Только, устамши, не рассчитал малость да шибко глубоко выкопал. Я и так, и этак - а вылезти не могу. Фонарь наверху выгорел весь, погас, значится…
-Ну и чего? - прервал Егор вошедшего во вкус повествователя.
-Лег я отдохнуть, - продолжал расписывать могильщик, не обращая внимания на недовольство слушателя. - Земля сырая, холодная - но не шибко, конечно, терпимо. Приятно даже после жары да работы. В общем, только я дух перевел, как вдруг на меня сверху… - эффектная пауза, - черт прыгает! Ка-ак выскочит из-под земли…
-Ты ж сказал, сверху? - не понял кузнец.
-Ну да, - кивнул мужичок. - Могилка-то глубокая получилась. Ты дослушай, не перебивай! Так, значится, выпрыгнул и давай на мне скакать! Весь живот отдавил, чуть дух вон не вышиб! Смотри, весь в синяках… Сам страшенный, жуть! Весь черный, как сажа. Рожа синяя, глазищи - во! Горят, как бешеные уголья в темноте. Волосья дыбом, рога острые. Скачет и приговаривает: кончай пить, кончай пить! А не бросишь, говорит, прокляну - и водка у тебя в горле будет подобна мертвому праху! Так и сказал, не поверишь, мертвому праху…
Могильщик размашисто осенил чело крестным знамением и еще для верности поплевал через левое плечо. (Слева от него как раз рос куст тальника, и Глаша поспешила отскочить подальше.)
-А потом ка-а-ак набросится на меня и давай душить! - со слезой в голосе добавил мужичок, - Едва вырвался, чуть плечо не вывихнул… И что тут делать прикажешь? - с тоской глянул снизу вверх на кузнеца, - Ведь «мертвому праху»!
-Не пей, - коротко сказал кузнец, пожав богатырскими плечами.
-А свадьба как же? - горестно вздохнул тот.
-Тогда пей, - как отрезал Егор Кузьмич. - Но… - поднял он палец перед носом могильщика, - …маленькими глотками и по чуть-чуть. Дабы не подавиться.
Глафира прыснула и зажала рот ладошкой.
-…И хохочет, как сумасшедший. Ржет-заливается, аж прихрюкивает от радости. И чего смешного нашел?.. - пробормотал мужичок напоследок.
И ушел, а кузнец остался стоять в задумчивости. Глаша, сделав вид, что ничего не слышала и вообще собиралась пройти мимо, обогнула тальник.
-Глаш, ты куда? - окликнул ее кузнец.
-По делам! - важно вздернув нос, ответила девица.
-По каким еще делам? Постой! - и ухватил своей лапищей за запястье.
-По важным! Пусти, недосуг мне. К Полине Кондратьевне спешу.
-К Яминой? Да спит она еще, поди.
-Как же спит, если гости у нее.
-Гости? - нахмурился кузнец. - Уж не ваши ли монахи?
-Они самые, - кивнула Глаша, поразившись догадливости друга.
-А ты там на что? - продолжал тот допытываться.
-Как же, - растерялась чуток девица, - помогать! Дедушка вон уехал, а мне присматривать за ними велел.
-Иван Петрович? Куда уехал? Когда?
-С утра пораньше, в монастырь. Сказал только - очень с игуменом повидаться надо.
-Ясно, - вздохнул Егор.
-Чего это тебе ясно? - прищурилась Глафира.
-Ничего, - повесил голову кузнец. - Прийти обещалась, я ждал-ждал… Надумала, куда качели-то вешать?
-Не-а, не успела еще.
Не до качелей пока, после, - отмахнулась Глаша. - Прощай!
-Красивая ты сегодня. Ленту новую вон заплела.
-Ты заметил? - засияла девушка. - Смотри какая - атласная!
Кузнец кивнул и снова уставился на свои лапти.
-Ты только это, того… Хоть они и ученые, да одно монахи. В попадьях, стало быть, не нуждаются. Негоже на грех наводить…
-Да ты чего?.. - Глафира даже лицом потемнела. - Да я от тебя таких слов… Дурак ты! Вот!
Развернулась резко - аж коса змеей взлетела - и ушла, почти убежала прочь.
Правда, тут же вернулась и, не глядя в глаза, выпалила:
-И вообще! Готова поспорить, ты эту фразу все утро придумывал! - больше ничего не сказала.
Глядя ей вслед, Егор задумчиво потер лоб. Снова вздохнул.
Видать, у Глафиры день с утра не заладился.
Старушки у колодца были уже в сборе, все трое что-то горячо обсуждали. Едва завидев спешащую к ним девушку, притихли, поджав губы, и дружно занялись кто рукоделием, кто семечками.
-Доброго утра, бабушки! - вежливо поклонилась Глаша.
-Доброе, милая, - кивнула одна.
-Коль не шутишь, - добавила другая.
-А я к вам за советом…
-Да чего ж мы, старые, знаем? - перебила третья.
-Чего и знали, уж забыли, - покивала другая.
-Вот, нашла я тут, случайно, - пропустив ехидные колкости мимо ушей, продолжила Глафира и представила старушкам полотенце: - Обронил кто, думаю. Или ветер со двора унес, или собаки утащили…
-О, моя пропажа! - воскликнула одна бабка, развернув находку. - Самолично петухов ентих вышивала, как сейчас помню!..
-Давно это было, - заметила другая, пощупав рушник, - Пообтрепался весь уж.
-Ничего! - возразила та, поспешно складывая полотенце. - На что-то да сгодится. Я им сейчас горшки в погребе покрываю. И не собаки его стащили, а внучок мой, Прошка. Ему ведь все, что на дороге валяется, за сокровище сходит. По карманам рассует всякую дрянь и радуется. А карманы от ентакой тяжести рвутся, я штопать не успеваю. Так теперича придумал в узелки все завязывать. Побегает с узелком, побегает, насобирает «сокровищ», а потом за печку спрячет. Сверчок у нас там жил, да теперь не слышно. Видать, придавило чем.
-Так это ты Прошке котомку-то шьешь? - догадалась третья, кивнув на лежащее на коленях рукоделие.
-Ему, басурманину. А то ходит, как голь перекатная. Тьфу ты, господи, позорище. Благодарствую, милая, за заботу!
Глафира опечалилась. Никакого толку от ее находки не получилось. А она ведь так надеялась разузнать что-нибудь дельное.
-Так, бишь, про сокровища, - щелкая семечки, вспомнила одна из бабушек, когда Глафира покинула их общество. - Твой Тишка нынче тоже всю ночь пропадал?
-Угу, явился вместе с солнышком, - кивнула та. - Загодя свечку стянул. Думал, никто не заметит.
-И когда они свой клад найдут! Неделю уж напролет по ночам шастают туды-сюды. Сами не спят и другим не дают, - проворчала несчастная бабка непутевого внука.
-А поутру на завтрак носами в каше спят, - поддакнула третья.
Упомянутый Прошка и сейчас сладко посапывал, растянувшись на теплом песочке под раскидистой вербой.