"Фонд поддержки детей-сирот, жертв Третьей Северной войны".
- Какие сироты, дядюшка! Война кончилась двадцать лет назад! Все сироты либо померли, либо давно выросли.
- Тем лучше для сирот. И для фонда.
- Неплохо придумано. А что ты хочешь еще?
- Хочу заняться каналом через перешеек в Новой Атлантиде. Хорошо бы финансирование шло через мой банк.
- Зачем тебе этот дурацкий канал? - удивилась Криспина.
- Большие деньги всегда зарывают в землю, - загадочно отвечал Пизон. .
Глава 8
Игры Легации
"До сих пор не установлено, кто стоит за похищением Триона и бывших сотрудников его лаборатории".
"Взрыв нефтеналивного судна недалеко от Монако угрожает загрязнением всему Лазурному берегу".
"Пятнадцатилетняя девушка споткнулась и упала, врезавшись головой в витрину. Осколок стекла перерезал артерию. Девушка скончалась от потери крови. Количество подобных несчастных случаев с каждым днем возрастает". "Рим засыпает и просыпается под вопли голодных кошек. Пожертвования для животных принимаются в обществе охраны животных".
"Акта диурна", 4-й день до Календ октября*
* 28 сентября.
Сервилия просматривала меню обеда и отдавала распоряжения повару, когда запыхавшаяся служанка сообщила о приходе императора Руфина. Поначалу Сервилия не поверила. Неужели император явился, не предупредив заранее о визите?! Сервилия с утра пребывала в дурном расположении духа, и нежданный визит Августа не улучшил ее настроения. Приход Руфина не сулил ничего хорошего. Матрона поспешила в таблин. Руфин небрежно развалился на покрытом подлинной леопардовой шкурой ложе и листал последний сборник стихов Кумия. Император был в тоге триумфатора, затканной золотыми пальмовыми ветвями. И это тоже не понравилось Сервилии. А еще больше ей не понравилось, что императора сопровождал Элий. Цезарь тоже был в пурпуре. Элий держался не столь по-хозяйски, он даже не присел,
а стоял возле книжной полки, делая вид, что читает вытесненные золотом имена на кожаных переплетах кодексов. Когда Сервилия вошла, Элий поклонился, а император лишь вскинул руку, будто приветствовал не даму, а центуриона преторианцев. Происшедшие с Руфином перемены многих повергли в недоумение. Император выглядел помолодевшим и поглупевшим. И невыносимо самодовольным. Август видел и слышал лишь самого себя. Государственные дела его не интересовали. Даже сообщения о гениях не взволновали. Даже донесения из Персии не встревожили. Руфин вел себя как разбогатевший плебей. Одевался пестро и ярко, где надо и не надо появлялся в пурпуре и золоте, все пальцы его были унизаны перстнями, а глаза - подкрашены. Ходили слухи, что после убийства сына Руфин помешался - отсюда и его решение жениться, и самодовольство, и некая глуповатость в словах и поступках, и нелепые манеры. Сервилия находила эти слухи правдоподобными.
- Твой таблин - прекрасная картина, - император выставил руки, заключая пространство в прямоугольник из пальцев. Подсмотрел жест у какого-нибудь киношника. Голос Августа звучал фальшиво, как голос начинающего актера. Но в последнее время он со всеми говорил только так. - Коричневые и золотистые оттенки. Великолепно! У меня есть несколько картин северной школы, написанной в коричнево-золотистом колорите. Я заплатил за каждую полмиллиона.
- Твоя коллекция восхитительна, Руфин Август! - отвечала Сервилия, при этом краем глаза следя за Элием.
- Картины подлиннее жизни. Смотришь и радуешься, и не живешь. Нежизнь вот радость. - Эти смутные фразы мало подходили к его самодовольному виду. - А мы к тебе по делу, - без всякого перехода сообщил Руфин. - Элий собрался жениться. Мой маленький сынок хочет жениться, - Руфин прищурил один глаз и хитро поглядел на Сервилию. - Жениться - это хорошо. Всем надо жениться. Ты еще не догадываешься, кто его избранница?
Сервилия Кар стиснула зубы, призывая гнев богов на голову хромого калеки.
- Нет, Руфин Август, я не знаю предпочтений Элия Цезаря после того, как Марция Пизон бросила его.
Элий, несмотря на все свое самообладание, изменился в лице. Сервилии показалось, что она почувствовала невыносимую боль Элия. И эта боль ее порадовала. Руфин же просто-напросто не заметил ядовитого, укола.
- Ну как же! - Август расхохотался. - Ведь он спас твою дочку от смерти! Любой бы на его вместе влюбился в эту юную взбалмошную особу.
- Да, я помню, чем обязана гладиатору Юнию Веру и Элию Цезарю.
Она намеренно поставила на первое место гладиатора, а Цезаря лишь на второе, желая унизить Элия. Но цели своей не достигла.
- Юний Вер сделал гораздо больше для спасения Летиции, нежели я, - отвечал Цезарь без тени обиды.
- Я заплатила Юнию Веру миллион. За такие деньги можно сделать очень много.
- А сколько ты заплатила Элию? - ухмыльнулся Руфин. - Ничего? О, конечно, мой сынок Элий бескорыстен. Но он влюблен. В твою дочь. И я, его приемный отец, не могу спокойно смотреть, как он сгорает от любви. - Руфину доставляло радость разглагольствовать об этой вымышленной страсти. - И я прошу твою дочь Летицию Кар стать женой моего дорогого сыночка.
Сервилия ожидала этих слов, но покачнулась, как от удара.
"Как он пронюхал? Не может быть!" - пронеслось в голове. О, если б она могла, какМедуза, обращать людей в камень! Ярости бы ей хватило!
- Я могу сказать нет.
Но Руфин пропустил ее "нет" мимо ушей.
- Пусть сама Летиция даст ответ, как это полагается, - вмешался в разговор Элий.
- Я же говорю, мальчик влюблен, - хмыкнул Руфин.
Император намеренно именовал Элия мальчиком. Если Элий в тридцать два мальчик, то Руфин в свои пятьдесят с лишним - молодой человек. Юлию Цезарю тоже было пятьдесят три, когда он катался по Нилу с Клеопатрой. А Клеопатре двадцать один. Почти как Криспине.
- Летти плохо себя чувствует и не выходит из комнаты, - соврала Сервилия.
"Два придурка, один хромой калека, другой - сумасшедший, неужели вы оба не видите, что ваше время истекло?" - хотелось ей крикнуть в ярости. Сервилия сдерживалась из последних сил.
И тут дверь распахнулась, и в таблин вбежала Летти. В розовой коротенькой тунике, ярко накрашенная, отчего выглядела старше своих лет.
- Приветствую тебя, Руфин Август, и тебя, Элий Цезарь! - Она выкрикнула эти слова слишком громко, потому как задыхалась. Не от бега по лестнице - от волнения.
- А вот и Летиция, - слащаво улыбнулся Руфин. - Прекрасная картина розовое на коричневом фоне. Как розовый фламинго. Мой сыночек воспылал к тебе такой страстью...
"Значит, отважился, - мелькнуло в голове Летиции,- Не любит, но один больше не может. Могу я принять такое или нет?"
Сердце гулко бухнуло раз, другой - и замерло. Комната будто заволоклась туманом. Летти увидела зубец полуразрушенной стены, утыканные стрелами мешки с песком. Белые струйки песка вытекали из дыр, как кровь из ран. Чья-то голова, обвязанная красной тряпкой, приникла к камню. Мелькнули лица - закопченные, грязные, коричневые от загара. Одно - с тонким чуть кривоватым носом, с царапиной на скуле. Она не сразу узнала Элия. В шлеме она видела его, когда-то на арене Колизея, но на Элии не нарядный гладиаторский шлем, а боевой, с вмятинами, не раз выдерживавший вражеские удары. На броненагруднике тоже отметины. Элий подносит к глазам бинокль. Потом поворачивается и что-то говорит немолодому военному в форме преторианца. И тут стрела впивается Элию в шею как раз между нащечниками шлема и броненагрудником...
Летти вскрикнула, будто ее ударил наконечник. Она поднесла руку к шее и вновь болезненно ойкнула - пальцы коснулись синяка, оставшегося от удара Бенита.
- Да... я согласна... - услышала Летиция свой голос будто со стороны.
- Летти, ты еще ребенок, - голос матери был так же далек, как продымленная стена и летящие стрелы. - Ты.