Но я не думаю, что меня станут убивать прямо в день моего приезда. Или ты полагаешь, чем скорее, тем лучше...
- Вы шутите, монсигнор.
- Нет, я не шучу... Но меня никто не убьет. Не сможет. По крайней мере, не сейчас. А вот ты, Шани... Стефан очень привязан к тебе и к Белинде. Я думаю, девочке будет хорошо в Эланде...
- Монсигнор...
- Я почти двадцать лет был монсигнором, но сейчас, похоже, мне придется вновь стать маринером. Хотя бы наполовину.
- Но... Зачем вам нужно, чтобы Бельчонок уехала с вами?
- Сам не знаю. Просто в голову пришло. Мне вдруг показалось, что так будет лучше. Если ты всерьез решил меня сопровождать, то я иду к себе. Негоже “монсигнору” появляться на Великом Приеме в дорожном платье. И все-таки подумай. Белинде будет интересно увидеть море.
- Я подумаю...
- Это правда?! Вы уверены? - Стефан не сводил с Романа горящего взгляда.
- Уверен настолько, насколько можно в наше время быть хоть в чем-то уверенным. Я думаю, у вас есть шанс, принц, но пусть это будет нашей тайной.
- Конечно. Вы просто дали мне какое-то снадобье...
- ...а Иннокентий его освятил и отслужил девять молебнов о твоем здоровье.
- Правильно, - Стефан неожиданно звонко рассмеялся, закинув назад красивую темноволосую голову, и в этот момент стал поразительно похож на Рене, - пусть после такого чуда попробуют заменить его на этого несносного Тиберия! Или Таисия.
- А эти кто такие?
- Первый - напыщенный дурак. Второй - фанатик. В худшем смысле этого слова. Ему по ночам, видите ли, святая равноапостольная Циала является и учит бороться с ересью.
- Какая гадость...
- Да уж... Но чудеса ему не по плечу, так что мы их всех обставим. Но Руи... То есть мой дядя должен знать все.
- Разумеется. Герцог - замечательный человек.
- А вы его давно знаете?
- Несколько дней, но за это время произошло достаточно, чтобы понять, что из того, что говорят о нем, - правда, а что - идиотские сказки.
- Я много слышал о вас, Роман Ясный, но никогда не думал, что именно вы дадите мне надежду. Но человеку всегда мало того, что он получил. Мне хотелось бы услышать ваши песни.
- Прямо сейчас? Что ж, это будет неплохим завершением вечера.
- Нет, Роман, Рене хотел видеть вас на приеме, и он прав. А вот завтра... Я думаю, мой дядя не откажется посидеть с нами.
- А вы тонкий политик, принц.
- Лучше Стефан.
- Хорошо. Пусть будет Стефан. Правду говорили, что вы будете достойным королем. Разумеется, Рене с моей помощью попробует вас развлечь, а если я буду не только петь, но и говорить, это никого не касается.
- Значит, до завтра? Спасибо вам.
- До завтра. - Роман вышел через ту же дверцу, через которую их впустил старый слуга. Очевидно, тот уже что-то знал, потому что в глазах эландца светилась такая радость, что Роману стало неловко. Он непроизвольно сжал руку старика и шепнул:
- Все будет хорошо, только пока это тайна.
- Понимаю, господин либр. Да хранят вас Великие Братья.
- Мне нужно попасть в Большой Зал.
- Можно по Красной лестнице, а можно через сад.
- Лучше через сад.
- Тогда пожалуйте по этому коридору до конца, там будет дверь, а там уж сами увидите. Огни зажгли, музыка такая, что не ошибетесь.
- Спасибо, друг. Береги Стефана.
- На пороге лягу...
Роман вприпрыжку сбежал по крутым ступенькам, на сердце было тревожно, но весело. Он сделал шаг к разгадке тайны и нашел друзей, которые, когда будет нужно, встанут рядом с ним. О такой удаче он не смел и мечтать. Правда, и дело, что им предстояло, было не из легких, но сегодня бард не желал думать о грустном и страшном. Для этого будет время - завтра, послезавтра, через месяц, через год. Впереди много боли и ужасов, но эта ночь его!
Сад был полон дурманящих весенних запахов. Влажная после недавнего дождя листва блестела. На лоб Роману упала прохладная капля, и он засмеялся от неожиданно охватившего его счастья.
На лоб Роману упала прохладная капля, и он засмеялся от неожиданно охватившего его счастья. Ему хотелось петь, дурачиться, целовать девушек. Нагнувшись, эльф сорвал бледный гиацинт и прикрепил к колету. Сладкий аромат цветка вызывал воспоминания - пение соловья, темные локоны... Это было прекрасно, но впереди ждет еще лучшее. Менестрель прислушался - звуки скрипок и флейт указывали дорогу вернее любой тропинки, и эльф пошел напрямик, гибкими текучими движениями уклоняясь от нависающих мокрых веток. Ни одна кошка не могла проскользнуть так легко и незаметно, как это делал Роман Ясный. Неудивительно, что две юные особы, занятые очень важным для них делом, ничего не услышали.
Роман остановился, заметив две притаившиеся в тени фигурки, и осторожно отступил за кусты цветущего барбариса. Девушки вполголоса яростно спорили. Бард хотел тактично удалиться, но в разговоре мелькнуло имя Рене, и либр прислушался.
- Ты уверена, что он из свиты герцога? - Голосок был звонкий, совсем детский, но его обладательница обращалась с собеседницей как с несмышленышем.
- Уверена, он ехал рядом с герцогом, но его здесь нет, - в тоне слышалось горькое разочарование.
- Но герцог пришел один. И не было с ним никаких рыцарей, я спрашивала. Только воины из свиты, и все они уже тут бывали. Новенький только один, но он курносый и белобрысый.
- А у того были золотые локоны, и он был в синем плаще.
- Но у людей Рене плащи темные с серебряным подбоем и на них знак Полнолуния.
- У того был белый цветок, но он друг герцога. Белочка, он должен быть где-то здесь.
За спиной раздалось вежливое покашливание, и собеседницы резко обернулись и замерли, напомнив потревоженных котят. На залитой ярким лунным светом поляне стоял молодой рыцарь в серебристом бархатном костюме и коротком ярко-синем плаще. На груди у него красовался белый цветок, светлые волосы трепал весенний ветер. Незнакомец склонился в изящном поклоне:
- Сударыни! Умоляю вас простить меня, но мне показалось, что у вас ко мне какое-то дело. Чем могу служить?
Девушки молчали. Одна, постарше, смотрела на него с такой мукой в огромных темных глазах, что Роман растрогался чуть ли не до слез. Он узнал ее. Эта она подносила гостям вино на площади у ратуши, но в ночном саду таянка выглядела еще очаровательнее. Вторая была скорее подростком, чем девушкой. Большеротая и глазастая, рядом с красавицей-подругой она казалась лягушонком, но это ее не смущало.
- Так это она тебя искала? - заявило чудо с растрепанными волосами. - А ты действительно очень красивый. Ты рыцарь?
- Я - либр, сударыня.
- А у герцога ты что делал?
- Монсигнор удостоил меня своей дружбой, моя госпожа. Разрешите представиться - Роман че Вэла и Пантана.
- Так это ты? А я много твоих песен знаю, но я думала, что ты - старый или даже уже умер. Ой, я не должна была так говорить... А Марита в тебя влюбилась. Это вот она Марита. Она моя тетя, если смотреть по матери, но ее отец, мой дедушка, говорит, что ей в замке не место. А мы с отцом думаем, что он дурак. То есть это я думаю, что он дурак, - поправилась девчонка, - а отец просто говорит, что он не прав и что его скромность хуже гордости. А я Белинда-Лара-Эттина, графиня Гардани, но можно меня звать просто Белка.
Во время этого темпераментного монолога Роман не мог отвести глаз от замершей Мариты, казавшейся прелестным мраморным изваянием, и только тоненькие руки теребили ветку жасмина.
Днем она не показалась ему и вполовину такой прекрасной. Девушка могла поспорить красотой с эльфийками, но в отличие от них казалась удивительно хрупкой и беззащитной. Ее прелесть была прелестью цветка или бабочки, которым Творец сулил недолгую жизнь, в то время как Бессмертным больше подходили сравнения со звездами или драгоценными камнями.
Усилием воли Роман вернулся на землю. Белка продолжала трещать, в лицах изображая, как Марита прибежала в замок, чтобы разыскать прекрасного рыцаря.