— Из-за его характера?
— Отчасти, — сказал он. — Отчасти. Его пылкий и непримиримый характер позволял ему одерживать сокрушительные победы в диспутах с
языческими мудрецами, однако он с таким же неистовством громил и церковные постулаты, упрекая в мягкотелости, терпимости, беззубости… Его
не отлучили от церкви только потому, что тогда такой процедуры еще не существовало, но у многих иерархов церкви и сейчас начинается нервный
тик, когда слышат его имя или приходится читать его работы. Так вот, сын мой, в Храме Истины, можно сказать, одни тертуллианы…
— Ого!
Он вскинул руку.
— Погоди, погоди. Ты же знаешь, что, если бы тертуллианов было слишком много, мир бы рухнул. Только дети искренне верят, что можно
получить все и сразу, но взрослые знают, что, увы, мир тяжел и неповоротлив. Если попросить Тертуллиана помочь вытащить телегу из грязи, он
потянет коня с такой силой, что оторвет ему голову! Ты понял, надеюсь.
— Да понял я, понял, — сказал я с тоской. — Но без тертуллианов телег вообще бы не построили!
— Тертуллианцы, — сказал он, — могут дать несравнимо больше, чем вся церковь… но только такому же, как и они и кто может принять их
дары, не уронив на ноги. Потому я и советую тебе пройти испытания в их Храме… от своего имени, хоть и тревожусь за их исход.
Он оперся обеими руками на подлокотники, напрягся. Я успел подхватить вовремя, и великий инквизитор поднялся, уже снова суровый и с
непроницаемым лицом, чуточку недовольный даже, будто потому, что приоткрылся до такой степени.
Я торопливо преклонил колено и поцеловал ему руку.
— Спасибо, отец Дитрих… Спасибо!
Глава 3
Сэр Жерар, которого я вообще-то привык видеть возникающим на пороге моего кабинета, незаметно сопровождает меня всюду и появляется, как
только начинаю искать его взглядом.
— Ваше высочество?
— Снова не дают поспать сладко, — сказал я раздраженно, — и понежиться на заре под пенье петухов.
— Под пенье петухов? — спросил он. — Вот уж не думал, что под их отвратительные крики кто-то нежится. Или это вы… поэтически?
Подошел граф Фортескью, сдержанный, величавый и внушающий, каким и должен быть глава Министерства по делам иностранных королевств.
— Я бы их всех поубивал, — поддержал он светскую беседу, — но отгоняют нечистую силу, так что пусть орут… э-э… поют. А что стряслось,
ваше высочество?
— Отбуду сразу после коронации, — сообщил я шепотом, — унесся бы и сейчас, но… Из Турнедо я поведу навстречу Мунтвигу те войска, что
расквартированы в королевстве, там самая надежная и боеспособная армия. А также придется забрать армии из Ламбертинии и Мезины, что
вообще-то рискованно.
— Даже очень, — заметил сэр Жерар холодновато.
Я сказал с тоской:
— Надеюсь, скоро получу более подробные данные о Мунтвиге. Мы даже не представляем, что у него за силы! Если подберет всю или почти всю
армию Карла, да еще с собой приведет вдвое больше…
Жерар сказал так же деловито бесстрастно:
— Ваше высочество, я пойду готовить надлежащие указы прямо сейчас.
Я наклонил голову, отпуская, он коротко поклонился и удалился. Фортескью сказал негромко:
— Ваше высочество, с вашего позволения я послал гонцов во все королевства, что окажутся на пути Мунтвига. Как бы они к нам ни
относились раньше, но сейчас это естественные союзники.
— С какими предложениями?
— Союз и взаимопомощь, — ответил он.
— Вы все сделали верно, — сказал я, — и… спасибо, граф.
Он поклонился.
— Ваше высочество?
— Что приняли такое решение, — пояснил я, — не дожидаясь, что скажу я. Министерство иностранных королевств в надежных руках.
Телохранителей в коридоре прибавилось, как и слуг, я прошел к своему кабинету, дверь услужливо распахнули, я насторожился, рассмотрев в
кресле у моего стола мужчину в таком черном плаще, что рядом сама чернота показалась бы белой, на голове такая же черная шляпа с молодецки
загнутыми краями, на тулье загадочно помигивают звезды, а если присмотреться, то можно рассмотреть и спиральные галактики.
Он вскочил, едва не опрокинув кресло, сорвал с головы шляпу и красиво раскланялся.
— Принц… мое глубочайшее почтение…
— Здравствуйте, — буркнул я, — сэр Сатана. Да сидите, сидите! Разве ваша гордыня позволяет вам вскакивать кому-то навстречу?
— Гордыня не позволяет, — ответил он бодро, — а вежливость просто настаивает!.. Ваше высочество, я с глубочайшим сочувствием хочу
выразить искреннее сожаление по поводу… этого случая… с Мунтвигом.
Я сказал саркастически:
— Ну да, можно подумать, что не ваших рук дело. Да сядьте же! А то как издевательство какое… непонятное.
Он опустился в кресло, очень серьезный и растерявший светскую ироничность.
— Моих, — произнес он сдержанно, — или не моих, это ни при чем. Я вовсе не хотел причинять вам не только неприятностей, но даже
беспокойства. Я в восторге от вашего размаха, ваших преобразований… и чтоб все это смахнуть нашествием какого-то северного варвара?
— А как же, — сказал я едко, — насчет вредить всегда, вредить везде, вредить до дней последних донца? Вредить — и никаких гвоздей?
Он усмехнулся, покачал головой.
— Сэр Ричард, вы запомнили обо мне только то, что я, дескать, поссорившись с Творцом, который заставлял нас, ангелов, поклониться
человеку и признать его царем вселенной, поклялся вредить этому самому созданию, чтобы доказать его недостойным такого высокого звания.
Остальное просто пропускаете мимо ушей. Да и то… та информация пришла к вам от моих противников.
— Вас я тоже слушал очень внимательно, — ответил я. — Так что не совсем односторонне, если уж быть справедливым.
— Да? А то, что я для вас то же самое, что и дьявол? И что сижу в аду и тыкаю вилами в бок грешников?
Я ощутил некоторое смущение, все-таки в самом деле долгое время считал примерно так, хотя сейчас понимаю, как это глупо, но выказывать
свои чувства перед Сатаной не стал, еще чего не хватало.
— Но все-таки, — сказал я примирительно, — грешники где-то отбывают наказание?
Он посмотрел на меня с жалостью.
— Вы что, Библию не читали? Я вот, к примеру, ее наизусть помню.