А впрочем, очаровательный человек.
— И что же очаровательный человек сказал вам по поводу вашего желания купить Ассалах?
— Что согласиться на наш вариант значит продать родину за банку сметаны.
— И что же? Можем собрать чемоданы и уезжать?
— Не совсем. Господин Шаваш намекнул, что он готов продать родину за банку сметаны, если банка будет большая.
Уэлси хмыкнул.
— Что я мечтаю, — сказал он, — что когда-нибудь Комиссия по ценным бумагам и рынкам капитала позволит завести в балансе графу: «на взятки чиновникам развивающихся рынков» — и что деньги из этой графы будут списаны с налогов…. Сколько он просит?
— До конкретных цифр дело не дошло.
Бемиш помолчал и продолжил:
— Акции компании фантастически недооценены. И потом, деньгами я ему не дам. Пусть покупает ордера акций (ордера акций (варранты) — ценная бумага, которая дает ее владельцу право на приобретение в будущем акций компании по заранее фиксированной цене. В случае, если акции компании идут вверх, владелец варранта получает прибыль, зависящую от разницы между ценой акций, зафиксированной варрантом, и рыночной ценой акций: понятное дело, что на развивающемся рынке обе цены могут различаться в сотни, если не в десятки тысяч раз Ордера акций, понятное дело, стоят очень дешево по сравнению с самими акциями. — Прим. авт.), хотя бы будет заинтересован в том, чтоб компания действительно встала на ноги.
— Но вам что-то не нравится?
— Шаваш не является директором компании.
— Здравствуйте, — изумился Уэлси, — как это не является? На всех бланках написано: Шаваш Ахди, директор государственной Ассалахской компании…
— Это плохой перевод, Стивен. Компания не «государственная», а «государева». Чувствуете разницу? На вейском нет двух разных слов для обозначения «государя» и «государства», это просто два залога одного и того же существительного, — у них есть залоги существительных, такой вот язык. Поэтому там, где нам переводят «государство назначает», — написано «назначает государь». Государь лично назначает и сменяет президента компании, государь лично утверждает финансовые проектировки.. А если государь не утвердит план эмиссии? Плакала наша сметана…
— Гм, — сказал Уэлси, — судя по тому, что я слышал о здешнем государе, он не то чтобы проводит время над проспектами эмиссий денационализируемых компаний. Говорят, у него семьсот наложниц…
— Да, но это не гарантирует, что какой-нибудь чиновник, который терпеть не может Шаваша, не пойдет к государю и не разъяснит ему про банку сметаны.
— Джайлс из «Ай-Си» сказал, что без взятки Шавашу мы не добудем даже бумаг на предварительный осмотр космодрома, — задумчиво добавил Уэлси.
Бемиш разозлился:
— Что такое эта «Ай-Си»? Никогда ничего не слыхал о такой компании.
В этот миг раздался стук в дверь.
— Войдите, — крикнул Уэлси.
На пороге образовался мальчишка с карточкой на мельхиоровом подносике. Мальчишка, по местному обычаю, встал перед чужеземцем на тощую коленку. Бемиш взял карточку. Мальчишка сказал:
— Господин хотел бы позавтракать с вами. Господин ожидает внизу, в холле.
— Сейчас буду, — сказал Бемиш.
Мальчишка, пятясь, вышел. Бемиш торопливо засовывался в штаны и пиджак. Уэлси взял карточку.
— Киссур, — прочитал он. — Ого! Это тот государев любимчик, который спер у Ванвейлена бомбардировщик и устроил бойню над столицей, а потом на Земле спутался с анархистами и ЛСД? Где ты связался с этим наркоманом?
Бемиш обозрел в зеркале свой синяк.
— Наркоманы, — сказал Бемиш, — так не дерутся.
* * *
Теренс Бемиш спустился вниз.
Киссур, худощавый, улыбающийся, сидел на капоте машины. На нем были мягкие серые штаны, перехваченные широким поясом, вышитым серебряными акулами, и серая же куртка. В разрез куртки было видно толстое ожерелье из оправленных в золото нефритовых пластин, — ни дать ни взять воротник. Наряд, по современной моде, не очень бросался в глаза, если не считать ожерелья и перстней на пальцах. Бемиш невольно поморщился и потрогал скулу в том месте, где перстень Киссура содрал ему кожу.
— Привет, — сказал Киссур, — господин генеральный директор! В жизни не видел генеральных директоров, которые так дерутся! Или вы какой-то особенный?
— Особенный, — согласился Теренс Бемиш.
А Киссур обнял его, хохоча, посадил в машину и завел двигатель.
— Что вы видели в нашей столице? — спросил Киссур.
— Ничего.
— Так-таки ничего?
— Ну, открытки в холле гостиницы, — сказал Бемиш. — И там же — предупреждение: не есть на базаре жареных речных кальмарчиков, если эти кальмарчики с левой реки, куда теперь «впадает» кожевенный комбинат.
— Понятно, — сказал Киссур, — тогда поехали.
Они проехали над рекой по синему лакированному мосту, запруженному торговыми столами и народом. Киссур остановился на мосту около лавки, где продавались венки, купил три штуки, — два он надел на шею себе и Бемишу, а третий, немного погодя, оставил в храме Небесных Лебедей.
После этого Киссур повез Бемиша по городу.
Город, еще не виденный Бемишем, был прекрасен и безобразен одновременно. Луковки храмов и расписные ворота управ сменялись удивительными пятиэтажными лачугами, выстроенными из материала, который Бемиш не решился бы употребить даже на картонный ящик; горшечники на плавучем рынке продавали чудные кувшины, расписанные цветами и травами, и пустые радужные бутылки из-под пепси-колы. По каналу весело плыли дынные корки и пестрые фантики, остатки всего, что произросло на Вее и что приехало с небес, всего, для чего нашлось место в ненасытном чреве Небесного Города и для чего не нашлось места в слабых кишках его канализации.
Они посмотрели на базаре ярмарочных кукол, которые, кстати, давали представление на сюжет нового популярного телесериала, знаменуя тем самым сближение культур, покормили священных мышей и побывали в храме Исии-ратуфы, где каменные боги, одетые в длинные кафтаны и высокие замшевые сапоги, кивали просителю головами, если тот бросал в щелку в стене специально купленный жетончик.
Киссур показал землянину чудные городские часы, сделанные в самом начале царствования государыни Касии. Возле часов имелось двадцать три тысячи фигурок, по тысяче на каждую провинцию, и все они изображали чиновников, крестьян и ремесленников, и все они вертелись перед циферблатом, на котором была изображена гора синего цвета. Бемиш спросил, почему гора синяя, и Киссур ответил, что это та самая гора, которая стоит на небе и имеет четыре цвета: синий, красный, желтый и оранжевый. Синей своей стороной она обращена к Земле, в силу чего небо и имеет синий цвет. А оранжевым своим цветом она обращена к богам, в силу чего небо над тем местом, где живут боги, оранжевое.
Это была довольно обычная культурная программа, если не считать того, что директора скромной компании, зарегистрированной в штате Дэлавер, США, Федерация Девятнадцати, сопровождал один из самых богатых людей империи.
Напоследок Киссур остановился у храма на одной из окраин. Причина, по которой Киссур это сделал, заключалась, видимо, в том, что к храму вела лестница в две тысячи ступенек. Киссур побежал по лестнице вверх, и Бемиш приложил все усилия, чтобы не отстать.