Дети растут очень медленно, сто лет проходит, пока ребенок доползет до подростка, а потом, как мне кажется, так и остаются вечными
тинейджерами: проходят тысячелетия, в памяти почти ничего не остается, они все такие же беспечные, веселые и легкие, без надлежащей
серьезности.
Сестры, тихо чирикая и прижимаясь к стенам, по одной выскользнули, как рыбки.
Зеленый полог за ними опустился, я сел посвободнее, я же дома, указал кивком на младенца:
– Не разбалуешь?..
– Ну что ты…
– А чего с рук не спускаешь?
– Так она же маленькая…
Я спросил строго:
– Где колыбелька?
Гелионтэль сказала виновато:
– Она не хочет туда…
– Еще бы, – сказал я саркастически, – конечно! И будет настаивать на своем. Но ты должна перенастоять.
– Почему?
– Иначе, – пояснил я, чувствуя себя великим педагогом, – вырастет капризной дурой, а это урон моей почти незапятнанной репутации. Попробуй
докажи, что гены ни при чем? У вас же во всем люди виноваты, как у нас… гм, ладно, давай я сам ее переложу.
Она сказала испуганно:
– Нет-нет, ты обязательно уронишь! Она такая вертлявая… Я сама. Сейчас-сейчас…
Я строго, как Бенджамин Спок, наблюдал за процессом перекладывания, потом по методу Макаренко удерживал Гелионтэль на ложе, когда крохотный
террорист буянил и выдвигал непомерные требования. Наконец оно убедилось, что правительство на уступки не идет, затихло и начало
исследовать место, куда его поместили.
– Вот видишь, – сказал я хвастливо. – Я прям как не знаю хто, все знаю и умею, прям удивляюсь такому чуду без перьев, красивому и умному,
ну прям Изаэль… тьфу, навязло в зубах. Есть хочешь?
– Нет, – прошептала она, – мне так хорошо…
– А мне еще лучше, – сказал я нежно и прижал ее к груди. – Ну, за Астральмэля?
Бобик несколько раз врывался в жилище, весь захэканный и с высунутым языком набок, быстро проверял, не исчез ли я, и снова стремительно
исчезал навстречу требовательным вопликам детворы.
– Видишь, – сказал я неодобрительно, – как влияние улицы перебивает благотворную, хоть и более нудную, как им всем кажется, заботу
родителей. А уж о воспитании и говорить неча!
Она пробормотала счастливо:
– Но у нас все так…
– Среда формирует сознание?
– Да…
Я сказал озадаченно:
– Вот уж не думал, что и у эльфов дворовое воспитание… Хорошо, хоть подворотен у вас нет. Хотя свято место пусто не бывает, у нас вся
страна из оттуда, а если послушать правительство, так и ваще… Это что, уже рассвет? Что за дурная страна!
– Да, мой дорогой конт.
Я пробормотал:
– Да, я еще тот конт. Всем контам конт, такое законтачил…
Она всмотрелась в мое лицо.
– Ты чем-то озабочен?
Я пробормотал:
– Да у нас, людёв, вечные заморочки. Это у вас незамутненное счастье… Из Варт Генца, это такое очень дальнее королевство, слишком уж
отчаянные призывы… от Меганвэйла, сэра Клифона и даже Фридриха Геббеля, которых я весьма уважаю тоже… курьеры, курьеры, десять тысяч
курьеров!
– И тебе надо мчаться на этот призыв?
Я пробормотал:
– У нас, героев, вся жизнь такая. Так что встаю, надеваю штаны и… в путь труба зовет!
Она смотрела большими серыми глазами, как я проделываю все это, свойственное герою, а когда еще и сумел сапоги натянуть самостоятельно,
сказала тепло:
– Пусть весь мир будет к тебе добр, как стал теперь Лес…
– Ага, – откликнулся я саркастически, – он станет! Только и смотрит, как бы лягнуть или укусить.
– Лес?
– Весь мир, а лес тоже хорош. Коряги под ногами, деревья зачем-то растут…
Я крепко поцеловал ее и вышел в сверкающий на солнце яркий мир, где нет темных или мрачных красок, а все искристое, легкое, радостное,
ликующее, будто посыпано пудрой с крыльев молодых бабочек.
Перед Зайчиком колышется, словно лоза на ветру, тонкая фигурка Изаэль, та хитрюга что-то сует моему арбогастру в пасть, а этот предатель
жрет из рук эльфийки с таким аппетитом, словно это я сам даю подковы и гвозди.
Бобик извертелся возле них, то вклинивается между и распихивает, то смотрит в ее лицо с таким видом, словно тоже ждет чего-то вкусного.
Более того, по морде вижу, что уже пожрал, но упорно намекает на добавку.
Я окликнул сердито:
– А ну брысь, шмакодявка!.. Чего мне зверей травишь?
Она обернулась, на меня в высокомерном удивлении взглянули ее огромные прекрасные глаза с длиннющими ресницами, что сразу бросили густую
тень на бледные щеки, но лишь оттенили удивительную синеву гляделок.
– Напротив, – возразил она, – они у тебя умирали с голоду! Я их немножко подкормила.
– Это они тебе такое сказали? – спросил я с сарказмом. – Этот вон жрун уже пузо не может оторвать от земли, а всегда добавки просит! А
благородный конь, глядя на него, тоже превращается в… гм… простолюдина.
Зайчик посмотрел на меня с немым укором в ясных коричневых глазах, фыркнул и отвернулся.
Изаэль отряхнула ладони и растянула спелый рот в чудной очаровательнейшей улыбке.
– Что, – прочирикало оно, – поедем дальше?
Я посмотрел на создание Леса, как дитя на скелет.
– Я-то поеду, а ты иди к маме, пусть она тебе носик вытрет.
– Да мне и ты можешь вытереть, – разрешила она великодушно. – Вытирал же?
– Ты все равно царапалась, – напомнил я.
– Теперь не буду, – пообещала она. – Я такая послушная, я такая лапочка, такая тихая и забитая мышка… А еще я разведчица, помнишь?.. Мне
желательно бывать всюду. Если выпала удача побывать среди ужасных людей и не быть убитой, то… надо пользоваться.
– Что-то больно расхрабрилась, – проговорил я настороженно. – Или ваша королева начала с ума сходить. То полная изоляция, то посылает
ребенка с таким чудовищем…
Она опустила ресницы и почти прошептала смиренно, как тихий зайчик:
– Вообще-то Ее Величество Синтифаэль, рожденная из Солнца и Света… не знает о моем странном желании… Еще не знает.
Я охнул:
– А она знала, что ты пробралась ко мне во дворец в Савуази?
Она еще ниже опустила голову:
– Пока нет.
– Так зачем же…
Она сказала тихо:
– Хотела тебя обрадовать. И посмотреть, как ты… ну, что ты…
Я сказал с жаром:
– Ну ты совсем сумасшедшая!
– Знаю, – прошептала она. – Я одна такая, никто так не делает. Но ты же сказал, что эльфов больше убивать не будут, вот я и рискнула, хотя,
конечно, пряталась и куталась в плащ с капюшоном. Зато какое приключение! И все получилось!
Я пробормотал:
– Даже больше, даже больше…
– Ну так берешь меня?
Она задрала голову и смотрела мне в лицо очень серьезно, но я видел, что это та прежняя хитрая и отважная лисичка, что ходила в моем
кабинете на ушах и хвасталась, какая она храбрая, отважная, лихая, смелая, хитрая, замечательная и вообще золотце.
– Королева точно не знает?
Она опустила голову и пнула ногой землю, как жеребенок копытцем.
– Нет…
– Сумасшедшая, – повторил я с сердцем.