Развалившийся в обитом потускневшей парчой кресле Хогберд при виде хозяйки поднялся и отвесил учтивый поклон. Матильда буркнула что-то приветственное, но руки для поцелуя не протянула – обойдется. Питер любит ее не больше, чем она его, но они в одной упряжке, и никуда от этого не деться. Тягаться с Олларами и Сильвестром можно лишь общими усилиями. Принцесса не сомневалась, что Хогберд спит и видит себя кансилльером, но кансилльером Талигойи может быть только Август Штанцлер.
– Вы хотели меня видеть? – Матильда славилась тем, что всегда брала быка за рога.
– Моя принцесса, знаете ли….
От баронского «знаете ли» Матильду трясло, равно как и от его бороды. Впрочем, без бороды Хогберд был еще хуже. Когда пять лет назад Питер впереди своего визга примчался в Агарис, его лицо покрывала короткая пегая щетина. Борец за свободу Талигойи, удирая, озаботился побриться. Разумеется, во имя Отечества, которое не перенесло бы гибели Питера Хогберда.
– Пока, барон, я ничего не вижу. Садитесь и рассказывайте. Вина хотите?
– Благородная Матильда, я осмелился презентовать вам дюжину бутылок белого кэналлийского. Они уже в буфетной. Поставщик уверяет, что это особенная лоза. Зная вас как знатока…
Матильда Ракан в вине и впрямь разбиралась. Так же, как в политике, оружии и лошадях, а вот дела, извечно почитающиеся женскими, ее раздражали. Отказываться от подарка и выставлять на стол более чем посредственное винишко было по меньшей мере глупо, оставалось поблагодарить услужливого барона.
– И что скажет благородная Матильда?
Белое оказалось очень и очень неплохим, хотя в Кэналлоа делали вина и получше.
– Неплохо, но для кэналлийцев не предел. Эр Питер, давайте начистоту. Что случилось?
– Мне, право, неприятно, но это касается нашего дорогого Альдо.
С какой это стати Альдо стал «его дорогим». Внучок, конечно, еще тот обалдуй, но коня от борова отличит. Потому и спелся с Эпинэ, а Хогберда на дух не переваривает.
– Что натворил мой внук на этот раз?
– О, к счастью, ничего непоправимого. – Питер достал сплетенный из серебряной проволоки кошель с рубиновой застежкой. Откуда у прибежавшего в Агарис чуть ли не в чем мать родила Хогберда деньги, Матильда не знала, но барон как-то сумел поправить свои дела, недаром на его гербе красовался цветок тюльпана, из которого сыпались золотые монеты.
– Уже легче, – принцесса по-мужски стремительно осушила бокал, – и что мне предстоит исправить?
– О, ровным счетом ничего. Все уже исправлено, – Питер извлек из кошеля старинные четки темного янтаря, – я выкупил их у гогана.
– За сколько?
– Неважно. Пусть эрэа позволит мне оказать маленькую услугу дому Раканов
– Сколько? – угрюмо повторила Матильда.
– Ну, если эрэа настаивает…
– Настаиваю!
Как же это некстати…. Но придется раскошелиться. Есть люди, быть обязанным которым неприлично. Вот от Эпинэ можно принять любую помощь, но бедняга Иноходец сам без гроша. Что поделать, если честь и золото друг друга терпеть не могут.
– Двадцать шесть вел[57], – потупился Питер. – Гоган знал, что у него в руках фамильная реликвия…
Двадцать шесть вел?! Это значит, до лета в этом ломе мясо увидит только Мупа. Да пропали они пропадом, эти четки! Матильда сама потихоньку спустила почти все свои девичьи драгоценности, и не ей пенять Альдо. А брошка ей все равно надоела…
– Я пришлю вам деньги завтра же.
А брошка ей все равно надоела…
– Я пришлю вам деньги завтра же.
– Эрэа…
– Барон Хогберд, – принцесса поднялась, и визитер был вынужден последовать ее примеру, – я благодарю вас за оказанную услугу, но дайте мне слово, что больше не станете, – Матильда замялась. Хотелось сказать «лезть не в свое дело», но Хогберд был хоть и поганым, но союзником, из которого не следовало делать врага, – не станете рисковать своим имуществом ради спасения нашего.
– Мне бы не хотелось…
– Если вы и впрямь служите дому Раканов, просьба сюзерена для вас закон.
– Повинуюсь, эрэа. Слово Человека Чести.
Да. Питер Хогберд – Человек Чести. По рождению. Только вот честь и рядом с ним не лежала, даже странно, что он в родстве с Окделлами.
– Еще раз благодарю вас, барон.
Слава Создателю, ушел… Любопытно, чего он хотел – оказать услугу или заработать. С Хогберда станется выкупить янтарь за двадцать, а «вернуть» за двадцать шесть. Одна радость, что в доме появилось приличное вино, хотя вряд ли его хватит надолго. Вдовствующая принцесса Матильда пропустила еще стаканчик и решила поговорить с Альдо.
Поднимаясь по лестнице в башенку, где обитал внук, почтенная дама наступила на собственный подол, раздался треск разрывающейся материи. Этого еще не хватало! Опять деньги на ветер. Помянув Разрубленного Змея со всеми родственничками по женской и мужской линиям, одним из которых, без сомнения, был Питер Хогберд, принцесса ввалилась к любимому внуку.
Альдо лежал на кровати с какой-то книгой в руках, которую при виде бабушки торопливо сунул под подушку. Матильда представила, о чем парень читал, и с трудом подавила смешок.
– Чего хотел от тебя этот боров? – осведомился внук, не простивший Питеру ни его трусости, ни его богатства.
Вместо ответа принцесса бросила на стол злосчастные четки.
– Это удовольствие обойдется нам в двадцать шесть вел.
Альдо присвистнул.
– Я продал их за десять.
– Твою кавалерию! – Бабушка была скорей восхищена, чем возмущена
– Матильда, я давно подозревал, что там, где пройдет Хогберд, гогану делать нечего.
– На что тебе не хватало? – поинтересовалась вдовица, усаживаясь на кровать и стаскивая со стриженой головы осточертевший парик.
– На все… Сил не было смотреть, как Робера морковкой кормят. Решил сводить его поужинать.
– Правильно, – с ходу согласилась Матильда, – друзей надо кормить, и за все надо платить. Теперь морковку будем жрать мы.
– А вот и нет, – рассмеялся Альдо, – мы с Робером разбогатели.
– Вы с Робером? Не верится что-то… Купцы из вас никакие, душу Зеленоглазому и то не продадите.
– А мы не торговали. – засмеялся Альло, – мы в кости играли. Вернее, играл Робер и выиграл целый корабль… Со всем товаром. Мы его тут же гоганам сплавили. Продешевили, конечно, но все равно двадцать шесть вел для нас теперь не деньги!
– Погоди, друг любезный, – перебила вдовица, – я понимаю, что вы с Иноходцем друзья, но жить за его счет мы не можем.
– Как это за его? – вскинулся внук, но быстро одумался. – Ну… Не все ли равно! Если б выиграл я, я бы…
– Ты бы… – хмыкнула Матильда, – ты выиграй сначала, а потом мы – другое дело. Эпинэ – наши вассалы, мы их кормить можем и даже должны, они нас – нет…
– Матильда, ты не понимаешь.