстрый крупный дождик. Истошно завопило где-то за забором: съели кого,
что ль. Наконец я уснул покрепче, уже под утро, и меня растолкал Пауль, отдежуривший свое.